«Был ли Ахилл чернокожим?», этим вопросом задается автор одноименной статьи Aeon Magazine Тим Уитмарш — профессор греческой культуры в Кембриджском университете; также работал в Оксфорде и Эксетер-колледже. И приводит достаточно неожиданные доводы в пользу того, что Ахилл и другие герои «Илиады», «Одиссеи» могли выглядеть иначе, чем пытаются представить сейчас поборники расистских теорий.
Эта статья переведена и размещена на сайте ИноСМИ:
Немногое провоцирует столь горячие споры, как цвет кожи древних греков. В прошлом году в одной из статей «Форбс» ученый-антиковед Сара Бонд из Университета Айовы вызвала бурю негодования, заявив, что многие кажущиеся нам белыми греческие статуи в древности имели некий цвет. Позиция однозначная и бесспорно верная, но в интернете на Бонд обрушился шквал возмущения за смелое предположение о том, что причина, по которой некоторые предпочитают считать греческие статуи мраморно-белыми, может иметь какое-то отношение к их политическим взглядам. В этом году гнев навлек на себя новый телесериал БиБиСи «Падение Трои» (2018-), в котором роли Ахилла, Патрокла, Зевса, Энея и других играют чернокожие актеры (будто привлечение англоязычных североевропейских актеров менее анахронично).
В западном обществе глубоко укоренилось представление о греках как эталонных носителях белого цвета кожи. Как демонстрирует в своей книге «Не все мертвые белые мужчины» (2018) Донна Цукерберг, данную идею с упоением продвигают представители ультраправых кругов, которые считают себя преемниками (воображаемой) европейской воинской мужественности. Расизм носит эмоциональный, а не рациональный характер; мне не хотелось бы удостаивать онлайн армии анонимных троллей подробным ответом на их утверждения. В этой статье моя цель состоит скорее в том, чтобы разобрать, каким именно образом сами греки рассматривали различия в цвете кожи. Различия показательны и недвусмысленно акцентируют внимание на странности современной одержимости западного человека классификацией по данному признаку.
Гомеровские «Илиада» («поэма об Илионе или Трое») и «Одиссея» («поэма об Одиссее») — наиболее ранние сохранившиеся литературные тексты, написанные на греческом языке. По большому счету, в вопросе авторства того или иного образца греческой литературы мы обладаем более-менее уверенным пониманием, но «Гомер» остается загадкой столь же неразрешимой, как и для большинства самих древних греков: до сих пор не было достигнуто согласия относительно того, являются ли приписываемые ему работы произведениями одного или нескольких различных авторов.
Поэмы основаны на древних рассказах, передававшихся из уст в уста, но решающим в установлении их нынешней формы стал период с 8 по 7 века до нашей эры. Осада Трои — центральное событие того мифического цикла, к которому принадлежат поэмы Гомера — может быть, а может и не быть основано на реальном событии, имевшем место в начале бронзового века, в 13 или 12 веке до нашей эры. Исторически говоря, поэмы представляют собой объединение различных временных пластов: некоторые элементы взяты из мира, актуального для 8 века до н. э., некоторые являются подлинными воспоминаниями эпохи бронзового века, а некоторые (как, например, выражение Ахилла «неувядаемая слава») уходят корнями в действительно древние индоевропейские поэтические произведения. Но, как признали сами греки, существует также колоссальное количество домыслов и фантазий: никто, например, никогда не верил, что лошади Ахилла действительно умели говорить.
Ахилл не был историческим персонажем — он даже отдаленно не напоминал какого-либо из реальных деятелей, но дело не в этом. И у нас, и у греков Ахилл является мифической фигурой и поэтическим творением. Так что вопрос не в том, как он выглядел, а в том, как его изображает Гомер. Здесь мы можем зацепиться всего за один момент: в «Илиаде» цвет волос Ахилла описан словом «xantos», что в переводе означает «белокурый» и провоцирует мощный всплеск в воображении современного человека. Но перевод может быть неточен, поскольку греческая лексика для обозначения цветов не имеет непосредственных аналогов в современном английском языке. «Xantos» с тем же успехом может использоваться в значении «коричневый», «кирпичный», «желтый» или «золотой».
