Миллионы зрителей по всему миру, похоже, всё меньше интересуются серьёзной журналистикой, устав от вала дезинформации и отчаянных попыток конкурирующих СМИ привлечь внимание аудитории.
Но есть три развивающиеся страны, где расследовательская журналистика завоёвывает новые территории в конкурсном реалити наподобие форматных талант-шоу передает портал Global Investigative Journalism Network.
Новый подход внедряется при поддержке Европейского центра журналистики (EJC – European Journalism Centre). В нём студенты факультетов журналистики и коммуникаций из Армении, Боливии и Кении создают настоящие истории-расследования, которые выносятся на суд жюри из представителей профессии и общественности в рамках национальных телешоу.
Согласно опросам, четыре миллиона человек в Кении смотрели каждую неделю журналистское реалити-шоу Top Story («Главный сюжет»), а десятки тысяч посмотрели «Битвы журналистов» на YouTube-канале общественного телевидения Армении.
Шоу очень драматичны: мы наблюдаем, как команды реагируют на решения судей, присудивших победу или «зарубивших» историю.
Недавний опрос EJC выявил прямую связь между этой «реалити-журналистикой» и ростом медиаграмотности в Кении. 78% местных зрителей сообщили, что стали лучше понимать, как работают журналисты, а 67% говорят, что теперь лучше осознают роль журналистских расследований.
Впрочем, этот формат сразу стали критиковать, дескать ремесло расследователей выносится напоказ и превращается в развлечение.
И критики, и члены жюри отметили, что некоторые репортажи были «поверхностными». «Битвы журналистов» вызвали некоторые вполне реальные последствия в обществе, – например, увольнение коррумпированного чиновника сферы здравоохранения – но их создатель, Карен Андреасян (Karen Andreasyan), признал, что студенческие команды полагались лишь на интервью, но пока не смогли добыть документальных подтверждений правонарушений.
Эти шоу также столкнулись с противодействием. Троих студентов из Гюмрийского государственного университета допросила полиция, им угрожали возбуждением уголовного дела за отказ назвать своей источник. Давление, по словам Андреасяна, прекратилось только после вмешательства медиаюристов. В то же время в Кении, Top Story пришлось перевести эфир на коммерческий канал после попыток общественного вещателя ввести цензуру в сюжете. Кроме того, студенческим командам часто требовалось сопровождение службы безопасности.
Джош ЛаПорт (Josh LaPorte), руководитель отдела развития СМИ в EJC, отметил, что эти шоу существенно повлияли на медиаграмотность и на энтузиазм по отношению к историям-расследованиям на всех трёх рынках.
«Эти шоу также замечательно повлияли на самих студентов, на зрителей, и даже в некоторой мере на университетские учебные планы,» – сказал ЛаПорт. «Наш опрос показал: всё больше зрителей понимают, что расследовательская журналистика – это не просто когда какие-то люди пишут сплетни, а это способ призвать к ответу, настоящая борьба с коррупцией.»
В Армении зрители гневно высказывались в соцсетях после репортажа одной из команд о том, как богатые семьи захватывают общественную землю в Ереване для постройки роскошных вилл. Андреасян считает, что их короткий документальный фильм усилил отличный расследовательский лонгрид армянской общественной организации «Hetq», аудитория которого была намного меньше. Ещё одна студенческая команда якобы разоблачила предполагаемую коррупцию в местном молочном кооперативе.
В Кении зрители NTV наблюдали, как студенты, одетые в костюмы биозащиты, привлекали внимание к незаконной торговле ослятиной.
Жонглирование яблоками
Шоу очень драматичны: мы наблюдаем, как команды реагируют на решения судей, присудивших победу или «зарубивших» историю. В эфирной версии этот момент смонтирован с перебивками из наиболее эмоциональных моментов, например, когда армянский студент в машине говорит кому-то по телефону: «Нас преследуют какие-то неизвестные!»
ЛаПорт говорит: «Наши жюри и тренеры довольно откровенно высказывают свои претензии к формату: «Не превращает ли он серьёзную работу в развлечение?» Действительно, во всех промо-роликах Top Story вы всегда видите кого-то в слезах. Но серьезный подход и наполнение шоу, журналистика, всё-таки проявляется. Я не думаю, что мы уж слишком далеко раздвинули рамки. И я уверен, что наши партнеры знают локальные условия лучше, чем мы.»
Истоки этой модели лежат у горки яблок на лекции Андреасяна по медиаправу в Ереванском государственном университете в 2007 году. Правозащитник Андреасян обнаружил, что засыпающие или скучающие студенты начинали вовлекаться в изучение важных правовых принципов, когда он жонглировал яблоками, каждое из которых представляло собой отдельную концепцию, вроде конфиденциальности, клеветы или репутации. Также он завоевывал интерес студентов конкурсами с небольшими призами.
«Как профессор, я понял, что мне в кайф жонглировать яблоками, чтобы привлечь внимание к важной информации. Общество становится всё более поверхностным; если подавать серьёзную информацию в серьёзном формате, то многим людям это уже неинтересно. Вот я и решил, что мы можем учесть интересы людей, делая серьёзные и важные вещи более занимательными и прозрачными.»
Сперва Андреасян предложил студенческим командам из 10 армянских университетов посоревноваться друг с другом по учебным сюжетам.
«Это был просто конкурс разных школ журналистики, где мы брали реальных людей – врачей, барменов – но придумывали о них учебные истории,» – рассказывает он. «В Армении журналистика преподаётся в 18 университетах, но качество преподавания очень низкое, излишне академическое. Мы пытались поменять учебный план университетов, побуждая их конкурировать друг с другом.»
