Ленинизм – это настолько глубокий сам по себе феномен, что его нельзя записать, однозначно классифицировать в контексте, допустим, элементарного советизма, навязшего в зубах или в контексте погоревшей идеологической системы, которая раз вспыхнула и обанкротилась, говорится в статье неординарного исламского мыслителя Гейдара Джемаля (ниже полный текст статьи).
Во всяком случае, если бы мы пошли таким путём, то оказались бы в одной компании с унылыми, скучными диссидентами, с двумя или полутора сантиметрами реального лба, за высокими, естественно, лбами. Реальный лоб – где-то полтора сантиметра… чёткие клише демократизма, чёткие клише патологической ненависти ко всему активному и пассионарному, желание вписаться в общечеловеческие ценности… в сущности, ленинизм велик, это величие, может быть, заново будет оценено именно тем, что он порывает с общечеловеческими ценностями и бросает им абсолютный и бескомпромиссный вызов. Кто-то, я не помню точно кто, кажется Бердяев, пытался эту тему осмыслить под девизом «Ленин как религиозный тип». Это само по себе достаточно знаменательно, так как мы имеем внешний парадокс, потому что Ленин всегда жестко противостоял любой идее «фидеизма и поповщины». И вот нам говорят: «Ленин – как религиозный тип». С одной стороны парадокс, с другой – великая угадка. Все мы знаем, что Ф. М. Достоевский, который остро болел темой Нечаева, темой русских мальчиков с бомбой и револьвером, ушёл в свой консервативный монархизм, в Православие, с эшафота, на котором его чуть не расстреляли за, скажем так, недоделанную революцию. Он был самый революционный, самый продвинутый человек в компании петрашевцев. По большому счёту, не понятно, перековался ли он окончательно в консервативного монархиста. Есть данные, что он оставался революционером до конца, что монархизм его был результатом трехлетней отсидки, такая своеобразная шизофрения, политическая, а не медицинская. То есть, с одной стороны он пришёл к Православным ценностям, а православные ценности предполагают великодержавие, монархизм, а с другой стороны он оставался истинным революционером. Его ненависть к Западу была общеизвестна, его ненависть к Системе, которую он описывал с нескрываемым сарказмом, была общеизвестна. Алеша Карамазов – великий русский мальчик, который был создан Достоевским, в третьем, так и не написанном томе романа, должен был пойти в революцию, пойти в революцию из монастыря. Это путь, обратный тому, который проделал автор и творец этого образа.
Достоевский в значительной степени угадал Ленина в образе Петра Верховенского. С моей точки зрения Петр Верховенский – это положительный герой великого романа Достоевского «Бесы». Единственный положительный герой, единственный пассионарий, который действительно требует от барича с холодной рыбьей кровью, Ставрогина, реального действия. Не соблазнения пятилетних девочек, а реального действия, которое действительно может перевернуть мир. Петр Верховенский – абсолютный реалист, который горит реальной революцией, который не ищет ни удовлетворения персональных амбиций, ни, тем более, материальных амбиций, который, разговаривая со Ставрогиным, дергает его за воротник и говорит: «Да проснитесь же вы, барии! О, так я и знал – мерзкий, холодный барии, которому ничего не нужно!». Петру Верховенскому нужно великое потрясение, потому что он знает, в отличие от Столыпина, что Великая Россия рождается только от великого потрясения. Это две стороны одной монеты. Итак, Петр Верховенский, который был написан, вдохновляясь образом Нечаева, является провозвестником другой реальной фигуры – фигуры товарища Ленина.
Ленин пришёл в революционную традицию России по двум, как бы, мандатам: один мандат у него был западный – это мандат марксизма. Другой мандат – мандат русской революционной традиции, которая им самим возводится к декабристам. Со школьной скамьи все помнят знаменитое «Декабристы разбудили Герцена…» и так далее. Но мне кажется, что ссылка на декабризм не совсем точный адрес. В действительности, Владимир Ильич был русский мальчик, старший брат его был русский мальчик, и корни их уходят в глубокий евразийский фанатизм ненависти к Системе.
