«Никому не будет хуже, чем раньше, зато многим станет намного лучше», — уверял восточных немцев канцлер Германии Гельмут Коль после падения Берлинской стены 9 ноября 1989 года.
Его слова помогли ускорить политические и экономические перемены во всей посткоммунистической Европе. Прошло тридцать лет, и стоит задаться вопросом, насколько хорошо Коль и другие западные лидеры сдержали своё обещание. Об этом пишет Project Syndicate (США).
Посетите сегодня Прагу, Киев или Бухарест, и вы увидите сверкающие торговые центры, полные импортных потребительских товаров: парфюмерия из Франции, модная одежда из Италии, наручные часы из Швейцарии. В местом многозальном кинотеатре городская молодёжь выстраивается в очередь на новейший блокбастер студии Marvel.
Они пялятся в гладенькие «айфоны», наверное, планируя следующие каникулы в Париже, Гоа или Буэнос-Айресе. В центре города гудят посетители кафе и баров, обслуживающих иностранцев и местную элиту, которые покупают продукты гурмэ в огромных супермаркетах. По сравнению с дефицитом и изоляцией коммунистического прошлого сегодня страны Центральной и Восточной Европы просто переполнены новыми возможностями.
Но в тех же самых городах пенсионеры и беднота с трудом оплачивают самые элементарные блага. Престарелым гражданам приходится выбирать между отоплением, лекарствами и едой. В сельских зонах некоторые семьи вернулись к натуральному сельскому хозяйству. Молодежь толпами уезжает за границу в поисках лучшей жизни. Экономические трудности и политический нигилизм способствуют росту недоверия в обществе, а ностальгия по безопасности и стабильности авторитарного прошлого при этом возрастает. Популистские лидеры используют это общественное недовольство для разрушения демократических институтов и управления экономикой таким образом, чтобы это было выгодно их друзьям, членам семьи и сторонникам.
Эти два мира существуют бок о бок, и оба родились после революций 1989 года. И хотя последние 30 лет принесли позитивные перемены для значительного меньшинства, большинство граждан бывших социалистических стран Центральной и Восточной Европы, а также Центральной Азии, пережили огромное экономическое бедствие, которое оставило глубокие шрамы на коллективной душе посткоммунистического мира.
Когда в 1990-е годы эти страны занялись экономической либерализацией, экономисты и власти знали, что может начаться рецессия, но они не могли предположить, насколько опустошительно глубоким и длинным будет этот спад. Используя данные министерства сельского хозяйства США, Всемирного банка и Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР), мы рассчитали масштабы рецессий переходного периода и сравнили их глубину в странах Европы и Евразии (начиная с 1989 года) с Великой депрессией в США (начиная с 1929 года).
Мы разделили посткоммунистические страны на три группы с точки зрения средней продолжительности и глубины их экономического спада в переходный период. В наиболее успешных странах рецессия переходного периода была сравнима с американской Великой депрессией (спад подушевого ВВП на 30%).
В странах средней группы разрушительные последствия рецессии переходного периода для экономики превысили масштабы Великой депрессии по глубине (спад подушевого ВВП на 40%) и длительности (17 лет, а не десять). А страны, которые пострадали сильнее всех, до сих пор не оправились от этого удара: спустя 30 лет их подушевой ВВП остаётся ниже уровня, достигнутого в конце социалистического периода.
Наиболее показательным примером тех стран, где экономический переход не принёс пользы большинству населения, является Молдова. После развала СССР подушевой ВВП в Молдове начал резко падать и достиг дна в 1999 году, когда он оказался на 66% ниже уровня 1989 года. В 2007 году этот показатель был по-прежнему на 42% ниже, чем в 1989-м. И хотя после 2010 года экономика Молдовы существенно выросла, в 2016 году подушевой ВВП оставался на 12% ниже уровня 1989 года.
И ситуация в Молдове не является исключением. В пяти других посткоммунистических странах — Грузии, Косово, Сербии, Таджикистане и Украине — подушевой ВВП в 2016 году был по-прежнему ниже, чем в 1989 году. Этим странам переходный процесс принёс беспрецедентный уровень экономических страданий и мало выигрыша (не считая тех немногих, кто принадлежит к элите). Экономическая катастрофа в посткоммунистических странах привела к миллионам преждевременных смертей, к массовой эмиграции и разнообразным социальным болезням, которые, как правило, были неизвестны при коммунизме: нищета, организованная преступность, растущее неравенство. И в большинстве посткоммунистических стран общие цифры ВВП маскируют колоссальный рост поляризации доходов после 1989 года.
Некоторые из посткоммунистических стран входят в число тех государств мира, где быстрее всего сокращается численность населения из-за так называемой демографической «смертельной спирали», возникающей благодаря росту смертности, снижению рождаемости и увеличению эмиграции. В исследовании ЕБРР, проведённом в 2016 году, отмечается, что дети, рождённые в момент начала переходного периода в своих странах, оказались в среднем примерно на сантиметр короче своих ровесников из тех групп населения, которые родились непосредственно перед ними или после них. Такую же разницу можно обнаружить в зонах военных конфликтов и других экстремальных условий, когда младенцы страдают от недостатка питательных микроэлементов и психосоциального стресса.
Либеральные элиты на Востоке и Западе отмечают годовщину мирного прекращения Холодной войны и радуются реальным успехам последних трёх десятилетий, но важно помнить о том, что не все получили выгоду от наступления капитализма. Опросы общественного мнения показывают, что уровень доверия в обществе падает, доверие к государственным институтам снижается, недовольство неравенством доходов растёт.
Всё это создало плодородную почву для популистских партий и лидеров, причём даже в некоторых наиболее успешных странах, например, в Венгрии и Польше. Глубокая нищета, вызванная рецессией переходного периода, остаётся свежим воспоминанием в памяти многих граждан и будет влиять на политические и экономические решения в регионе на протяжении ещё многих десятилетий, так же как и опыт Великой депрессии до сих пор влияет на государственную политику в США.
Спустя тридцать лет после падения Берлинской стены реальность вывернула наизнанку знаменитое обещание Коля: для многих жизнь стала хуже, чем раньше, а для немногих — намного лучше. Пока плоды процветания не станут доступны этим многим, революции, начавшиеся в 1989 году, будут оставаться незавершёнными.
