Сопровождавшиеся объятиями и признаниями в вечной дружбе встречи президента Эрдогана с лидерами Узбекистана, Казахстана и Кыргызстана, состоявшиеся летом нынешнего года, окончательно рассеяли сомнения в том, что намерения Анкары в отношении Центральной Азии основательны и серьезны. Уроки 90-х годов прошлого столетия турецкой стороной выучены, осмыслены, и «попытку номер два» расширить свое присутствие в регионе Турция решительно настроена сделать успешной, пишет в своей статье в «Независимой газете» Игорь Панкратенко – доктор политических наук, заместитель генерального директора Центра стратегических оценок и прогнозов:
Банальность о реке, в которую, как говорят «пикейные жилеты» от геополитики, нельзя войти дважды, ни в Анкаре, ни в Ташкенте, ни в Астане, ни в Бишкеке никому не интересна. Изменился мир, изменились расклады на международной и региональной аренах. Да и интересы государств, готовящихся принять участие в оркестровом исполнении «Турецкого марша» в Центральной Азии, выглядят сейчас несколько иначе, чем четверть века назад. Да что там четверть века – даже в сравнении с 10-ми годами нынешнего столетия политика Узбекистана, Казахстана и Киргизии в отношениях с внешними игроками начинает серьезно, хотя и не всегда заметно, меняться.
И драматическая история «Тюркского союза», он же «Саммит тюркоязычных государств» и он же теперь – «Совет сотрудничества тюркоязычных государств» (ССТГ), демонстрирует, что при всех поворотах, изгибах и зигзагах ни нынешняя Турция не может обойтись без присутствия в Центральной Азии, ни Узбекистан, Казахстан и Киргизия не могут без партнерства с Анкарой. Даже Туркменистан, в какие бы позы ни вставал сегодня Ашхабад по команде своего Аракдага, вполне готов к партнерству с Турцией.
Вопрос сегодня только в том, оформятся ли разнообразные и порой противоречивые ожидания центральноазиатских государств от сотрудничества с Анкарой в некое объединение? Или же все пройдет по «китайскому варианту», примером которого является ШОС – общая площадка вроде и есть, но принципиальные вопросы решаются на уровне двухсторонних переговоров.
Ошибки вчерашние, проблемы сегодняшние
С причинами того, почему не состоялось партнерство центральноазиатских государств с Турцией в 90-х все в общем-то достаточно понятно. В период головокружения от собственной независимости завышенные ожидания одной стороны встретили излишний напор другой. Анкара видела себя в роли нового «старшего брата» для центральноазиатских республик, что для них, только что расставшихся со «старым» в лице московского Центра, было явно неприемлемо.
Но более того – претендуя на это место, Турция тогда могла не так уж много предложить государствам Центральной Азии в экономическом плане. Во всяком случае, того объема инвестиций и разного рода помощи из Анкары было явно недостаточно для того, чтобы перестроить экономику государств, ставших независимыми. И уж естественно гораздо меньше того, что ожидали в республиках Центральной Азии.
Романтическая идея «тюркского мира», общность истории и языка – все это было, конечно, увлекательно, но явно недостаточно для решения насущных социально-экономических проблем. И потому охлаждение отношений из-за разрыва между ожиданиями и реальностью было неизбежно, вопрос заключался только во времени. Тем более что поводов к этому было более чем достаточно – от чисто политических, как «дело Мухаммада Салиха», ставшее камнем преткновения в отношениях между Анкарой и Ташкентом, до лихих рейдерских налетов властей на турецкий бизнес в Туркмении.
Ни по экономическим, ни по военно-политическим возможностям Турция 90-х – первого десятилетия 2000-х на «старшего брата» и «лидера тюркского мира» явно не тянула – не той толщины был ее «пряник» и не той длины «кнут». Поэтому в Анкаре достаточно быстро расстались с амбициями, сосредоточившись на том, что принято называть работой на перспективу или «мягкой силой» – присутствием в сфере образования.