Система – это большое, глубокое слово. Многие из тех, кто оспаривают его, оспаривают Систему, пишут это слово фломастерами, спреями на стенах домов с большой буквы. Вместе с тем, непонятно, что такое Система. Система – это большой философский вопрос. Речь идёт не о теории управления, не о теории игр. Мы поставим вопрос иначе. Была ли система в Средние века? Была ли Система в Древнем Египте? Была ли Система в Вавилоне? Дело в том, что с точки зрения традиционалистов, с точки зрения Рене Генона является традиционным обществом. Если мы этим вопросом будем заниматься всерьёз, то обнаружим, что тогда Системы не было. Вы скажете: «Как же так, не было? Была же какая-то действующая рабочая структура? Был, допустим, фараон или кесарь, был Сенат, губернаторы провинций, был сбор налогов. Разве это не Система?» Нет, это не Система. Что называется Системой, которая рождает контистационные субкультуры, бросающие Системе вызов, взрывающие гранаты, пластиковые бомбы, что называется Системой, которая порождает феноменологию «Красных Бригад» или, скажем, феноменологию якобинского террора, направленного против Системы? Системой называется такая организация общества, которая состоит из баланса, сочетания групп населения, социальных групп, единственная роль которых заключается в переводе чистого количества в человеческий фактор, а человеческого фактора в чистое количество. Под чистым количеством мы имеем в виду наиболее обобщённую социальную форму количества – деньги. Потому что деньги есть наиболее абстрактная форма количества. Деньги есть социальная форма количества, которая является наиболее абстрактной, наиболее вампиричной формой чистого количества. Деньги – наиболее чистое, наиболее субтильное воплощение золота. Сегодняшний мир исповедует религию золота. Эта религия пришла к нам от финикийских жрецов. Эта религия золота является самой страшной тайной мирового правительства, которое существовало практически всегда. Эта религия раньше отмечалась в форме Лилит, в форме Астарот, в форме Иштар, которая изображалась в виде золотой пантеры и жрецы в полнолуние под хвост этой пантере, в ее половую щель вкладывали золотые монеты, чтобы оплодотворить эту Иштар, чтобы она родила новое золото. Так было 2,5 тысячи лет назад. Сегодня для того, чтобы количество принесло новое количество, нужна более сложная система инструментов, более сложная система структур. Для того чтобы количество родило новое количество, нужно перевести его в человеческий фактор. Все знают, что для того, чтобы сделать детский сад, чтобы туда ходили дети, нужны бюджетные ассигнования для учителей, для нянечек, для манной каши. Это можно сделать путем эмиссии, можно чисто бюрократическим советским путем, можно путем спонсорским. Чистое количество мы переводим в человеческий фактор, без которого он не воспроизведется, а человеческий фактор возьмем и перегоним в количество. На каждом этом обороте происходит перераспределение, перерасчленение, происходит рост этого количества. Олигархи – это как раз пример группы, смысл которой состоит в том, что она определённым образом посредничает между чистым количеством и чистым человеческим фактором. Современное общество состоит из групп, которые тем или иным образом привязаны к перекачке количества в человеческий фактор, а человеческого фактора в количество. Это и есть Система.
Чем она отличается от, допустим, средневековой Европы? Вот рыцарь. Рыцари – это кшатрии, это воины. У них есть платоновский архетип. Архетип воина с его добродетелями, который они и реализуют. Есть торговец, вайшья. Он реализует архетип торговца, слуги Меркурия. Его цель – рост материального блага, комфорт, социальность и т.д. Короче говоря, общество состояло из групп людей, смысл которых заключался не в том, что они на плоскости переводят одно в другое, а они выражали собой некий аспект универсального человека: одни созерцали, другие били мечом, деструктировали, третьи производили какие-то социальные блага, а четвёртые, которые не могли ни одного, ни другого, ни третьего, были просто люмпенами, чандалами, шудра. Гербы рыцарей, символы монастырей, духовных орденов были ни чем иным, как визуальными логотипами их духовной сущности. Олигархи не имеют гербов. Никакая сегодняшняя команда, ни в России, нигде, в России это более наглядно, не имеет права на герб, потому что это команда анонимов, единственный тайный смысл которых заключается в том, что они переводят количество в человеческий фактор и обратно. На каждом витке растет и усугубляется и человеческий фактор в ту или иную сторону, и растет и усугубляется количество. Причём, когда я говорю, что растет и усугубляется человеческий фактор, это означает, что человеческий фактор, в ходе взаимодействия с количеством (т.е. с деньгами) делается все более очищенным и пустым от какого-то ни было смысла, выходящего за рамки чисто человеческого присутствия здесь и теперь. То есть, когда Явлинский, сидя с Любимовым, по телевизору, на вопрос Любимова, что «раньше наши отцы терпели кризис, но ведь у них была идея», Явлинский отвечает: «Ну идея… У нас же тоже может быть идея. Вот, давайте мы просто будем жить, а чтобы государство нас не обманывало, а обеспечивало наши потребности, вот пусть это будет нашей идеей». Любимов даже икнул. При всем его цинизме это даже для него было элементарной глупостью. Какая же это идея? «Просто нам с вами жить…» Даже он не сказал: «чтобы мне чай пить, а весь мир к черту пошел, чтобы мне не мешать чай пить». У Достоевского есть такой тезис: «пусть весь мир рухнет, лишь бы мне не мешали чай пить». И то идея. А он даже этого не говорил. «Ну, давайте мы с вами просто будем жить, у нас будет детский сад, нас не будут кидать с деньгами, с ГКО, нам пенсии будут платить, и пусть это будет нашей идеей». Вот вам иллюстрация чистого человеческого фактора без осложнений. Жить неким существам, которые, собственно говоря, в простом постулировании их человеческого бытия ничем не отличаются от, скажем, кроликов, или тушканчиков. А какая может быть идея затем, чтобы жили кролики или тушканчики? Явлинский – представитель системы, он выражает позицию такой социальной ментальности, при которой человеческий фактор взаимодействует с количеством.
