Федерико Варезе, социолог и профессор криминологии Оксфордского университета, приехал в Португалию на презентацию своей книги «Жизнь мафии» (Mafia Life). В ней он сравнивает методы, идеологии и практики сицилийской, калабрийской, русской, итало-американской, японской и китайской мафий.
Судя по описаниям автора, мир мафии за последнее время не сильно изменился: он по-прежнему исключает женщин и рассматривает любовь как слабость. Об этом криминолог рассказывает в интервью Diário de Notícias.
«Диариу де нотисиаш»: сколько лет длились исследования, которые легли в основу этой книги?
Федерико Варезе: исследования заняли многие годы, часть «полевых работ» проводилась в России в 1990-е годы, впервые мне довелось вступить в контакт с русской мафией еще во времена бывшего Советского Союза. Эта книга носит сравнительный характер — пытается найти сходства между мафиями разных стран.
— Вы начали с изучения русской мафии, хотя сами являетесь итальянцем.
— Да, Советский Союз распался, на его руинах возникла капиталистическая и демократическая Россия, и я хотел исследовать эту социальную трансформацию. Приехав в Россию, я понял, какую важную роль тогда играла мафия, и я решил изучить ее организацию.
— Одной из самых авторитетных является грузинская мафия?
— Грузинская мафия крайне значима, японская мафия очень сильна, но активнее всех сегодня развивается калабрийская мафия, ндрангета (от греч. ἀνδραγαθία «доблесть» — крупная итальянская организованная преступная группировка, прим. ред.), которая контролирует рынок наркотиков. Она обладает гигантской экономической властью, поскольку контролирует незаконный оборот наркотиков и представляет собой разветвленную международную сеть. Если оценивать общемировое влияние, то калабрийская мафия, безусловно, является наиболее значимой.
— Между тем Коза ностра движется в обратном направлении.
— Сицилийская мафия переживает не самые лучшие времена, многих боссов арестовали, и им крайне сложно реорганизоваться. Сегодня Коза ностра пребывает в упадке, однако первопричины ее возникновения никуда не делись. Уверен, что мафия вернется, как только репрессии немного сбавят темпы.
— Разве репрессии и суды не являются способом борьбы с мафией?
— Разумеется, крайне важно, чтобы задержания членов мафии продолжались, однако, если пользоваться только этой тактикой, мы ничего не добьемся. Мафия рано или поздно закончится, потому что это человеческое явление, а любое человеческое явление, как однажды сказал судья Джованни Фалькони (Giovanni Falconi) [вел процесс против Коза ностра, был убит в 1992 году], возникает, развивается и умирает. Но с мафией можно бороться лишь путем социальной трансформации, потому что она является продуктом социальных условий, именно этот аспект мне более всего интересен. Это не вопрос психологии — это социальная и политическая проблема; если мы хотим бороться с мафией, мы должны менять общество и политику.
— В книге говорится о том, что это обычные люди: отнюдь не супергерои или представляющие опасность психопаты.
— Это нормальные люди, которые являются частью нашего общества, мы не можем от них отмежеваться, как если бы это были пришельцы с другой планеты, и очень важно, чтобы мы это понимали. Если мы хотим бороться с мафией, мы должны реформировать наше общество.
— Каким образом эти организации связаны с политикой?
— Мафию ассоциируют с центристскими и правоцентристскими партиями, традиционно она выступает против социалистических и коммунистических партий. Последние считаются ее конкурентами, поскольку также пытаются защищать интересы рабочих — мафия делает это, одновременно преследуя собственные интересы. В частности, врагами мафии считаются профсоюзы. С другой стороны, во время холодной войны правительства Италии и Японии, особенно Италии, использовали мафию для подавления социалистического и коммунистического движения. Существовало что-то вроде естественного союза, да и в целом мафии ограничены территорией, их отличает крайне националистский дух, а международные связи интересуют их постольку-поскольку.
— Слабостью считается даже любовь.
— Да, и она представляет для организации серьезную опасность. Во-первых, дорога в мафию закрыта для женщин, что для меня до сих пор остается загадкой. Причины такого исключения не совсем понятны, особенно если учесть, что эти организации адаптировались к эволюции общества и к использованию новых технологий, между тем женщины по-прежнему не могут участвовать в их ритуалах. Наиболее достоверное объяснение: боссы опасаются, что женщина внутри организации в более формальном виде может стать дестабилизирующим фактором. Мафия боится чувств, любви, это чисто мужские сообщества, которые используют женщин, но не хотят, чтобы те становились членами организации.
— За последнее время в лоне этих организаций произошли какие-то значимые преобразования?
— Да, но их было не много. Вероятно, это связано с самой трансформацией общества. Мафия всегда контролировала небольшую территорию. Например, калабрийская мафия контролирует порт Джоя-Тауро (Gioia Tauro) в Калабрии, куда поступают наркотики. Разумеется, они используют новые технологии, особенно для отмывания денег, они намного больше ездят, но в плане политики ничего не изменилось. Потом появляются новые мафии, новые акторы, как, например, в России. В каждой стране они занимаются разными вещами. Ндрангета господствует на территории Калабрии, функционирует как государство. Ее члены могут поехать в Голландию, в Испанию, чтобы покупать наркотики, но территорию они не контролируют, хотя и находятся там.
— Вы обнаружили какие-то ответвления в Португалии?
