Когда пять лет назад самого известного регионального политика, мэра Москвы Юрия Лужкова отправили в отставку с уничижительной формулировкой «в связи с утратой доверия», многие были уверены, что тот никогда не оправится от удара. Но еще Маяковский про таких, как он, писал: «гвозди бы делать из этих людей». Лужков не спился, не сошел с ума и, тьфу-тьфу-тьфу, прекрасно себя чувствует. А еще он выполнил свое обещание «не сидеть пенсионером на печи». Помотавшись два дня по калининградским полям, фермам и элеваторам, корреспонденты «Московского комсомольца» убедились, что прозвище «крепкий хозяйственник» бывший градоначальник получил не зря.
Хозяйство Лужкова не просто в провинции. Даже по местным меркам это самая настоящая глушь. От Калининграда почти два часа на машине. Дюны и Балтика — еще дальше. В двух шагах граница с Польшей, но в нынешних условиях это тоже не плюс. После введения санкций коммерческие и туристические потоки резко обмелели (причем в обоих направлениях) и приграничные города вновь вернулись в состояние 1946 года, когда присоединение к России северной части Восточной Пруссии спровоцировало их опустение и упадок.
Миновав райцентр Озерск, водитель делает резкий поворот влево и, проехав еще несколько сотен метров, тормозит около комплекса каменных построек, чьи размеры свидетельствуют о богатом и славном прошлом, а стук молотков и груды стройматериалов — о надеждах на не менее достойное будущее. Это известное с XVII века имение «Веедерн». До окончания Второй мировой войны оно принадлежало потомкам немецкого коннозаводчика Эберхарда фон Цицевитца. А теперь принадлежит бывшему мэру Москвы Юрию Лужкову.
— По всей видимости, в этом доме прежде жила семья кучера, — включив на айфоне функцию «фонарь», поясняет Лужков. — После реставрации будет точно такой же, только лучше.
Сам экс-мэр живет отнюдь не в барской усадьбе (трехэтажный особняк, в котором в советские времена находилась школа, стоит заколоченный), а в бывшей немецкой конторе, откуда при Цицевитцах велось управление имением. Дом двухэтажный и довольно скромный (хотя Лужков по старой привычке именует его «резиденцией»): столовая и хозяйская спальня на втором этаже, гостевые комнаты на первом.
Во дворе дома растет дуб, которому не меньше 250 лет, на дубе, как и полагается, цепь, а на цепи кот… «Идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит, там чудеса, там леший бродит, Елена на ветвях сидит», — декламирует Юрий Лужков, заменив пушкинскую русалку на имя своей любимой жены. Ее портрет, скачущей во весь опор на гнедом жеребце, красуется на самом видном месте в столовой вместе с многочисленными наградами «Веедерна». Но последнее время Елена Батурина сюда практически не приезжает, поддерживая мужа звонками, советами и, чего уж греха таить, финансами.
Рядом с «Веедерном» находится деревня из пяти домов. Строения в ней по-прежнему немецкие, но люди живут типично русские. А это значит, что они пьют. А еще воруют! «Если все это не охранять, завтра здесь камня на камне не останется», — говорит управляющий Тимур и показывает на закрытые бетонными плитами водостоки. Металлические блины с них соседи экс-мэра давно уже сдали в металлолом. А когда Лужков восстановил коровник, туда же отправились кованые ворота и даже крючки, на которых они висели. «Причем люди подогнали тягач и вырвали их вместе с кусками стен», — рассказывает Тимур. На работу в хозяйство соседей не берут не только из-за вороватого нрава, но еще и из-за беспробудного пьянства. Лужков, как известно, сам уже много лет ничего крепче кефира не пьет. И в «Веедерне» установил полный сухой закон. «Техника у нас сложная. Ладно себя покалечишь — бед наделаешь больше, чем на военном корабле», — поясняет он.
Когда Лужков руководил Москвой, подчиненные за глаза ругали его за чрезмерную активность. Каждый день, кроме воскресенья, мэр приезжал на работу в 8 утра или колесил по городу, объезжая проблемные точки. Причем это не были официальные мероприятия в стиле «пришел, увидел, похвалил». Поездки завершались иногда многочасовыми совещаниями с полным «разбором полетов». Пять лет на пенсии изменили масштаб, но не привычки бывшего градоначальника. К особенностям его руководящего стиля теперь вынуждены привыкать все обитатели «Веедерна» — от управляющего до сезонных рабочих. «Я знаю, они не особо любят, когда я приезжаю, — шепчет мне на ухо Лужков. — У них тут свой, размеренный ритм. А у меня шило в одном месте играет».
На следующее утро мы встречаемся рано. Хотя Лужков встал еще раньше. На нем подходящая к случаю рубашка с вышитыми на кармане коровками и традиционная кепка. Точнее, ее летний вариант — из грубого, плотного льна. Он уже успел побеседовать с агрономами и выяснить, что из-за дождливой погоды каждый пшеничный колос потерял от одного до двух рядов зерна. Однако виды на урожай по-прежнему хорошие.