У этого человеческого фактора существует в отношении количества два полюса. Они заключаются в следующем: в самом верху стоят люди по типу Мидасы. К чему бы они не прикоснулись – все превращается в золото. Они всегда хорошо живут, они всегда, при любых потрясениях, как кошки, падают на четыре лапы, они всегда останавливаются в «Хилтонах» и «Шератонах», эти люди всегда летают первым классом, это люди, которые всегда производят вокруг себя комфорт, благополучие, определённый социальный стиль. Определённое качество жизни. Скажем, условно, чтобы это было ясно, что к этому типу людей относится принц Чарльз. В какой-то степени, может, даже принцесса Диана. На другом конце этой социальной лестницы стоят люди, которые будут производить вокруг себя нищету. Они всегда будут жить в Гарлемах, в фавелах, в бараках. Там всегда будут стоять баки, полные картофельных очисток и пустых пивных бутылок, там всегда будут выбиты окна, будут не работать канализация и водопровод. И если поселить их в виде эксперимента в прекрасный район, где все готово и всё работает, и дать им социальную пенсию, то через месяц вы увидите, что там свищет ветер через разбитые окна, всё вокруг загажено, ничего вокруг не работает, кругом одна нищета, на всех углах продаются наркотики, бегают сопливые дети… Они всегда будут производить нищету.
Эти полюса являются врожденными полюсами человеческого состояния. Они были всегда. Просто сегодня, когда нет людей с гербами (не обязательно правящие классы. Мы имеем в виду какие-то цеха, ремесленников, любую группу, которая в традиционном обществе выражает не себя саму, а некое свое отношение к внечеловеческому принципу), эти два полюса стали императивами.
Конечно, и в Средние Века были нищие, были страшные районы в каком-нибудь средневековом Париже, куда невозможно было сунуться… И в Средние века были люди, которые всегда одевались в щелк и бархат. Но это были не отношения к количеству, это были некие позиции, как раз связанные с качеством: мы знали бедных сеньоров, мы знали нищих феодалов, живущих в замках, где свищет ветер, мы знали и разбогатевших откупщиков, хамов и проходимцев. Но это всё было диалектично. Сегодня же это маяки, императивы. Наверху люди, которые превращают в золото всё, к чему только прикасаются, внизу люди, которые всегда превращают золото в дерьмо, когда бы им это золото не подкинули. Между ними группы, которые более или менее примазались к этому процессу: процессу превращения одного в другое – человека в количество, количества в человека. Вот это и есть Система, которая существует приблизительно 400 лет.
Почему я называю цифру 400 лет? Потому что в 1588 году «Непобедимая Армада», снаряженная испанской монархией, была разгромлена англичанами и потеряла шанс захватить Британские острова. В 1588 году началась эпопея, которая спустя 60 дет привела к казни Карла I, а потом привела к созданию Британской Империи, которая стала базой и штабом глобализма. Глобализма как некоего экстравертного воплощения системы.
Все вышесказанное имеет прямое отношение к проблемам ленинизма, революции, войны и мира. Вот это описание Системы: когда человечество приходит к Системе, оно объявляет устами борзописцев, устами идеологов, что человечество есть некий феномен, существующий ради себя. Оно просто есть и всё! И это самоценность. Дело в том, что как только это состояние человечества достигнуто, начинается последняя, финальная стадия кризиса. Кризис был всегда. Кризис вообще характерное свойство человеческой истории. Кризис был даже в традиционном обществе, даже если мы возьмём Золотой Век, то и там был кризис. Потому что человечество по факту своего воплощения оказывается в тяжелейшем противоречии само с собой. Человечество является одновременно центром и инструментом, оно является одновременно некоей точечной центровой позицией и, вместе с тем, это механизм для реализации неких задач, которые, по большому счёту, этому человечеству неведомы. То есть они могут открываться ему в специальных эксклюзивных моментах. Поэтому человечество постоянно конструирует мотивы и идеологию оправдания своего бытия, исходя из положения своей центральности, и эта интерпретация своей роли постоянно оказывается неверной и недостаточной. Она постоянно приходит в конфликт с некоей тайной реальностью, как если бы молоток считал себя хозяином мастерской. Он постоянно приходил бы в состояние конфликта с тем, что на самом деле приходит кто-то, берёт его и стучит, что-то делает. Каждый раз это усугубляется и усугубляется. и на каком-то этапе человечество, или тот же молоток, решает вопрос кризиса следующим образом: «Я не буду считать, что я существую для чего-то, я существую для себя». Начинается эпоха Системы – чисто человеческого фактора. Вот в этот-то момент и начинается самый тяжёлый и страшный кризис. Вместо универсализма (не будем говорить о знаменателе этого универсализма – пусть он будет жреческим), который существовал раньше, начинается эпоха глобализма, то есть эпоха, когда абстрактный принцип чистого количества должен соединяться со всё более абстрагируемым человеческим фактором. Вот тут-то и начинается серьёзный конфликт, начинаются мировые войны.
