Си Цзиньпин уподобился отцу-основателю Китайской Народной Республики Мао Цзэдуну и архитектору китайской модернизации Дэн Сяопину: его доктрина включена в устав партии, пишет Стив Цанг. Много лет Китай жил по принципу Дэн Сяопина: «скрывать силу и выжидать». Но теперь час Китая настал: Си больше не намерен терпеть неуважение, в том числе со стороны США:
В октябре 2017 года на XIX Всекитайском съезде Коммунистическая партия Китая внесла в устав новую политическую доктрину: «Идеи Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой в новую эпоху». Сейчас, когда быстро модернизирующийся Китай стал одним из ведущих глобальных игроков, весьма соблазнительно отмахнуться от этой доктрины как от анахронического «партийного жаргона» отжившей эпохи. Поддаваясь этому искушению, мы подвергаем себя опасности.
Прошло пять месяцев после внесения этой поправки в устав, и Всекитайское собрание народных представителей отменило ограничение сроков президентской власти. Если исключить вероятность политического землетрясения, Си Цзиньпин, остающийся в свои 65 лет здоровым и активным, будет занимать пост председателя КНР, наверное, еще лет 20. Названная его именем доктрина будет, следовательно, направлять развитие и глобальную деятельность Китая в предстоящие десятилетия, а, возможно, даже дольше.
Можно сказать, что включение имени и идей Си Цзиньпина в устав КПК придало ему такой же величественный статус, как у отца-основателя Китайской Народной Республики Мао Цзэдуна и архитектора китайской модернизации Дэн Сяопина (только эти два лидера упоминались ранее в уставе). Учитывая еще и отмену ограничения сроков правления, многие в результате стали утверждать, что Си стал самым могущественным китайским лидером со времен Мао.
Напротив, подходы Си к государственному управлению очень напоминают подходы председателя КНР во времена Мао — Лю Шаоци, верного ленинца, который избирательно адаптировал конфуцианские идеи к задаче строительства китаизированного партийного государства. Для Лю основой всего была партия, в то время как для Мао, напротив, она была в конечном итоге чем-то необязательным, как это и продемонстрировала Культурная революция, одной из жертв которой стал сам Лю. В отличие от Мао, которого будоражил хаос, Си разделяет стремление Лю осуществлять контроль с помощью КПК, которая, как он надеется, станет лидером (и будет применять «Идеи Си Цзиньпина») во всех сферах общественной жизни — политической, военной, гражданской и научно-образовательной.
Контраст с Дэном еще резче. Реформы Дэна определялись прагматизмом и экспериментированием, призванными выявить наиболее эффективные методы модернизации. В 1980-е годы Дэн даже некоторое время рассматривал радикальную идею отделить КПК от государства, но отказался от нее после продемократических протестов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году.
Тем не менее Дэн и его преемники Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао продолжали открывать Китай для Запада и были готовы терпеть распространение — в определенных рамках — некоторых либеральных идей. Совершенно иначе обстоят дела с Си, чья неоднократно заявленная приверженность дальнейшим реформам омрачается тем, что он переопределил характер этих реформ.
Си не видит в Китае места для политических экспериментов или для либеральных ценностей. Для него демократизация, гражданское общество, всеобщие права человека — это анафема. Углубление реформ означает укрепление контроля над КПК (с помощью «антикоррупционной кампании») и над населением, в том числе с помощью передовых технологий с искусственным интеллектом. Такой цифровой тоталитаризм, как надеется Си, предотвратит укоренение и распространение либеральных или демократических идей, даже если Китай сохранит связь с остальным миром. Китайские граждане могут пользоваться свободой как потребители и инвесторы, но не как участники гражданского общества или гражданского диалога.
Управление этим противоречием — между международной открытостью и государственным контролем — является ключевой задачей для Си, который хочет достичь другой важнейшей цели своей доктрины: «сделать Китай снова великим». С одной стороны, это означает утверждение партийноцентричного национализма, с тем чтобы граждане поддерживали первенство КПК и самого Си. Тех, кто не станет с этим торопиться и не оправдает ожиданий, могут подвергнуть слежке или даже отправить в так называемые лагеря переобучения, подобные лагерям в Синьцзяне, где сейчас содержатся сотни тысяч (или даже больше) уйгур-мусульман.
С другой стороны, «сделать Китай снова великим» значит демонстрировать силу и лидерство на мировой арене. В течение десятилетий страна руководствовалась провозглашенным Дэном принципом «скрывать силу и выжидать», но теперь, как считает Си, момент Китая настал.
Одним из способов укрепления мировых позиций Китая, как надеется Си, должен стать его выход на передовые технологические рубежи. С этой целью государство оказывает полную поддержку национальным чемпионам в наиболее передовых отраслях, что предусмотрено, в частности, государственной стратегией «Сделано в Китае 2025», которую конкуренты, а особенно США, осуждают как нечестный прием в торговле. Неслучайно США нацелились на компанию «Хуавэй» (Huawei), которая получила столько государственной поддержки, сколько не получала ни одна компания ни в одной стране мира в новейшей истории.
Решение Канады удовлетворить запрос Америки и арестовать финансового директора «Хуавэй» Мэн Ваньчжоу, подозреваемую в мошенничестве и нарушении режима американских санкций против Ирана, в глазах Си равнозначно отказу уважать положение и интересы Китая, что заслуживает возмездия. Вскоре Китай задержал двух канадцев по обвинению в «участии в деятельности, ставящей под угрозу [китайскую] национальную безопасность», а также изменил приговор канадцу, осужденному за контрабанду наркотиков, на смертную казнь.
Цель «Идей Си Цзиньпина» не в том, чтобы начать холодную войну с Западом или экспортировать политическую модель Китая. Си скорее хочет поддержать власть партийного государства — и собственную форму авторитаризма — внутри Китая, в том числе ограничив влияние на китайцев либерально-демократических идей. Очень важно понимать это, если мир хочет эффективно взаимодействовать с все более внушительным Китаем.
Стив Цанг — директор Китайского института Школы восточных и африканских исследований Лондонского университета