За этим казалось бы простым вопросом — перевод одного слова с греческого на английский — кроется масштабная полемика, как философская, так и физиологическая, которая более века волновала ученые умы: по-разному ли различные культуры воспринимают и обозначают цвета?
С точки зрения современного человека древнегреческая цветовая лексика действительна выглядит весьма странно. Слово «argos», например, используется для описания предметов, которые мы бы назвали белыми, но также имеет значение молнии и стремительно движущихся собак. Похоже, речь идет не просто о цвете, но и о некоем мелькании. «Khlōros» (по аналогии с хлорофиллом) обозначает зеленую растительность, песок на берегу, слезы и кровь, а также вызванную испугом бледность. Один ученый назвал это «плодовитостью влажного и растущего»: речь, конечно же, идет об оттенках зеленого, но цвет описывает лишь один из аспектов слова и легко поддается переопределению.
Как ни странно, некоторые древнегреческие термины для обозначения цвета указывают также на интенсивное движение. Тот же ученый указывает, что слово «xanthos» этимологически связано с другим словом, «xouthos», обозначающим быстрое движение. Таким образом, помимо указания диапазона цвета волос, а именно от «каштанового до белокурого», прилагательное «xanthos» также отражает прославленную стремительность и эмоциональную неустойчивость Ахилла.
Возьмем еще один пример, который удивит тех, в чьем воображении гомеровские греки имеют мраморно-белый оттенок кожи. В «Одиссее» говорится, что Афина волшебным образом улучшает внешность Одиссея: «снова смуглым (melagkhroiēs) лицо его стало… иссиня-черной (kuaneai) густой бородой подбородок покрылся». В двух других случаях, когда она делает его красивее, говорится следующее: «Афина украсила его голову прядями волос, подобных цвету гиацинта». Здесь перевод «kuaneos» в значении «синий» может показаться неуместным, поскольку большинство переводчиков считают, что слово это означает «темный». Но учитывая типичный для гиацинтов цвет, быть может волосы все же были именно иссиня-черными? Кто знает; но это снова указывает на чуждость природы используемой в произведениях Гомера цветовой гаммы. В довершение ко всему, чуть ранее в поэме его волосы описываются словом «xanthos», т. е. как у Ахилла; некоторые считают, что данное прилагательное имеет также значение седины (еще одно свидетельство того, что оно не всегда указывает непосредственно на «белокурость»).
А что насчет смуглой кожи? Был ли Одиссей на самом деле чернокожим? Или просто «загорелым», как в новом переводе Эмили Уилсон? Опять же, мы наблюдаем то, как разные переводы заставляют современных читателей по-разному представлять себе внешность главных героев. Но понять гомеровский текст можно лишь избавившись от современных ассоциаций. Смуглость кожи Одиссея, как и цвет волос Ахилла, не имеет ничего общего с нынешними расовыми категориями, но влечет за собой древние поэтические ассоциации. В одной из песен «Одиссеи» рассказывается о верном спутнике главного героя Эврибате, что был «смуглокож (melanokhroos), с головою кудрявой… Одиссей с ним всего наиболе был из товарищей дружен и в мыслях всех ближе сходился». Наибольшую значимость имеет последняя фраза: их помыслы схожи, и, по-видимому, потому, что оба они являются хитрецами и ловкачами. И, действительно, в древнегреческих произведениях часто прослеживается связь между темной кожей и хитростью.