На каком-то этапе глобализм и европоцентризм был тождественны. Это было в эпоху великих географических открытий, в эпоху колониальных империй, когда Англия и Голландия доминировали над Мировым океаном. Это был XVII век. Османская Империя, которая захватила Византию, вобрала её в себя, в силу позиций своей правящей элиты приняла модель европоцентризма. В 18 – 19 веках Османская Империя стояла на позициях европоцентризма, хотя она и находилась в определённой оперативно-тактической оппозиции к Европе как таковой.
Что произошло дальше? Дальше глобализму стало очень тяжело отождествляться с Европой, ему надо было эмансипироваться от этого. И возникло противоречие между европоцентризмом и глобализмом. Первое противоречие решилось в 1-й мировой войне, которая была не войной 1914 года, а войной Наполеона. Наполеон выражал интересы великой континентальной Европы, интересы европоцентризма против глобализма. Интересы глобализма взяла на себя обслуживать Англия, которая в силу особых, масонских, тонких возможностей приняла на себя роль тьютора, наставника, лидера всех королевских прогнивших масонских домов Европы. Тогдашние королевские дома выражали не традиционалистское общество, а выражали Систему, являясь её остаточной и декоративной «крышей». Это уже не были реальные традиционалистские общества. Традиционалистские общества перешли в Систему, когда феодалы были уничтожены и вместо независимых феодалов, которые имели в качестве своего председателя короля – «первого среди равных», вместо этого пришёл бюрократический абсолютизм, превративший идею каст и сословий в насмешку и возвысивший не просто торгашей, а деньгократов, плутократов, банкиров. Абсолютизм и банкирство были неразделимы. С этого начинается Система, и с этого момента царь, король – уже не сакральная фигура, а просто полюс, о котором мы говорили: Мидас, который к чему бы не прикоснулся, всё превращает в золото. Самый простой фонд – королю всегда дадут кредит. Чтобы он не сделал со своей страной, как бы он не ходил на голове, стоит ему позвать деньгократов, как они несут ему пачки денег, потому что знают, что с этого быдла, которое ходит под королём, они своё снимут.
Итак, во время Наполеона первое глобальное противоречие, это, с одной стороны, континентальная Европа, а, с другой стороны, глобализм, который уже скидывает со своего короля эту Европу. Наполеон попытался делать ставку на европоцентризм, сохранить континентальную великую Европу как центр и модель мира. Но проиграл. Проиграл неизбежно, потому что общее всегда выигрывает у частного, если они действуют в одной плоскости, на одном уровне диалога. Более абстрактное давит всегда менее абстрактное, общее давит всегда частное.
Но, конечно, Европа была мощной, не так просто было её заесть с одного хода. И, хотя Наполеон угробил 2 миллиона лучших европейцев военного, кшатрийского типа, самых активных, пассионарных – ведь очень многие в наполеоновскую армию шли со всей Европы добровольцами, начиная от поляков и кончая пруссаками… и всё это было рассеяно по полям Испании, по полям Смоленщины… А Россия отдельно тоже потеряла 2 миллиона человек. Что это было для уровня 1814 года, когда всё человечество ещё не вышло на уровень 1 миллиарда? Тогда этим избранным, гренадерам в меховых шапках, был нанесён такой мощный удар, удар по европейскому генотипу, последствия которого реально работают и сегодня.
Но дело этим не кончилось. Потребовалась 1-я мировая война, которую мы знаем как 1-ю. На самом деле она вторая. Потому что Бисмарк был продолжателем дела Наполеона. Бисмарк реально объединил Германию, которая несколько веков стояла на коленях, разделенная на 300 идиотских княжеств, полностью лишённая какого бы то ни было значения, кроме чисто культурного. Она порождала Канта, Фихте, Гегеля, но как политическая сила стояла на коленях. Бисмарк восстановил Священную Римскую Империю германской нации в форме германского Райха, который взял на себя ответственность за континентальную Европу против глобализма. Первое, что он сделал – он напал на банкирскую Францию в 1870 году, которая после Наполеона была просто провинцией Англии.
После Наполеона возник феномен атлантизма. Что это такое – мы на этом ещё остановимся. Мы не будем идти по этим дурацким наработкам: евразизм, атлантизм… В плане каких-то сакральных икон… Нарисовали какие-то иконы, превратили евразизм в религию… Мы всё расставим на свои места, чтобы всё было кристально ясно. Евразизм – это очень глубокая вещь. И атлантизм – глубокая вещь. Но ни то, ни другое не является религией или идеологией само по себе. Это некие базовые субстанции, знаки, ориентации.