— В Португалии действовала грузинская мафия. Вероятно, кто-то из них еще остался здесь, но, насколько я знаю, их деятельность сводится главным образом к домашним ограблениям. В книге я упоминаю об одном убийстве в Италии, которое было совершено грузинской мафией, и о том, что убийца бежал в Португалию.
— Незаконный оборот наркотиков является главным бизнесом мафии?
— Он крайне важен, потому что позволяет очень хорошо заработать, но есть и другие виды деятельности, даже на легальном рынке, например, строительная индустрия — экономически это очень влиятельный рынок. Основной бизнес мафии — недвижимость, наркотики и проституция.
— А как же торговли людьми?
— Не в такой степени. Вся контрабанда людей из Нигерии и Ливии на Сицилии осуществляется другими организациями, а не сицилийской мафией. Когда на Сицилию прибывают женщины и начинают заниматься проституцией, за них уже берется мафия. Торговля людьми в Италию ведется ливийскими организациями, поскольку у мафии нет для этого необходимых условий: они не владеют языками и у них нет нужных контактов в Ливии и Нигерии. В Италии действуют довольно влиятельные нигерийские группы, которые конкурируют с сицилийской мафией.— Триады Гонконга и Макао функционируют схожим образом?
— Мафия Гонконга, как и прочие, заведует проституцией, а вот в Макао они контролируют игру, казино. В Макао казино делятся на две зоны: одна для заурядных игроков, которые играют в автоматы и делают небольшие ставки; и частная зона для VIP-персон, которые играют по-крупному, и триады контролируют эту часть. Они внимательно следят за игроками, чтобы в нужный момент одолжить им деньги с условием возврата даже в случае проигрыша, а проигрывают те всегда. Они не контролируют игру саму по себе, но контролируют выплату долга. Контроль — это то, чем занимаются все мафии, только здесь они контролируют деньги в ходе игры. В целом все мафии довольно похожи друг на друга, если не считать небольших различий.
— Например?
— Члены японской мафии любят татуировки, как и русские мафиози. В вот сицилийцы и американцы не делают татуировок, но принципиально они не сильно отличаются друг от друга.
— Можно ли в случае мафии говорить об этических стандартах?
— В некотором смысле она наличествует — искаженная, преступная, но все же этика, и это очень важно понимать. У мафии есть правила, это не только бизнес, предприятие, но и учреждение, своего рода партия. У них есть свои правила поведения, идеология, ритуалы для вступления в организацию, которые очень важны.
— Ритуалы посвящения?
— Да, приобщение к мафии сопровождается трансформацией собственной идентичности, это уже новый человек, появившийся на свет в данный конкретный день, в процессе, который я назвал «рождение». Рождение представляет собой совокупность ритуалов. Человек рождается, когда входит в мафию — именно тогда он становится настоящим мужчиной, а вся его предыдущая жизнь обесценивается.
— Из книги я поняла, что для этого не обязательно быть членом одной семьи?
— Нет, нет! В некоторых мафиях, например калабрийской, кровные связи очень важны: если человек родился в семье мафиози, велика вероятность того, что он попадет в мафию, но в других странах все по-другому. На Сицилии, в Японии, России, Италии и Америке важно хотеть вступить в мафию. Термин «семья» используется, потому, что эта организация по своей значимости сопоставима с естественной семьей, это метафора.
— Вам доводилось встречаться со многими бандитами. Вы боялись, что в какой-то момент что-то могло пойти не так?
— И да, и нет, но я также не питал иллюзий насчет того, что мои собеседники тут же посвятят меня в свои секретные операции и подробности жизни. Мне было интересно, что они думают о жизни, о мире, о смысле своего существования, об идеологии — я заранее предупреждал их об этом.
— И вы избегали оценочных суждений.
— В ходе интервью, разумеется, да, но я считаю мафию негативным явлением, и вместе с тем полагаю, что это продукт сложившейся социальной ситуации. Я уверен, что по-человечески возможно положить конец этим организациям, но для этого необходима политическая воля.
— Вы никогда не записывали интервью на пленку — таково было требование самих интервьюируемых?
— Нет, я сам так решил. В какой-то момент я понял, что лучше не пользоваться диктофоном. Когда я брал свое первое интервью в России, я принес диктофон: когда под конец беседы я его выключил, мой собеседники сказал: «Ну а теперь можно поговорить начистоту».
— Они ставили вам какие-то условия?
— Когда я брал интервью у русского мафиози, условием было не публиковать первую книгу в России. Эти встречи в 1990-е годы произвели на меня самое сильное впечатление, они были крайне важны для понимания их менталитета. Мы встречались два или три раза.
— Но в итоге вы рассказываете, как работают эти преступные организации?
— Да, но многие вещи, о которых я сообщаю в книге, почерпнуты мною из судебных заседаний, полицейских отчетов, это не та информация, которую раскрывали мне собеседники.
— Они читали ваши книги?
— Не знаю. У меня были контакты с двумя или тремя представителями русской мафии, и они остались вполне довольны.
— Вы социолог и криминолог, но эта книга не является научным исследованием.
— Нет, это общий обзор по нескольким странам, где активно действует мафия. Один из моих любимых английских писателей говорил, что «наблюдать за миром, сидя за письменным столом — это преступление»; я не хочу изучать мир, не выходя из-за письменного стола. Мне важно покидать свой кабинет и общаться с людьми на местах.