«Профессиональное жюри постоянно комментирует журналистскую работу: таким образом, и зрители, и студенты понимают, что такое качественно снятый сюжет».
EJC поддержал эту инициативу и повторил проект с боливийскими университетами в 2012 году. Местные университеты предлагали учебные программы по коммуникациям, а не конкретно по журналистике. Но вскоре НКО, занимающиеся реалити-журналистикой в Боливии и Кении, получили грантовую поддержку от правительства Нидерландов.
Модель эволюционировала: учебные истории переросли в реальные истории, и из текстового формата в телеформат, но постоянным элементом в ней было наставничество и жюри из опытных профессиональных журналистов, как утверждает Андреасян. В составе жюри в «Битвах журналистов», например, были бывший нью-йоркский редактор Reuters Лиза Эссекс (Lisa Essex); бывший глава новостного отдела национальной телерадиокомпании Армении Вон Тевосян (Vahagn Tevosyan), а также президент армянского центра свободы информации Шушан Дойдоян (Shushan Doydoyan).
«Опытные журналисты ставят командам оценки, начисляя баллы за журналистскую этику, за найденные факты и за подачу», – рассказывает Андреасян. «Но кроме баллов, очень важно, что профессиональное жюри постоянно комментирует их работу: так и зрители, и студенты понимают, что такое качественно снятый сюжет.»
ЛаПорт говорит, что переход от учебных историй к реальным сюжетам был непростым. А вот переход из аудиторного формата к телевидению, по его словам, давался, на удивление, легко.
«Была большая дискуссия о переходе от учебных историй к реальным, особенно в том, что касается безопасности студентов,» – рассказывает он. «Мы с Кареном придумывали эти учебные задачи – про браконьерство в Кении, про торговлю людьми в Боливии; весьма драматические истории. Но мы занервничали, когда стали отправлять студентов освещать реальные истории, пусть и о локальной коррупции. Нужно было договариваться с университетами, получать разрешения от родителей, учитывать юридические тонкости. Мы не стремились к тому, чтобы двадцатилетние ребята добивались отставки членов правительства; мы лишь хотели, чтобы они получили реальный опыт, и чтобы университеты обновили свои учебные планы.
Но когда мы начали снимать учебные сюжеты, то поняли, что чего-то не хватает. Стало ясно, что если правильно подать сюжет, достаточно резко ставя вопрос, но не подвергая студентов прямой опасности, то реальные истории будут более эффективны.»
Анна Газарян, финалистка 1 сезона «Битв журналистов», берет интервью у общественного активиста Варгдеса Гаспари о коррупции в тюрьмах. Фото предоставлено EJC.
Иной подход
ЛаПорт рассказал, что кенийский партнер EJC, Джозеф Варунгу (Joseph Warungu), бывший глава отдела африканских новостей в BBC, побудил их перейти на телевизионный формат в 2015 году. Теперь шоу выпускаются небольшими НКО во всех трех странах. Обычно это 25-минутные серии, которые выходят сезонами в течение четырех-пяти месяцев. EJC — организовавший пятилетние гранты в Кении и Боливии от европейских доноров — также предоставил финансирование для непоказанной в эфире части армянского проекта, и продолжает оказывать экспертную поддержку.
«Жанр расследований становится более привлекательным и интересным как для журналистов, так и для зрителей.» — Джон Уинби, эксперт по медиаграмотности.
«Каждая страна поступает по-своему», – рассказывает ЛаПорт. «В Боливии всё пускают только в записи. В Кении проводится стартовый тренинг, где все команды собираются на неделю и проходят отсев. Затем они постепенно снимают работу жюри на протяжении двух-трёх месяцев. В Армении шоу выходило на YouTube и Facebook, а теперь выходит на общественном телевидении.»
Джон Уинби, эксперт по медиаграмотности, руководитель магистерских программ в школе журналистики Северо-Западного Университета, рассказал про обоснованные опасения, что развлекательный элемент в этой модели может сбить некоторых зрителей с толку относительно общественной функции журналистики: привлечения к ответу. Но это, согласно Уинби, компенсировалось в данной модели прозрачностью, свойственной документальным фильмам, и преимуществ было всё же больше.
«Конечно, показывать работу журналистов в формате реалити-шоу, значит, как будто бы, опошлить серьёзность расследовательской журналистики», – рассказывает он. «Но возможность вовлечения большей аудитории, на мой взгляд, всё же перевешивает этот потенциальный негатив. Так расследования становится привлекательнее и интереснее, как для журналистов, так и для зрителей. Мне нравится акцент на демонстрации журналистского процесса, ведь общественность по всему миру часто плохо понимает, как мы проверяем доказательства, делаем умозаключения и создаём истории.»
Уинби говорит, что тщательно созданные реалити-шоу с соревнованиями журналистов, вероятно, хорошо сработают и в развитых странах, и могут помочь повысить медиаграмотность отвлекающихся на другие темы зрителей.
Андреасян сказал, что хотел бы опробовать такой вид программ на Западе.
«Многие здесь скептически относятся к журналистам, после того как некоторые из них брали деньги у олигархов,» – рассказывает он. «Например, зрительница как-то написала, что считала журналистов-расследователей только «разрушителями человеческих жизней». Порой, журналистов воспринимают словно учёных или отшельников – как оторванных от жизни простых людей. А эти передачи меняют такое восприятие.»