Так вот, после того, как Наполеон проиграл, возник атлантизм. Интересная вещь – в 18 веке Франция помогала Штатам против Англии. А Штаты, которые в 20 веке станут оплотом атлантизма, тогда об этом даже не представляли… Они с якобинской Францией заключали союзы против атлантистской Англии. Но когда Франция стала частью этой атлантической полосы, Америка уже осознала своё подлинное призвание: первая атлантическая в чистом виде идеология – доктрина Монро – возникает в 1823 году. Задолго до Макиндера, до Хаусхофера возникает концепция морского могущества, которая неотъемлемо связана с доктриной Монро. Возникает треугольник – США входят в зону чистого количества. Что это значит? Чистое количество – это когда каждый штат печатал свой доллар. Чистое количество – это когда каждый банк в штате печатал свой доллар. Чистое количество – это когда существовали справочники о том, как отличить хороший доллар, который печатают правильные штаты, правильные банки от плохих долларов. И были поддельные справочники, в которых объясняли про доллар все не так, вас накалывали, и вы хавали плохие доллары. А по большому счёту, каждая сволочь могла выпустить хоть эликсир для зубов, хоть доллар. Чистое количество.
США кинули Европу на 10 млрд. тогдашних долларов простым способом: они объявили акционированное строительство железных дорог с Запада на Восток. И озверевшие юнкеры, бюргеры, мещане понесли свои сэкономленные денежки в акции американских железнодорожных компаний. Когда компания доводила строительство до 80 – 90 %, она внезапно объявляла о том, что разорилась. Деньги исчезали. Они доводили строительство до конца, но уже без акций – они никому были не должны. А 10 млрд. тогдашних долларов – это несколько триллионов сегодняшних. Эти деньги были сняты с налогоплательщиков и податных людей континентальной Европы, чтобы на этих грошах поднялась сегодняшняя Америка. При этом Америка всё равно пришла огромным должником к 1914 году: она должна была только по линии государства 5 млрд. тогдашних долларов. Это за триллион сегодня. А кончила она кредитором. И Европа в 1918 году была должна Америке уже в 5 раз больше. Я не сказал еще, что в Гражданской войне 1863-65 годов Север взял кредитов на 3 млрд., Юг на 2 млрд. тогдашних долларов. Вы думаете, они отдали? Нет. А Югу помогала Германия. И эти денежки ухнули.
Теперь т.н. 1-я мировая война, которая на самом деле 2-я, когда Европу еще раз опустили. На этот раз ещё неокончательно. Потому что создались предпосылки для следующего тура 2-й мировой войны 1939-45 года. И в 1945 году Европу опустили тотально. Результатом войны был полный крах европоцентризма. Европа перестала функционировать как центр, модель, сердце человеческой истории. Теперь вернёмся к 1914 году. Посмотрим, что произошло с Россией. Россия в этой войне оказалась на стороне глобалистской, атлантической Антанты, потому что Россией в 1914 году управляли люди, которые были преданы атлантистской идее, преданы Системе. И в 1917 году произошла не социальная революция. В 1917 году произошла революция евразийская, направленная против атлантической верхушки, правящей страной. Эта верхушка правила Россией в интересах атлантизма практически со времени Ивана Грозного. Иван Грозный был целиком атлантист. Он был в тесных отношениях с английским троном. Он очень много сделал своими законами, в частности, открытием беспошлинной торговли через Архангельск английским купцам, для того, чтобы Британия создала первоначальный капитал для строительства собственной колониальной империи. Промышленная революция началась в Англии после того, когда Англия ограбила Индию. Год начала промышленной революции – 1762. А год Калькуттской битвы –1760. После Калькуттской битвы Англия вывезла из Индии на сотни миллионов фунтов золота, алмазов и других накопленных в форме сокровищ ценностей, которые она немедленно превратила в актив тех кредитов, которые были выданы уже готовым протофирмам. И был запущен маховик промышленной революции. А для того, чтобы осуществить эту великую операцию, раскрутить Ост – Индийскую компанию и прочее-прочее, необходима была прямая поддержка России, которую Англия имела сначала в лице Ивана Грозного, а потом Романовых, в первую очередь Петра 1, который был никто иной, как инструмент и марионетка англо-голландской масонерии.
Петр сделал очень много для того, чтобы уничтожить в Европе малейшие поползновения оппозиции к атлантизму. Он разгромил скандинавский проект, разгромил версию скандинавско-польско-литовского проекта. И Ленин был единственным окошком во всей этой истории, который выражал глубинный евразийский революционный дух России, придавленный вот этой шапкой атлантизма.
Но что такое атлантизм и евразийство? Евразия – это не какая-то сформированная, законченная сущность, которую можно представить в виде какой-то модели, проработки… Евразия огромна, хаотична. Сама по себе она есть чистая субстанция. В эту субстанцию и приходят пульсации, провоцирующие, пробуждающие пассионарные лучи света, которые вызывают могучий отклик в виде тех или иных движений.
Атлантизм. Само слово «атлантизм» связано с Атлантидой. Атлантида была, как известно, великим и славным континентом, который 13 тысяч лет назад был уничтожен потопом. Мы знаем, что на этом континенте был пророк Ной, упоминающийся в авраамической монотеистической традиции, который имел жестокую борьбу с этим континентом, с его населением, который призывал их к Одному. Это население отказывалось следовать ему и было уничтожено. Ной спасся.