Помимо рапса и пшеницы «Веедерн» выращивает овес, ячмень и гречку, которая со временем имеет все шансы стать визитной карточкой хозяйства. С мечтами о лаврах Никиты Хрущева бывшему градоначальнику пришлось расстаться еще несколько лет назад, когда, посадив и вырастив свою любимую кукурузу, он не смог реализовать весьма удачный урожай. Оказалось, что царица полей никому в Калининградской области и ее окрестностях не нужна… Зато появилась другая статья расходов — сено (его едят не только лошади, но и знаменитые романовские овцы, которых также выращивает «Веедерн»). «Узнав, что Косыгин в свое время организовал и лично открыл большую конференцию по луговодству, я с моей фамилией поначалу удивлялся, чего там обсуждать: бери и коси! Но оказалось, что это целая наука — разные животные требуют разного по качеству сена. И земля не должна быть бросовой: чтобы вырастить хорошую траву, нужно предусмотреть тыщу мелочей. Немцы получают 10 тонн сена с га, а мы только 3 тонны», — с воодушевлением рассказывает экс-мэр, не обращая внимания на надрывающийся мобильник. «Это вам губернатор звонит!» — предупреждает бдительный Тимур.
И.о главы Калининградской области Николай Цуканов, сам того не ведая, положил начало новой специализации «Веедерна». Собрав в прошлом году приличный урожай гречки, Лужков, как обычно, собирался продать его в Литву — своих-то перерабатывающих мощностей в области нет. Но времена были смутные: народ как раз сметал с полок крупу, цены росли, намечался дефицит… Цуканов попросил Лужкова попридержать «стратегический запас», и тот, как человек государственный, согласился.
Помимо украинской крупорушки и немецких труб в хозяйстве Лужкова есть английская сушилка для зерна, а также целый ряд приспособлений, сконструированных самим экс-мэром. Например, редуктор на транспортере (прежний движок, по его словам, был слишком сложным) или емкость для разгрузки гречки. Часть гречишной шелухи идет на обогрев паровых котлов, используемых на производстве. Часть сдается в аптеки на подушки. Сам хозяин считает, что ничего необычного в таком подходе нет. Ну что такое для человека с советским техническим образованием усовершенствовать редуктор? Пара пустяков! Но местные работяги смотрят с уважением. «Он вот такой мужик! — показывает большой палец молодой парень в спецовке. — Даже не скажешь, что бывший чинуша!»
Лужков обещает в ближайшей перспективе накормить своей гречкой всю Калининградскую область. Мощностей хватит на всех — и на солдатиков в местных частях, и на детские сады, и на пенсионеров. Первые партии будут продавать на ярмарках по символической цене — 39 рублей за килограмм. «Да, это не бизнес, — соглашается экс-мэр, отвечая и за гречку, и за весь «Веедерн». — С точки зрения того, как государство относится к аграрному сектору, бизнесом здесь даже не пахнет. Но эта деятельность важна и в плане продовольственной безопасности, и как социальная составляющая, поэтому я этим занимаюсь».
Когда после прогулки по хозяйству мы усаживаемся пить чай с фирменным лужковским медом, я наконец задаю вопрос, мучивший меня с самого начала: насколько устраивает бывшего градоначальника такая жизнь? Каково это — после общения на равных с сильными мира сего и управления огромным мегаполисом оказаться за рулем комбайна в забытом богом уголке анклава? Лужков долго молчит, хмурится, очевидно, подбирает слова.
— Я удовлетворен своей нынешней жизнью, — наконец говорит он. — Но государство, мне кажется, должно испытывать неудовлетворенность. Это не синдром самолюбования, и я не только о себе говорю. Нельзя безрассудно игнорировать опыт таких людей, как Шаймиев, Боос, Россель, Филипенко. Благодаря их работе страна в свое время удержалась от развала, они были заметными фигурами и на региональном, и на правительственном уровне. А сейчас тому, кто может назвать фамилии хотя бы пяти губернаторов, надо премию давать… В США тот же Киссинджер пользуется уважением, его связи, опыт и знания используются в интересах страны, и Буш…
— В вас говорит обида…
— Моя отставка — это несправедливость и беззаконие. И месть за мой отказ поддержать выдвижение Медведева на второй президентский срок.
— Уголовное дело, по которому вы проходили как свидетель, закрыто?
— Не знаю. Может, и не закрыто. На всякий случай хорошо иметь его под боком. Я вот что хочу спросить: пять лет прошло, кого-то посадили из правительства Москвы? Рябинина (зам Лужкова в 2007–2010 гг. — «МК») три года таскали по судам за то, что он проводил политику мэра Москвы и многим, включая госструктуры, наступил на мозоли. Это было чисто политическое дело, политический заказ. В итоге Рябинин полностью оправдан, следователи перед ним извинились. Но кто ответит за это?
— Злитесь?
— Озлобление несвойственно моему характеру. Речь идет о разочаровании. Я абсолютно не чувствую себя пенсионером, не собираюсь лежать вверх животом. Вниз — да, в хозяйстве такое случается. Но к спокойной старости я не стремлюсь, так как дури еще достаточно.
— Сколько вам лет, Юрий Михайлович?
Он снова думает, крутит в руках чашку с надписью «Самому талантливому овцеводу», которую сделала его младшая дочь Ольга, и лукавая улыбка сменяет холодную маску на его лице:
— Наверное, все-таки больше тридцати. Ну, пошли, покажу тебе, как гречка цветет…
