Все имена, кроме персонала дома-интерната в публикации заменены вымышленными.
Ак-Суйский женский психоневрологический дом-интернат. Здесь нет ни Марии-Антуанетты, ни королевы Марго, здесь нет девушек, которых рвутся спасать мифические женихи. Здесь нет принудительного лечения, нет изоляционных камер, смирительных рубашек, сильнодействующих психотропных препаратов, сырых полуподвальных помещений, в которых, как в кинофильмах, содержат особенно буйных. Медицинское учреждение в Ак-Суу не является лечебницей в общепринятом смысле этого слова. В интернате содержатся люди, которые уже, практически, неизлечимы.
Врачи интерната, в свою очередь, не являются эдакими повелителями безумия, полусумасшедшими фанатиками, готовыми до смерти замучить своих пациентов, здесь не проводят опытов над человеческим разумом, не препарируют мозг, и самая болезненная процедура в здешних стенах — обезболивающий и успокаивающий укол.
В репортаже корреспондента K—News впечатления и рассказ об одном дне пребывания в Ак-Суйском женском психоневрологическом доме-интернате.
Начнем с того, что в 1953 году в Теплоключенке был основан Дом престарелых и инвалидов. Тогда пожилые люди жили в строениях барачного типа. В 1988 году, после строительства трехэтажного корпуса, дом для престарелых был перепрофилирован в психоневрологический интернат.
Сейчас обитателями дома являются 218 человек.
Обо всем по порядку. В интернате формально существует распорядок дня, утром — подъем, после обеда — тихий час и вечером — отбой. Но понятно, что жильцы его совершенно игнорируют, исправно являясь только в столовую во время завтрака, обеда и ужина. Все остальное время женщины предоставлены сами себе. Под пристальным наблюдением санитарок больные занимаются своим туалетом — здесь не запрещено пользоваться косметикой. Кто-то копается на приусадебном участке, кто-то вышивает, рисует, занимается уборкой своих комнат, смотрит телевизор, или просто гуляет по территории. Все на первый взгляд буднично и обыденно. Но…
«Ты когда шел, по телефону разговаривал, одна женщина за тобой шла. Мы еле успели от тебя оттащить. Ты даже не заметил! Будешь ходить только в сопровождении сестер или врачей», — сказала укоризненно одна из сестер, обращаясь ко мне.
Действительно, ходить по территории интерната человеку постороннему, без сопровождения врачей — небезопасно. Как заметили врачи среди больных, есть особо нервные женщины, которые могут в любую минуту, беспричинно проявить агрессию, причинить вред себе и окружающим. Предсказать когда начнется приступ невозможно. Медики могут лишь выделить, так называемое, весеннее и осеннее сезонное обострение. У психических болезней не существует срока давности, и те, кто попал в Ак-Суйский интернат, будут здесь и похоронены.
«За те 10 лет, которые я являюсь директором, было всего 2 случая, когда родственники забрали с собой больных навсегда и они не являлись опасными для окружающих. Всего за годы моей работы здесь умерло 68 человек. Большинство из-за сопутствующих болезней и старости. Часто к нам поступают бомжи, алкоголики, а такие, кроме соответствующего диагноза, доставляются уже безногими, с отмороженными ступнями, с раком или туберкулезом. Это лежачие больные, их у нас 47 человек», — рассказала директор интерната Нарынкуль Усенбаева.
Так называемые «лежачие» размещены на первом этаже интерната, рядом с лечебной частью. Всех их периодически на инвалидных колясках вывозят на солнце. По словам врачей, ни у одного инвалида нет пролежней, хотя среди них есть такие, которые лежат неподвижно, имея злокачественные опухоли. В помещении отсутствует специфический запах.
На втором и третьем этаже здания живут те, кто способен передвигаться самостоятельно. В комнате размещены не больше трех человек, а иногда, по желанию, больной живет один и обустраивает свою палату на годы, десятилетия, придавая уют и подобие домашнего очага. В стандартное убранство комнаты входят цветы, различные сувениры, цветастые шерстяные пледы и такие же аляповатые паласы, китайский, недорогой цветной телевизор, DVD – проигрыватель, иногда магнитофон. На полках в комнатах множество различных дисков с кинофильмами. Вычитывая обложки, приходишь к выводу, что жители дома предпочитают смотреть индийские мелодрамы, кыргызские фильмы, или просто клипы. Однако, не все комнаты одинаковы, в некоторых из мебели только кровати и тумбочки. Аппаратура куплена на пособие, которое составляет 400 сомов.