Теперь эта традиция через греков нам говорит: вот это водное пространство, где была Атлантида, называется Атлантикой, отсюда политический Атлантизм. Я хочу сказать, что в Коране есть очень интересное место. Оно касается судьбы и деяний одного персонажа, который в Коране называется Зулькарнай. Подавляющее большинство исследователей сходятся на том, что имеется в виду Александр Македонский. Там говорится, что в начале своих деяний он пошёл туда, куда садится солнце, на запад. И пришел к мутному, горячему источнику, возле которого жили какие-то люди, по поводу который Бог ему сказал: «Делай с ними, что хочешь! Хочешь – убей, а хочешь – прости». Что же такое «горячий, мутный источник»? Обычные религиозные комментаторы говорят, что либо это аллегория. либо это в Ликургии, на западе от Македонии, были какие-то болота, озёра, источники. И, может быть, во времена объединения Македонии и Эллады, Александр проскакивал где-то на коне и т.д. Довольно мелковатая интерпретация. Но есть интерпретация, к которой я примыкаю. Она считает, что горячий, мутный источник, куда садится солнце – это Гольфстрим. Почему это важно для нас? Потому что Гольфстрим как геофизический феномен проявляется после гибели Атлантиды. Гибель Атлантиды порождает вулканическую активность, которая рождает Гольфстрим, который делает жизнеспособными Английские острова, Скандинавию и т.д. Англия существует как геополитическая реальность благодаря Гольфстриму, иначе там бы было холоднее градусов на 15. Это очень серьёзно – тогда бы просто не было никакой Англии.
Таким образом, Англия в цивилизационно – культурном смысле получает эстафету от той Атлантиды, по отношению к которой Новой Атлантидой являются, кстати, Соединённые Штаты. В 16 веке это было одно из официальных названий США. Почему это важно? Потому что Атлантида традиционно считается тем самым духовным центром, из которого изошла через колонии рассеяния в Старом Свете финикийская религия золота. Вернее, финикийская религия золота есть отголосок той сакральной традиции, крайне жесткой, беспощадной, и, скажем так, ориентированной по вектору вниз, которая давало то, что нам известно из культа Молоха, Ваала и т.д. Остановимся на сакральном компоненте религии золота. Что это такое? Алхимически золото является антитезой солнечному свету. Алхимически известно, что металлы на земле являются негативным, полярным полюсом, кристаллизацией того света, который излучают сакральные небесные тела – Марс, Венера, Луна, Солнце… Таким образом, золото является негативным полюсом светового излучения Солнца. Что значит негативный полюс? Если солнечное излучение – это свет, который даёт жизнь, то золото обладает тем свойством, что, будучи негативным полюсом солнца, оно лишено специфики света, оно не иррадиирует, не излучает. Золото есть, оно не ржавеет, и оно обладает способностью делаться больше и больше. Всё умирает, всё энтропирует, всё иссякнет. Денег в мире становится только больше. В результате эмиссий, кредитов, срывания процентов с лохов, которые попались на удочку банкиров, денег всегда становится больше.
Это негативная специфика золота, которое есть антитеза света, которого всегда становится только меньше. Потому что физически свет иссякает во тьме. Символизм золота с самого начала так важен для мирового правительства, для тех плутократов, или, скажем, плутотехнократов, которые связали с технологией утверждения ценностей технологию власти и судьбы. Ибо религия золота и вообще торговая религия, торгашеская цивилизация порождает торгашескую концепцию ценностей: у вас есть ценность, после чего спиритуально вы эту ценность можете превратить во что угодно – в моральную ценность, в философскую, в семейную, ценности культуры и т.д. И это прежде всего потому, что у вас есть первичная ценность – золото.
Теперь, когда мы говорим «общечеловеческие ценности», мы понимаем так: что Система есть ничто иное, как отработанная технология перекачки количества в человеческий фактор и обратно, основанная на принципе религии золота, которая вводит категорию ценности, так что все характеристики человеческого фактора оказываются привязанными к золотому финикийскому культу, восходящему к Атлантиде.
Теперь, когда мы нарисовали эту громадную панораму, мы должны сказать, что Система сегодня практически победила. Система сегодня практически превратила в свою противоположность результаты всех пассионарных революционных взрывов, которые бросали ей вызов. Начиная с Кромвеля, через якобинцев, и кончая 1917 годом. То есть вся эпопея пассионарных взрывов была Системой ловко захвачена снизу, за все тросики и ниточки, искажена, перевёрнута, эти результаты искажены. Почему? Потому что ни в одном из приведенных случаев революция не знала самою себя, на знала своей собственной сущности, не знала своей технологии, не знала зачем она. Но это не лишает нас революционного оптимизма. Потому что вот поставлена проблема. Революция отвечает на нее и терпит поражение. Проблема не решена. Она не решена, значит, что будет? Проблема будет переформулирована на более широком, глубоком уровне и революция будет более грандиозной. Потерпит поражение снова – значит, будет расширен масштаб. До тех пор, пока революция не поймет проблему, пока технология революции не дойдет до резонанса с тем адекватном, который соответствует великой Истории, соответствует революционной потребности. Пока кризис не прорвет. И тогда Система будет сметена.