Сеть турецких учебных заведений, с высоким качеством преподавания и последующими карьерными перспективами для выпускников, открывала для местной молодежи двери в социальный лифт, давала шанс попасть в деловую и политическую элиту, не говоря уже о том, что формировала у них лояльное отношение к Турции.
Первым неладное заподозрил Ташкент, запретивший деятельность турецких лицеев еще в 2000 году. И хотя обычно принято рассматривать этот шаг как ответ узбекской стороны на предоставление Анкарой убежища оппозиционеру Мухаммаду Салиху, есть все основания предполагать, что реальные причины этого решения Ислама Каримова гораздо глубже и связаны с докладом, который предоставил ему тогдашний глава Службы национальной безопасности республики Рустам Иноятов.
А вскоре, аккурат после того, как произошел разрыв между Эрдоганом и Фетуллахом Гюленом, который, собственно, и занимался реализацией проекта развития сети учебных заведений Турции в Центральной Азии, выяснилось, что, используя официальное прикрытие, гюленовцы попросту переформатировали эту сеть под себя. То есть – под задачи своего движения, а уж никак не под цели Анкары. Правда, они и Турцию готовились взять под контроль, но это уже другая история.
В итоге конечная цель нового «Турецкого марша» в Центральную Азию имеет две составляющие. Конечно же – зачистить политическое поле региона от сохранившихся там структур Гюлена. И, что гораздо важнее, открыть для турецкого бизнеса новый рынок товаров и услуг, в том числе – и через создание совместных производств.
Никакого пантюркизма и прочего абстракционизма
Упомянутые выше две составляющие тесно связаны между собой. Но если с зачисткой гюленистов особых проблем не возникнет – элиты центральноазиатских республик прекрасно понимают исходящую от них опасность для собственной власти, – то вот приобретение серьезной доли на рынках региона выглядит далеко не такой простой, как может показаться на первый взгляд.
Астана, Ташкент и Бишкек открыты для предложений и проектов турецкой стороны. И дело здесь, разумеется, не только в исторических корнях и языковой общности – это дополнительный бонус, обеспечивающий определенный комфорт в сотрудничестве, важно, но не слишком принципиально. И не в «призраке пантюркизма», бродящего в головах кабинетных «геополитиков».
В Узбекистане, Казахстане и Киргизии прекрасно понимают, что чем больше игроков в регионе – тем легче добиваться от них наиболее благоприятных условий сотрудничества. Об Эрдогане можно говорить разное, но сегодня Турция под его руководством вполне способна на региональном уровне не просто конкурировать, с традиционными системными игроками, но и предлагать серьезные проекты, привлекательные для партнеров. С этой точки зрения Анкара как третья сила между прессующим Пекином и капризно-требовательной Москвой вполне устраивает Центральную Азию.
Но проблема заключается в том, что слишком уж разнообразен набор ожиданий от Турции в регионе. К модели, которую предлагает сама Анкара, то есть новому партнерству, основанному на прагматизме, равноправии, взаимной выгоде и крепком экономическом фундаменте, из государств Центральной Азии сегодня по большому счету готов только Ташкент. Масштабные программы президента Мирзиёева, в том числе в оборонно-промышленном комплексе страны, открывают для турецкой стороны прекрасные возможности экономического характера.
С Астаной же и Бишкеком, пусть и в каждом случае по разным причинам, все несколько сложнее. 2 млрд долл. взаимного товарооборота между Турцией и Казахстаном стали каким-то заколдованным показателем, через который стороны никак не могут прорваться. И чем больше взаимных деклараций о дружбе и даже братстве – тем скромнее ожидания бизнеса двух стран от экономического партнерства.
И это далеко не единственная сложность для нынешнего «Турецкого марша» в регион, но здесь внезапно преподнес сюрприз Пекин. В своей традиционной манере – «да» и «нет» не говорите, обязательств не берите» – китайская сторона, избегая официальных заявлений, тем не менее дает понять, что готова вести с Анкарой совместные проекты в Центральной Азии. Это серьезно повышает шансы успешности нового «Турецкого марша» в регион. И одновременно может стать началом возникновения здесь нового баланса сил, серьезно отличающегося от сегодняшней системы сдержек и противовесов.