«Черный» (melas) и «белый» (leukos) являются также — что немаловажно — гендерно-дифференцированными терминами: женщин, в отличие от мужчин, за «белорукость» хвалят. Подобная дифференциация проникает и в традиции греческого (да и египетского) искусства, где женщин часто изображают с более светлой, чем у мужчин, кожей. Назвать грека «белым» — значило называть его «женоподобным». И наоборот, описание Одиссея как «смуглого» вполне может иметь подтекст той суровой жизни вне родных стен, что он вел на «каменистой Итаке».
Поэтому вопрос о темном или светлом цвете кожи Ахилла и Одиссея в некоторой степени подразумевает неверное истолкование Гомера. Использованные им термины для обозначения цветов служат не для обозначения расовых категорий, а для создания словесного образа людей с использованием тонких поэтических ассоциаций, которые испаряются, если остановиться на «белокуром» вместо «каштанового» и «загорелом» вместо «чернокожего» (и наоборот). Греки не думали о мире как разделенном по расовому признаку: это странное заблуждение присуще исключительно современному западному миру, являясь плодом многих различных исторических сил, в особенности межатлантической работорговли и примитивных аспектов расовой теории 19 века. Греки наверняка замечали разницу оттенков кожи и проводили различие между собой и более темнокожими народами Африки и Индии, иногда с использованием агрессивно-пренебрежительных терминов, которые современный человек назовет расистскими; но также они знали о существовании более бледнокожих народов севера (см. «О воздухах, водах, местностях» Гиппократа). Себя греки «белыми», по большому счету, не считали.
Ксенофонт в своем «Анабасисе», повествовании об отступлении армии наемников через территорию современной центральной Турции, описывает встречу с неким любопытным народом, спросившим разрешения общаться с женщинами, что сопровождали греческую армию. Но самым странным было не это: все они, как мужчины, так и женщины, имели светлую кожу. С точки зрения Ксенофонта белая кожа, особенно в случае с мужчинами, несомненно была признаком чужеродности.
Можно добавить, что современные генетики также считают классификацию по цвету кожи бесполезной и в действительности избегают употребления (бессмысленного с биологической точки зрения) слова «раса». Существует относительно небольшая генетическая разница между человеческими популяциями на разных континентах, и уровень пигментации кожи не является показателем общего генетического родства. Таким образом, различие между «черными» африканцами и «белыми» европейскими народами не имеет отношения не только к грекам, но и к биологии в целом.
Но это, конечно, не единственный возможный ракурс. Давайте зададим другой вопрос: знали ли авторы гомеровских стихов о людях, которых мы назвали бы чернокожими африканцами? Их ли они представляли у стен Трои? Давайте помнить, что в то время (т. е. около 8 века до н. э.) у «Греции» не было какой-то определенной территории: грекоязычное население основывало колонии по всему Средиземноморью, в том числе в Северной Африке и в дельте Нила. Торговля с Египтом привела к заимствованию греками того, что мы считаем однозначно греческими культурными проявлениями, такими как монументальная храмовая архитектура и статуи стоящих мужчин, называемые куросами. Описанные в «Одиссее» морские путешествия отражают присущий той эпохе дух авантюризма, а путешествия в Египет действительно упоминаются несколько раз (хотя гомеровская география не всегда точна). Будучи богатым и внушительным древним государством, Египет на протяжении веков оказывал на греков существенное творческое и реальное влияние.
В верхней (т. е. южной) части долины Нила, в современном Судане, существовала еще одна величественная цивилизация, известная как Куш, Мероитское царство или Нубия. Греки стали называть это место «Эфиопией», что могло означать «землю людей с обожженными лицами». Эфиопы упоминаются в гомеровских поэмах как набожный, справедливый и пользующийся милостью богов народ. В «Одиссее» Менелай утверждает, что ему случалось бывать у них. К сожалению, описание внешности этих людей не приводится, и, учитывая их якобы проживание на Дальнем Востоке и Дальнем Западе, недалеко от океана, они, быть может, не имели вообще никакого отношения к Африке (хотя он мог считать, что Африка находится на Западе: в произведениях Гомера чувство географии, особенно в том, что касается отдаленных земель, действительно носит весьма поверхностный характер). А вот после Гомера упоминания эфиопов однозначно говорят об их местонахождении в Африке, как правило, в области современного Судана. Живший в 6 веке философ Ксенофан, к примеру, пишет, что они «курносы и черны».
