Прошедший в Кыргызстане саммит Совета сотрудничества тюркоязычных государств, куда сейчас входят Казахстан, Турция, Азербайджан и Кыргызстан, отличается от предыдущих встреч несколькими моментами, пишет казахстанский аналитик Досым Сатпаев.
Во-первых, тем фактом, что в качестве одного из почетных гостей на саммите присутствовал президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев. Это можно считать первым шагом к тому, что Узбекистан в скором времени может стать постоянным участником совета, против чего когда-то выступал ныне покойный президент Ислам Каримов.
Не секрет, что долгое время отношения между Турцией и Узбекистаном были довольно прохладными из-за политических разногласий, так как часть узбекской оппозиции нашла убежище на турецкой территории, что не нравилось Каримову. Также довольно непростыми были взаимоотношения между Ташкентом и Бишкеком как по водным вопросам, так и по поводу границы, в том числе вокруг узбекских анклавов на территории Кыргызстана. В результате Узбекистан демонстративно игнорировал предыдущие саммиты Совета сотрудничества тюркоязычных государств. Ташкент также отказался войти в Международную организацию тюркской культуры (ТЮРКСОЙ).
Но новый президент Узбекистана активизировал политическое и экономическое взаимодействие не только с Казахстаном, что в лучшем случае может привести к появлению дуэта для более тесной региональной экономической кооперации, как это было в случае с Германией и Францией в рамках Европейского союза. Кроме этого, началась политика восстановления партнёрских отношений с Кыргызстаном и Таджикистаном, а также с Турцией. В прошлом году Шавкат Мирзиёев совершил первый за 18 лет государственный визит главы государства в Турцию – Ислам Каримов в последний раз был в этой стране в 1999 году. Следует отметить, что это ответный визит, так как в ноябре 2016, также после долгого перерыва, Узбекистан с официальным визитом посетил президент Турции Реджеп Эрдоган. И вхождение Узбекистана в Совет сотрудничества тюркоязычных государств повысит вес этой организации, в том числе с точки зрения активизации экономических взаимодействий стран-участниц.
Во-вторых, Казахстан принимал участие в этом саммите после того, как не так давно официально объявил о переходе на латиницу, что может ускорить процесс формирования единого культурного и языкового пространства в рамках Совета сотрудничества тюркоязычных стран. Из четырёх государств, входящих в совет, в двух странах уже давно существует латинский алфавит (Турция и Азербайджан), и скоро к ним присоединится Казахстан. Кстати, в 2012 Астана была объявлена столицей тюркской культуры, а пятый саммит этого совета, который в 2015 прошёл в столице Казахстана, был посвящён сотрудничеству в сфере медиа и информации.
Более того, будущим членом совета может стать не только Узбекистан, но и Туркменистан, где также пользуются алфавитом на основе латиницы. В этом случае большинство стран — участниц Совета сотрудничества тюркоязычных государств (возможно, за исключением Кыргызстана) получат больше возможностей для тесной кооперации в информационной сфере, имея не только общее языковое пространство, но и латинскую графику. Кстати, как показывает практика, общая культурно-языковая среда играет не менее важную роль в деятельности региональных объединений в разных регионах мира, чем экономические, религиозные, политические или военные цели.
В-третьих, саммит в Кыргызстане проходил на фоне новых геополитических точек напряжения с участием Турции, которая вступила в фазу серьёзной политической, а затем и экономической конфронтации с США. Все началось из-за оппозиционного исламского проповедника Фетхуллаха Гюлена. Конфликт усугубился после того, как Вашингтон, в связи с арестом в Турции американского пастора Эндрю Брансона, ввёл санкции против турецкого главы МВД и министра юстиции. В результате Реджеп Тайип Эрдоган не преминул нанести удар по США и на кыргызском саммите, призвав своих партнёров по Совету сотрудничества тюркоязычных государств отказаться от доллара и перейти на торговлю в национальных валютах. При этом здесь он не был оригинален. С такими же требованиями выступают ближайшие соседи Центральной Азии в лице России и Китая, которые также были обижены США – кто санкциями, а кто торговыми войнами. Хотя дальше всех пошел Казахстан, когда еще в 2009, в разгар финансово-экономического кризиса, активно лоббировал идею введения новой мировой валюты вместо «дефектала», под которым имелся в виду всё тот же доллар.
Кстати, в глаза бросается то, что именно с 2009 Турция резко поменяла свою внешнюю политику в сторону большей активности в разных регионах мира. Более того, Анкара уже не скрывает своих попыток утвердиться в качестве субрегиональной державы, активно вмешиваясь во внутреннюю политику соседних государств, будь то Сирия или Египет. Помимо этого, для Турции часть постсоветского пространства, в первую очередь представленного тюркоязычными государствами, уже рассматривается как сфера её жизненно важных геополитических интересов. И здесь можно согласиться с интересным мнением тех экспертов, которые считают, что, неся на себе исторический груз бывших империй, Турция и Россия чем-то похожи, так как пытаются закрепить за собой роль субрегиональных держав, в том числе за счёт расширения зоны своих стратегических интересов. То есть Турция страдает не меньшими комплексами бывшей Османской империи, которые реализуются в рамках проекта создания нового союза тюркоязычных государств, нежели Россия.