До сих пор революцию заводили в тупик: Маркс – типичный пример завода революции в тупик. Мессианство, которое было основано на Фейербахе. А Фейербах – это человек, который был просто дурак. Он просто говорил, что вот люди придумали богов: если бы они, люди, были похожи на быков, то у них и боги были бы похожи на быков. Дурак Фейербах упустил из виду, что были уже боги-быки, и боги-шакалы, а человечество не похоже ни на шакалов, ни на быков. Он даже игнорировал пантеон Древнего Египта. И вот он говорил такие безобразные вещи, чтобы подчеркнуть, что человечество – это феномен в себе, который сам по себе существует и сам порождает собственную культуру, как бы в виде надстройки, а на самом деле, кроме него, человечества, ничего нет.
К сожалению, революция, которая начиналась с того, чем кончалась Система – «Все для человека, все во имя человека» – такая революция обречена. Уже Система это сказала: «Нет ничего, кроме человека, который переводится в количество, и количество через него растет». Человечество, которое посредством количества ест самого себя и при этом остается вечным. Когда нам говорят, что Революция происходит, чтобы человечество шагнуло из царства необходимости в царство свободы, преодолело отчуждение, стало абсолютно вечным, то нам просто возвращают отрыжку Системы. Сущность революции – это восстание против человеческого фактора. Если революция восстает против золота, если революция восстает против количества, то она не может не восставать против человеческого фактора: Революция должна восставать против человеческого фактора, она должна быть антигуманной. Антигуманизм есть сакральный метафизический пафос революции. Если это не так, если мы видим у революционного пророка, идеолога, пафос гуманизма – значит, это подставка. Это попытка завести революцию в очередной тупик. И мы находим антигуманизму якобинцев, мы находим антигуманизм у тех, кто спорил на 1-м Интернационале с Марксом, а у Маркса мы находим гуманизм, у тов. Фурье мы находим гуманизм, у прочих космистов, примазавшихся к революции, мы находим гуманизм. Значит, эти люди служат Системе.
В чем интерес товарища Ленина? Он к марксизму имеет очень – очень далекое отношение. Да, он был знаком с прибавочной стоимостью, с формулой «товар – деньги – товар», «Капитал» он прочел, но по большому счету ему было на это глубоко плевать. Пафос Ленина – это утверждение, что «Человек – ничто, а субстанция, которая его окружает – все». Пафос Ленина был в борьбе с Махом и Авенариусом, в борьбе с солипсизмом. Над этим все смеялись. Я сам лично, когда был школьником, хохотал над «Материализмом и эмпириокритицизмом». Мне казалось, что нет более глупой книжки. Я цитировал оттуда пассажи как пример, знаете, философского анекдота, а на самом деле, не все так смешно.
Ленин нашел формулу – «солипсизм» для обозначения своего противника, гениальную, хотя, на самом деле, солипсизма в чистом виде не было и нет. Кто такой солипсист? Если взять юридически? Мах что ли? Или несчастный Беркли, которого Ленин все время по башке бил – «субъективный идеалист»? Они же не были солипсистами в чистом виде. Не может же человек всерьез верить, что он один воображает весь мир, кроме него никого нет. Это казус для дурдома. Но Ленин нарочно оглупил, нарочно идиотизировал проблему. Он превратил её в казус для коридоров хроников в каком-нибудь дурдоме. На самом деле он говорил все точно, очень верно. Потому что финальная, векторная перспектива Системы – это солипсизм. Потому что реально Мадлен Олбрайт, Ширак, Чубайс – это люди, которые свято верят, что все существует только потому, что есть они, которые полагают все это в качестве необходимого себе. И это такое их глубокое нутро, что они даже вам не скажут, если вы их напрямую спросите. Они скажут: «Ну что вы! Что мы, сумасшедшие, что ли». Но на самом деле они солипсисты. Ленин это знал. Ленин сказал: «Люди воспринимают что бы то ни было в результате наличия отражения. И на них, как на пассивную субстанцию, давит окружающая их материя». А дальше он говорит: «Материя разумна». Ленин верил, что материя имеет внутри себя самозаконие, которое вечно организует и создает некую систему, давит на несуществующего человека, который есть просто-напросто мембрана. Мы не будем сейчас говорить, что это, например, неверно. Оставим в стороне вопрос об истинности. Пафос этого подхода в его ненависти к человеку, в его вызове гуманизму, в его вызове идеализму, который на самом деле не спиритуален. Потому что философский идеализм – база культуры и культурократии. А культурократия обслуживает Систему и масонство. Итак, ленинский подход в постановке материи над человеком – это, прежде всего, монументальный удар по гуманизму. Такой, который даже не снился по своему уровню ни Нищие, ни Шопенгауэру, никому. Они жалкие гуманитарии по сравнению с Лениным. Потому что Ницше нас зовет к преодолению человека для чего? Для того, чтобы на место человека пришел Сверхчеловек, который, на самом деле, является просто раздувшейся инфляцией того же самого солипсиста. Ницше нас зовет к солипсизму, а Ленин нас зовет плюнуть в морду солипсизму и сорвать все и всяческие маски. Возвращаясь к Началу, я хочу сказать, что Ленин был религиозным типом потому, что – это центральный стержень всякой истинной религии. Когда вам говорят, что-то об «общечеловеческих ценностях», которые являются субстратом и осадком религий – «вот есть какие-то религии, они там долго кипели в своем котле, были гуситские войны, были адамиты, которые ходили голыми, рубили головы в Крестовых походах, рыцарей на арканах тащили» – и в результате этого общечеловеческие ценности остались, в которых мы все должны участвовать! Всё это чушь!