Но какое отношение это имеет к Гомеру? «Илиада» и «Одиссея» были частью мифической последовательности, включавшей «Эфиопиду» Арктина, являвшуюся по сути продолжением «Илиады», т. е. повествование начинается сразу после погребения Гектора. Троянцы, потеряв своего лучшего воина, тут же приводят подкрепления из далеких земель: сперва Пентесилея и амазонки, затем Мемнон и эфиопы. Оба являются важными героическими персонажами, оба оказываются повержены Ахиллом; Мемнону после этого даруется бессмертие. Но главный вопрос звучит следующим образом: представлял ли автор Мемнона и его людей чернокожими?
История запутанная. «Эфиопида» до наших дней не сохранилась, и хотя в распоряжении современного человека имеется ее краткое описание авторства некоего более позднего писателя, о расовой принадлежности эфиопов в нем нет ни слова. Как бы там ни было, в гораздо более позднем варианте истории, рассказанном греческим поэтом Квинтом Смирнским (3 век н. э.) — которого привыкли считать традиционалистом и, вероятно, последователем Арктина, —пришедшие к стенам Трои эфиопы описываются как обладатели черной кожи. Но в более ранний период четких свидетельств этому нет. Ранней вазовой живописи доверять не стóит, поскольку в черном цвете изображались все персонажи, независимо от этнической принадлежности (так называемая техника «черной фигуры»). На одной из ваз, датируемых шестым веком до н. э., изображен хорошо вооруженный (и, следовательно, невидимый зрителю) Мемнон в компании двух оруженосцев, очевидно, африканцев. После появления в Афинах краснофигурной вазописи около 530 г. до н. э., кое-где можно встретить изображения Мемнона с таким же, что и у греков, цветом кожи. А на других вазах представлены некие мифические солдаты с (преувеличенно) африканскими чертами, но Мемнон ли это со своими воинами — неизвестно. Вряд ли это мог бы кто-то другой; но даже если это не они, доказательство того, что греки представляли африканцев в сценах мифических боев, налицо.
В литературных источниках 5 века начинают появляться все более подробные описания. Некоторые изображают Мемнона персом — что, вероятно, отражает влияние греко-персидских войн в период с 490 по 472 гг. до н. э. Встречается также и Мемнон-африканец: в одном из фрагментов пьесы Эсхила «Мемнон» говорится, что он происходит из земель Эфиопии, откуда несет свои воды великий Нил. Данная формулировка предполагает, что оратор намеренно отрицает альтернативную историю (вероятнее всего, персидского) происхождения Мемнона.
Резюмируя: нам неизвестно, писали ли Гомер и Арктин об африканских воинах в Трое, в отличие от греческих авторов более поздних периодов. Моя догадка заключается в том, что эфиопы Арктина были чернокожими африканцами (хотя сам Мемнон, возможно, таковым не был): естественно, столь быстрая смена гомеровской неопределенности касаемо местоположения Эфиопии уверенностью о ее нахождении в Африке имела некие причины, одну из которых могла как раз-таки предоставить серьезная эпическая поэма.
Можно предположить, однако, что присутствие — по крайней мере, в сознании некоторых древних греков — чернокожих африканцев на поле боя в Трое снижало вероятность наличия таковых среди самих греков. Мы вообще уверены в том, как выглядели последние? В данном вопросе нужно действовать особенно осторожно, дабы избежать множества ловушек. Люди часто и с легкостью называют древних греков «европейцами», будто значение этого термина однозначно и бесспорно. Но «Европа» — концепция историческая, а не природная. Да, греческий как язык принадлежит к индоевропейской семье, связывающей ирландский язык на западе с санскритом в Индии через армянский, персидский и многие другие языки, но давайте не позволим термину «европейский» вводить нас в заблуждение: сам по себе он не означает, что все носители языков данной семьи автоматически становятся европейцами.