Эрдоган, как и Путин, пытается мобилизовать турецкое общество на основе поиска внутренних и внешних врагов. Отличие заключается лишь в том, что турецкий лидер активно использует в качестве скрепляющего материала религиозный фактор, а президент России делает ставку на так называемый «ретроспективный патриотизм» с элементами советской идеологии. При этом и Россия, и Турция рассматривают Центральную Азию в качестве сферы своего геополитического влияния. Кроме этого, несмотря на то что Москва, Анкара и Тегеран образовали временный военно-политический альянс в Сирии, они хорошо понимают, что этот союз недолговечный и тактический. В это время ЕС, и особенно Германия, ставят под сомнение дальнейшие переговоры с Турцией о её вступлении в Европейский союз на фоне массовых арестов (в частности, журналистов) в этой стране после попытки военного переворота. Также Эрдогану предложили выбирать между возобновлением этих переговоров с ЕС и его желанием восстановить смертную казнь.
В-четвёртых, интересным моментом являлось то, что в качестве почётного гостя данного саммита был также премьер-министр Венгрии Виктор Орбан, который всё чаще стал демонстрировать конфронтационную внешнеполитическую модель поведения в рамках Европейского союза на фоне кризиса с мигрантами. Возможно, это также связано с тем, что нынешняя венгерская политическая элита и часть общества давно уже ищет исторические корни не в европейской, а в тюркской цивилизации. И если этот тренд продолжится, то со временем Венгрия может даже стать одним из лоббистов интересов тюркоязычных стран на европейском пространстве. Ирония судьбы заключается в том, что в свое время активным лоббистом принятия европейской Стратегии нового партнёрства с Центральной Азией была Германия, которую сейчас раздражает внутренняя и внешняя политика Венгрии, так как, по мнению Берлина, она противоречит основным принципам функционирования ЕС.
Что касается перспектив Совета сотрудничества тюркоязычных государств, то, как показывает мировая практика, долгожителями среди региональных объединений обычно являются те из них, которые в основу своей деятельности закладывают экономические интересы. Ещё в конце 2010 генеральный секретарь совета Халил Акынджы даже заявил, что тюркоязычные страны создадут таможенный союз. В 2012 в Баку министры экономики Совета сотрудничества тюркоязычных стран обсудили вопрос создания фонда развития для активизации инвестиционной деятельности между Азербайджаном, Турцией, Казахстаном и Кыргызстаном. Чуть позже генеральный секретарь Парламентской ассамблеи тюркоязычных стран Рамиль Гасанов отметил, что вопрос создания зоны свободной торговли находится на повестке дня. Речь идёт об отмене таможенных пошлин и унификации законодательства в тюркоязычных государствах. Ещё на третьем саммите Совета сотрудничества тюркоязычных государств казахстанская делегация также намекала на усиление экономических связей между тюркоязычными странами, чей общий объём внутреннего валового продукта составляет $1 трлн 150 млрд. При этом доля тюркоязычных стран в торговле с Казахстаном несколько лет тому назад составляла не более 6%.
Но дальше слов дело не пошло. К тому же Казахстан, а затем и Кыргызстан стали членами ЕАЭС, тем самым загнав себя в ловушку российской геополитики. С другой стороны, на фоне экономической неэффективности ЕАЭС, в том числе по причине геополитических авантюр Кремля, которые привели к хронической войне санкций между Россией и странами Запада, Казахстану следует использовать любые возможности для повышения своей конкурентоспособности, в том числе за счёт сотрудничества тюркоязычных стран. Это актуально и для Турции, которая из-за своих трений с США и ЕС будет активно усиливать своё экономическое взаимодействие с новыми и старыми партнёрами, в том числе странами — участницами Тюркского совета.
И важным моментом является то, что итогом VI саммита Совета сотрудничества тюркоязычных государств стало принятие проекта Концепции интеграции тюркоязычных государств. При этом казахстанская сторона также в очередной раз подняла тему укрепления торгово-экономических отношений между государствами — членами Тюркского совета, в том числе за счёт использования транзитного потенциала. Упомянули и недавно принятую в Актау Конвенцию о правовом статусе Каспийского моря, которая должна помочь этому транзиту. Но возникало такое ощущение, что если речь и шла о транзитном потенциале, то в основном с привязкой к китайской инициативе «Один пояс, один путь».