«Родственники или родные навещают наших больных очень редко. В основном у нас живут те, от кого навсегда отказались родители. В нашем интернате находятся девушки от 18 лет, есть 11 старушек старше 64 лет. Самая многочисленная возрастная группа от 35 до 59 лет, таких 138 человек. В нашем интернате самым распространенным диагнозом является олигофрения – у 82 женщин, а диагноз шизофрения – у 74. Далее в порядке убывания женщины с умеренной умственной отсталостью, эпилептики, подопечные с синдромом Дауна», — заметила Нарынкуль Усенбаева.
Если полистать истории болезней, то можно обнаружить, что среди подопечных больницы есть однофамильцы. Однако, это не простая случайность и совпадение. К примеру, в Ак-Суу с 18 лет живут две сестры, с диагнозом олигофрения в стадии глубокой имбецильности. Диагноз был поставлен сразу после рождения девушек в 1970 году.
«К нам они поступили в 1989 году. По всей видимости, у них была сильно выпивающая мать. По рассказам коллег из детского психоневрологического дома-интерната, девушки буквально ненавидят свою мать. Есть случаи, когда вполне нормальная женщина поступила к нам после неоднократных избиений мужа, супруг-изверг после родов выгнал ее совершенно голой, с младенцем на мороз. В нашем доме также живут мать и дочь. У матери диагноз – шизофрения, у дочери – глубокая умственная отсталость.
Причина в плохой наследственности: родители пьют, заболевают, а затем болезнь передается следующему поколению, может передаться через поколение. Никто от этого не застрахован. В 70% процентах случаев, шизофрения передается по наследству или это следствие тяжелой черепно-мозговой травмы, возможно, полученной десятки лет назад. Причиной заболевания может стать непрекращающейся стресс, острые переживания, апатия, эмоционально пережитое событие, смерть близких. У данной группы лиц, заболевания классифицируются, как приобретенные», — рассказала директор Ак-Суйского психоневрологического диспансера.
Работницы интерната рассказали, что их подопечные не всегда держат эмоции в себе, и свидетельство тому, частые приступы, которые могут сопровождаться не только криками, слезами, но и глубокой апатией. Сестры разрешили провести беседу с жительницами дома, которые охотно идут на контакт.
Когда идешь по коридору, только и успеваешь отвечать на приветствия обитателей интерната. Большинство искренне улыбаются, здесь рады каждому новому лицу. Но при этом, персонал дома-интерната сразу же предупредил, что меня будут одергивать, когда больной потенциально может быть опасным, когда нужно перестать задавать вопросы, или когда женщины начинают банально врать.
«Мне 2 года, дай конфетку», — совершенно серьезно заявила мне одна из пациенток. Другая совершенно серьезно уверилась, в то, что я приехал ее с собой забрать. Больные могут вполне искренне сказать, что не ели трое суток, рассказать о родственниках, о вымышленных детях, о которых они, как и любые другие женщины мечтают.
«Иногда, больные просто не хотят вспоминать о прошлом. Некоторые с этим успешно справляются. У нас есть подопечные, которые убили своих близких. Был случай, когда родственники под расписку забрали у нас девушку, которая уже дома совершила жестокое убийство, хотя здесь она была вполне безопасна в общении», — вставила одна из сопровождающих меня сестер.
В доме-интернате живут преимущественно кыргызки – 121 человек, русских – 68. Первыми моими интервьюируемыми стали две русские женщины. На первый взгляд они вполне нормальные.
«Я считаю, что главное, чтобы человек был нормальный, главное, это хорошее человеческое отношение. Ведь психическое заболевание самое тяжелое. Например, зуб можно вырвать, а мою душу никак», — печально рассуждает вслух Марина. Можно ли принять эти слова за бред сумасшедшего? Вряд ли! Тем не менее, врачи поставили Марине, уроженке города Ош диагноз — параноидная шизофрения, и как следствие склонность к суицидам.
«Первый раз повесилась через неделю после свадьбы, потом отошла. Вообще три раза пыталась покончить жизнь самоубийством. Проходила курсы лечения в Бишкеке, Бухаре, Чым-Коргоне, сейчас живу здесь. В клиниках нахожусь с 18 лет, сейчас мне 52 года. Между курсами лечения я работала операционной медсестрой, но приходилось скрывать болезнь, чтобы просто на работу взяли. Так и работала, хотя временами меня охватывали приступы меланхолии, апатии. У меня есть дети, они сейчас в России. Я их не вижу, так как они думают, что я мертва. В 2005 году они потеряли меня из виду. Видимо им сказали, что я умерла, ведь меня на машине задавил один музыкант, весь такой во фраке. По-моему мои дети живут то ли в Омске, то ли в Томске», — со смехом рассказала Марина.
Ее подруга по комнате, назовем ее Тамара – уроженка столицы.