Истинный смысл религии в ее абсолютном постулате: человек есть механизм провидения, которое ему неведомо и открывается парадоксальным путем. И истинные пассионарии служат тому, что им неведомо, но что им дано в качестве приказа, императива, через ниспослание пророчества. И это миссия не попов, а кшатриев, воинов. Когда мы говорили о Системе, мы описали баланс группировок, переводящих количество в человеческий фактор и обратно, мы рассмотрели два маяка: вверху Мидасы, принцы Чарльзы, которые своим прикосновением всегда из дерьма будут делать золото, внизу обездоленные, которые своим прикосновением всегда из золота будут делать дерьмо, но мы не сказали еще одной важной вещи. За пределы этих скобок вынесена еще одна сущность, которая не вписана в Систему, но вокруг которой Система вращается. Это те, которые специально не связаны ни с количеством, ни с человеческим фактором, не участвуют в этих посреднических переводах одного в другое, уже 500 лет стоят над схваткой. Это попы, которые фальсифицировали на протяжении всей истории религию, фальсифицировали на протяжении всей истории метафизику, и которые фактически превратили всю теологию, всю метафизику в некое подобие описания необходимости своего суперсоциального существования. Потому что брамины, как вы знаете, говорят, что они сделаны из головы Брамы. Церковь говорит, что она тело Христово, и, в конечном счете, любая религия говорит, что мы есть сам Бог, поклоняйся нам и Духу Святому. Иными словами, конкретная манифестация социального поповства берет себя не за что иное, как за Аватару, манифестацию Бога. И последним, конечным шагом, она говорит: «Мы попы – знак равенства – Бог». Так вот что, оказывается, имел в виду Ленин, когда он говорил «против фидеизма и поповщины». Он не имел в виду отвергание религии в ее пассионарной, страшной, кровавой сущности, в ее антигуманистическом пафосе. Он имел в виду ее социально-системные извращения, которые воплощены в касте попов. Когда Системы не было, а было традиционное общество, попы замыкали социальную пирамиду, брали на себя за нее ответственность. А с какого-то момента они решили: «Зачем же мы будем брать на себя ответственность? Нам нужно все больше и больше количества переходить в человеческий фактор. И человеческий фактор мы должны освободить от Себя, чтобы перегонять без помех это количество. Давайте создадим криптоиерократию, давайте создадим вместо открытой власти жречества скрытую власть жречества, скрытую за социальными институтами». Вот с этого момента и появляется Система. И против этого и направлен пафос ленинизма, который говорит: «Всякий боженька – это труположество». Все мы хохотали над этой фразой, которая ним казалась абсолютно идиотской. «Всякий боженька –это труположество». Боженька – некий мертвец, с которым кто-то совокупляется. Что же имеется в виду под «боженькой»? Когда переводили Ницше «Готтердаммер» – переводили «Сумерки богов», потом «Сумерки идолов», потом «Сумерки кумиров». Не те ли это кумиры, «боженьки», о которых говорит Ленин? И здесь Ленин и Ницше совпадают. Хотя Ленин бесконечно более глубок.
Я хочу сказать, что неоленинизм в XXI веке – это императив. Чем же неоленинизм будет отличаться от ленинизма? Многие вещи, которые Ленин на сознательном уровне не прорабатывал, не доводил до отчетливого, ясного понимания, должны быть проработаны, должна быть выявлена религиозная, нечаевски-верховенская, посткарамазовская сущность революционно-пассионарной ненависти к человеческому фактору, как религиозной сущности, как некоего нового знамени, которое должно положить конец системе навсегда, положить тотальный конец атлантизму. И этот пафос должен оплодотворить субстанцию Евразии, Евразии, которой грозит сейчас новая мировая война, потому что глобализм решил сбросить не только уже похеренную Европу, он решил уже и Евразию сбросить, и на повестке дня вопрос войны, которая должна «опустить» Евразию.
И сегодня стоит вопрос о превращении мировой войны между государствами в мировую гражданскую войну. И мировая гражданская война, если она выйдет на этот уровень, в принципе может положить конец Системе. И мы должны проговорить все пункты до конца, чтобы будущие меньшевики и соглашатели не унесли плоды будущей революционной победы. И 99% из того, что недоговорено у Ленина, нужно договорить.