В принципе, на саммите это и не скрывалось, когда говорили о том, что контейнерные перевозки из Китая через Каспий на Кавказ, что это большая возможность, которую надо использовать. Кстати, во время своего визита в Азербайджан в прошлом году президент Казахстана также подчеркнул приоритетность развития транспортно-транзитной сферы, сославшись на то, что в Казахстане построена железная дорога от Китая до Каспийского моря, а также автомобильная дорога «Западная Европа — Западный Китай». Акцент снова был сделан на том, что транзит грузов из КНР в Европу будет увеличиваться через Казахстан, а затем через Каспийское море и Кавказ. Тем более что в октябре 2016 Азербайджан, Казахстан и Грузия уже подписали договор об учреждении Транскаспийского международного транспортного маршрута, который идет через Китай, Казахстан, Азербайджан, Грузию и далее через Турцию и Украину в Европу.
Интересно, что и президент Турции еще в 2016 неожиданно озвучил тезис о том, что кроме ЕС у его страны могут быть и другие альтернативы, как, например, вхождение в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС). Тем более что еще в 2011 Турция подала официальный запрос на статус «партнера по диалогу» со всеми государствами-участниками ШОС. Возможно, одним из лоббистов вхождения этой страны в ШОС опять мог быть Казахстан. Не стоит забывать, что в свое время, в 2014, президент Казахстана после четвертого саммита Совета сотрудничества тюркоязычных государств даже заявил о том, что Турция в будущем может стать ассоциативным членом Евразийского экономического союза. Хотя после появления Армении в рамках этой организации, перспектива участия Турции в ЕАЭС сомнительна.
В то же самое время, отношения между Анкарой и Пекином, как и взаимодействие между Турцией и Россией, не отличались стабильностью. С одной стороны, Китай вполне устраивает антиамериканская риторика турецкого президента, а также довольно тесные экономические связи двух стран, в том числе и подключение Турции к китайскому проекту «Экономический пояс Шелкового пути». С другой стороны, в отношениях между двумя странами были и скандальные ситуации, в основном из-за положения дел в СУАР, когда турецкие власти выражали недовольство давлением Пекина на мусульман, проживающих в этом регионе. Кстати, в 2015 в Турции проходили антикитайские митинги с требованием защитить права уйгур.
Настороженность у Пекина и Москвы вызывает то, что Эрдоган – не только непредсказуемый игрок, но активный сторонник религиозного ренессанса как в Турции, так и за ее пределами. Именно поэтому Россию и Китай больше устраивает раздробленность тюркоязычного мира, где легче вести переговоры по отдельности с каждым из государств, чем с гипотетическим региональным тюркоязычным блоком. Россия опасается, что усиление сотрудничества тюркоязычных государств с Турцией может представлять угрозу ее геополитическим целям на постсоветском пространстве. Неудивительно, что решение Казахстана перейти на латинский алфавит во многих ура-патриотических российских медиа и экспертных кругах вызвало в основном негативную реакцию, как якобы попытку Казахстана оторваться от России. К тому же в рамках ЕАЭС и ОДКБ также сложились напряженные отношения между Астаной и Ереваном, в первую очередь, по причине более тесных политических связей Казахстана с Азербайджаном.
Возможно, одним из рисков для перспектив Совета сотрудничества тюркоязычных государств является то, что в него входят государства, где довольной высокий уровень персонификации внешней политики. То есть на внешнюю политику этих стран могут влиять субъективные факторы, личные симпатии или антипатии глав государств. Никто завтра не даст гарантии того, что личные конфликты президентов не отразятся на внешней политике их стран, как это уже недавно было между Казахстаном и Кыргызстаном.
Так, и Реджеп Эрдоган за последние годы также умудрялся создавать напряженные отношения с некоторыми странами Центральной Азии, например, требуя от них закрытия турецких школ, которые, по его мнению, были связаны с Фетхуллахом Гюленом. Кстати, в 2016 первыми свою негативную реакцию на такой стиль поведения высказал не Казахстан, а соседний Кыргызстан, который также попал в турецкий «список подозреваемых». В частности, МИД этой страны в ответ на ультимативное требование в адрес Кыргызстана со стороны министра иностранных дел Турции Мевлюта Чавушоглу отказаться от сотрудничества со сторонниками Гюлена, заявил о том, что считает «…некорректным, когда министр иностранных дел какой-либо страны указывает другому государству на необходимость предпринять те или иные действия, при этом на языке ультиматумов и шантажа». Но более интересным был другой тезис в выступлении турецкого министра иностранных дел, который заявил о том, что сторонники Гюлена проникают в государственные структуры Кыргызстана и могут спровоцировать государственный переворот в этой стране.
В результате этого дипломатического конфликта, Кыргызстан вообще перенес сроки проведения VI саммита Совета сотрудничества тюркоязычных государств, который должен был состояться еще в 2016 году. И понадобилось два года, чтобы этот саммит все-таки прошел в Кыргызстане. Хотя Турция должна понимать, что, делая разные ультимативные заявления в адрес своих партнеров по Совету сотрудничества тюркоязычных государств, она может сформировать вокруг себя образ нового «старшего брата», который пытается диктовать свои условия. Вряд ли это понравится Астане, Бишкеку, Ташкенту или даже Баку.