«Приступы эпилепсии у меня были на полную луну, новолуние и ущербную луну. Я училась в 26 школе, и первый припадок случился в 6 классе, на уроке истории. Одноклассники на руках отнесли в медпункт. И с 1969 года я все время нахожусь в лечебницах. Сколько лет здесь я уже не помню. Я ведь хорошо училась, думала, что все обойдется, мечтала стать врачом. Но приступы были 2-3 раза в месяц. Сейчас уже редко, 1-2 в году. Лучше бы их вообще не было», — сказала Тамара, слабо улыбаясь.
Речь обитателей дома-интерната временами бессвязна, они часто перескакивают с одной темы на другую, не могут сосредоточиться, не всегда понимают сути вопроса.
«Ты меня заберешь», — спросила у меня 23-летная Анара, одетая в розовый спортивный костюм. Несмотря на сухую и теплую погоду она надела черные высокие сапоги, а в руках сжимала обычные вязаные варежки. Девушка родилась в селе Дархан Джети-Огузского района. Трагедия случилась с ней во время учебы, на первом курсе музыкального училища в Бишкеке.
«Я хорошо пою, но у меня иногда возникает неконтролируемый плач, и характер у меня агрессивный. В параллельной группе училась (называет имя очень популярной эстрадной певицы), мы сейчас не общаемся, я теперь тут осталась», — признается Анара, которая в 20 лет, сразу из училища попала в Чым-Коргон и пробыла там 3 года. Ее диагноз – глубокая умственная отсталость, которой страдали ее мать и тетя. До училища Анару воспитывала бабушка, которую болезнь миновала.
Среди тех, кто попал сюда не из детских психоневрологических домов-интернатов, мне удалось говорить с бывшими художниками, поварами, продавцами, учителями. После многочасового наблюдения начинаешь понимать, что больше всего им хочется быть такими как все.
В штате персонала интерната числится чуть более ста человек.
«Работа с таким контингентом очень трудная. Мало того, что они часто дерутся между собой, так иногда нападают и на персонал. После такого случая у одной из наших сестер случился выкидыш. Винить больных – дело неблагодарное. Мешают работать правозащитные организации, которые дошли то того, что рассказывают журналистам о случаях использования рабского труда, жестоких истязаний, издевательств и убийств. Соответственно нас замучили необоснованными проверками, всего их за последний период было 51. Так когда же нам работать?», — возмутилась директор.
Заработная плата сестер — от 3,5 до 4 тыс. сомов. На питание и содержание каждого больного государство выделяет 55 сомов в сутки, и еще 6 сомов 50 тыйынов на медикаменты.
«Подопечные не голодают, кормим всем необходимым, но, конечно же, на мясо не хватает. Обходимся куриным мясом. Хоть и неважно, но обуты, одеты. В 2007 году был утвержден документ, по которому стоимостная величина содержания на каждого больного должна была ежегодно пересматриваться, но нам ничего не увеличили. Ежегодно нам выделяют 22 млн сомов, которые расходуются на заработную плату, питание, медикаменты. Особенно туго приходиться при покупке специальных препаратов. Кроме того, по статье «прочие» нам не выплачивали ни одного тыйына уже несколько лет», — пояснила Усенбаева.
Заместитель министра социального развития КР Нарынул Эшенкулова рассказала, что у министерства к дому-интернату претензий нет.
«Двадцать лет дом-интернат находился в плачевном состоянии. Но стараниями коллектива учреждение было поднято. Директор горит этим делом, но в 2008 году ряд НПО начали поднимать некоторые вопросы. К примеру, почему директор не обеспечила своих подопечных мобильной связью, или почему на окнах решетки, или почему в туалете нет крючков.
Представители неправительственных организаций, не имея медицинского образования, не понимая специфики работы с душевнобольными, позволяют себе осуждать работу квалифицированного работника. Справедливо, что после проведенного мониторинга, проверок и расследований все органы, начиная от медицинских комиссий, заканчивая генеральной прокуратурой нарушений, не обнаружили», — рассказала Эшенкулова.
Замминистра рассказала K—News, что в Кыргызстане насчитывается пять взрослых психоневрологических диспансеров. Женские интернаты в Кеминском районе Чуйской области и Ак-Суйский интернат. Строго мужской психоневрологический дом-интернет находиться в Токмаке, кроме того в Токмаке и Кадамжае работают два смешанных интерната. В общей сложности в этих интернатах содержится 1152 человека. В трех детских интернатах живут 396 детей, большинство из которых по достижении 18 лет автоматически будут переведены во взрослые дома-интернаты, где останутся навсегда.
Часто, в шутку мы называем своих приятелей, если хотим оскорбить, больными, психами, дебилами, имбецилами, даунами. Задумайтесь над своими словами, ведь, как констатируют врачи, абсолютно нормальных и здоровых людей в природе по определению не существует.
Редакция K—News благодарит за помощь в организации поездки в Иссык-Кульскую область работников и депутатов парламентского комитета по правам человека, конституционному законодательству и государственному устройству.