Поселенцы, осевшие на греческом полуострове, мигрировали с Востока. С культурной точки зрения древнегреческая культура определялась морскими путешествиями, и бóльшую часть дел ее представители вели с прибрежными народами восточного Средиземноморья. В рассматриваемую нами эпоху среди наиболее значимых были отношения с семитскими народами (финикийцы и вавилоняне) и египтянами. Древние греки практически ничего не знали о том, что нынче подразумевается под словом «Европа», а именно об удаленных от моря и несредиземноморских регионах на северо-западе. Это не имеет прямого отношения к вопросу о реальной внешности греков, но служит напоминанием о том, что термин «европейский» довольно бессодержателен в контексте древней истории и вполне может ввести человека в заблуждение.
Любая попытка ответить на вопрос о том, как выглядели древние греки, должна быть обусловлена генетическими исследованиями, а не предположениями. В прошлом году в журнале Nature была опубликована статья, автор которой проанализировал ДНК 19 человек из материковой Греции и с острова Крит. Первые владельцы такой ДНК жили задолго до рассматриваемого нами периода, но результаты анализа имеют отношение и к более поздней эпохе. Оказалось, что между греками минойской цивилизации и современными существует генетическая непрерывность. Согласно статье, своим происхождением греки минойского периода обязаны — по крайней мере, на три четверти — первым фермерам Западной Анатолии и Эгейского моря эпохи нового каменного века, а в остальном — древним группам населения, связанным родственными узами с жителями Кавказа и Ирана. А ДНК представителей микенской цивилизации несет в себе генетический след народов Великой степи и Армении.
В то же время, однако, статья предупреждает о нецелесообразности восприятия греческого населения как изолированного; помимо генетической непрерывности исследование также демонстрирует неустойчивость границ греческого мира. В результате мы можем быть вполне уверены в том, что по генотипу и фенотипу древние греки были похожи на современных. Возможно, однако, что в бронзовом веке они имели более темную кожу, глаза и волосы.
Да и ростом они были поменьше: благодаря сохранившимся скелетам можно вычислить, что средний рост составлял около 163 см для мужчин и 153 см для женщин. Кроме того, на момент написания «Илиады» и «Одиссеи» различия на уровне конкретного индивидуума были, вероятно, больше, чем на момент проведения исследования, вследствие масштабов расселения греков в Средиземноморье и Северной Африке, а также иммиграции и смешанных браков. Короче говоря, в представлении Гомера греческие воины не были похожи ни на Дэвида Гьяси (исполнителя роли Ахилла в сериале БиБиСи), ни на Брэда Питта (исполнителя роли Ахилла в голливудском фильме «Троя»).
Цветовая лексика используется как нечто естественное и очевидное, ведь мы привыкли считать цвета частью естественного порядка вещей. С физиологической точки зрения это может быть правдой. Но когда в нашем мозгу запускается процесс осмысления этих неврологических сигналов, мы неизбежно начинаем оперировать теми категориями, что узнали из окружающего нас мира. Попытки заглянуть в прошлое и увидеть мир глазами других культур являются мощными способами денатурализации унаследованных понятийных категорий и признания того, что неизменными они не являются. Ну и последнее: самих древних греков предположение о том, что в Европе и Северной Америке их считают бесспорными обладателями белой кожи, просто-напросто ошеломило бы.
Тим Уитмарш — профессор греческой культуры в Кембриджском университете; также работал в Оксфорде и Эксетер-колледже. Его последняя книга называется «Сражаясь с богами. Атеизм в древнем мире» (2015).
