Нидерландский ученый Дик Свааб, которому в этом году исполняется 75 лет, посвятил всю свою жизнь нейробиологии. Его книга «Мы — это наш мозг», покрывающая широкий спектр тем от сознания и идентичности до любви и смерти, стала международным бестселлером.
А его новая книга «Наш креативный мозг» (Our creative brains) скоро выйдет на английском языке. Профессор Свааб ответил на вопросы редакции Reminder.
Интервью дополнено фрагментами из книги «Наш креативный мозг», цитаты выделены в тексте.
О жизни, смерти и воле
— В книге «Мы — это наш мозг» вы много писали о том, что свобода воли человека — это иллюзия, мозг «принимает решение» за нас. Как это работает?
— Механизм устроен так: cначала вы принимаете решение бессознательно — правым полушарием мозга. Затем, спустя несколько мгновений — от 0,5 до 7 секунд — вы «осознаете» свое решение в левом полушарии, и тогда мозг начинает придумывать ему обоснование («я сделал(а) это потому, что…»). Эта история о том, почему вы поступили именно так, может выглядеть вполне правдоподобно, но ей все равно нельзя доверять.
«Именно левое полушарие мозга интерпретирует происходящее: оно собирает информацию и превращает ее в логичную историю.
Когда в процессе эксперимента человеку с синдромом «расщепленного мозга» давали задание встать и идти — написав об этом на бумажке — он так и делал. Когда его спрашивали, почему он так сделал, он не отвечал “потому что вы мне так сказали” — ведь его “левый мозг” не знал об этом. Письменные инструкции достигали только правого полушария.
Чтобы объяснить свое поведение, человек с помощью левого полушария придумывал какое-то адекватное объяснение, например, “я просто хочу взять шоколадку”».
— Если свободы воли, по сути, не существует, то как же быть с ответственностью за преступления? Нам нужно переосмыслить это?
— Концепция наказания за проступки базируется не на свободе воли, а на том, что мы социальные животные. Наше общество со всеми его сложными социальными взаимодействиями может работать только в том случае, если все будут следовать правилам. В целом, эти правила сводятся к тому, что человек не должен вредить другим людям — и каждый должен понимать, что такое поведение неприемлемо, и за ним последует расплата. Так что нам совсем не нужна сложная концепция «ответственности» для того, чтобы наказывать за преступления.
Другой вопрос — из-за чего мозг формируется именно таким образом, что человек оказывается более склонным к проблемам с законом? «Виноваты» ли родители в том, что передали какие-то неудачные гены своему ребенку?
«У большинства преступников есть психические отклонения. МРТ-исследования показывают, что у многих из тех, кто совершает насильственные преступления, обнаруживаются структурные изменения в мозге. У более чем 60% заключенных в Англии в прошлом была черепно-мозговая травма, и у 16% из них она повлекла за собой средние или тяжелые повреждения мозга.
<…>
В США, если адвокаты преступника предоставят биологические свидетельства — такие как анализ ДНК или сканы мозга, — он может получить более мягкое наказание. Пример — дело американца Донта Пейджа (Donta Page), который изнасиловал и убил молодую женщину.
Изначально его приговорили к смертной казни. Во время апелляции адвокаты показали с помощью функциональной МРТ, что у подсудимого снижена активность префронтальной коры по сравнению с 56 людьми из контрольной группы. А префронтальная кора — это как раз та часть мозга, которая отвечает за контроль импульсов, моральные нормы и эмпатию.
Адвокат Пейджа утверждал, что активность префронтальной коры преступника снижена из-за психологического и физического насилия в его детстве. Его часто избивали, и это вызвало повреждения мозга, которые никто никогда не лечил. Он также подвергался сексуальному насилию, более того, вырос в нищете. Выслушав все эти аргументы, суд смягчил наказание со смертной казни до пожизненного заключения в тюрьме.
<…>
В 1985 году стартовало рандомизированное контролируемое исследование длиной в два года, где семьям “высокого риска” (в которых дети уже ранее проявляли проблемное поведение, нарушали закон. — Reminder) оказывали поддержку в воспитании детей. Ученые помогали родителям и учителям, объединяя в группы “проблемных” детей и тех, у кого не было сложностей в поведении, чтобы последние могли стать для первых ролевыми моделями.
В результате через 15 лет исследователи увидели, что к 24 годам участники экспериментальной группы реже испытывали проблемы с законом: “приводы” были у 22% из них, в сравнении с 33% в контрольной группе. Также это длительное наблюдение показало, что антисоциальное и преступное поведение начиналось очень рано — иногда до того, как ребенку исполнилось 6 лет.
<…>
В 2011 году муниципалитет Амстердама взялся за 600 малолетних правонарушителей. Программа состояла из “трех китов”: наказание, забота и предотвращение рецидивизма.
Впервые эти молодые люди смогли получить регулярное психиатрическое наблюдение. Как и ожидалось, у половины обнаружили умственную недостаточность, у многих были психические проблемы, зависимости. Им предоставили психиатрическую помощь, а также поддержали в поиске работы и жилья на первое время. В результате работы программы рецидивизм снизился на 53%».
— Вас интересует тема «околосмертных» переживаний разных людей. Вы считаете, что все они являются продуктом особых биохимических реакций в мозге. Значит, нет никакого «света в конце туннеля»?
— Некоторые люди, пережившие клиническую смерть, рассказывают о «свете в конце туннеля», а другие — нет. Это вполне объяснимо: каждый мозг уникален, и поэтому все люди будут будет реагировать по-разному даже в одинаковых ситуациях.
Но если рассматривать ситуацию в общем, это работает примерно так. Когда функционирование мозга затрудняется, как случается при клинической смерти — возникает дефицит кислорода, мозг испытывает сильный стресс. Тогда могут возникать галлюцинации. Они и являются тем самым «околосмертным» опытом — и могут отличаться у разных людей. Однако, каким бы ни было это «околосмертное» переживание, у него всегда есть физиологическое объяснение.
Нужно также отметить, что религиозные видения «при смерти» случаются только у тех людей, которые уже были знакомы с религиозными образами и идеями во время своей жизни.
«Околосмертные переживания — это реальный опыт, о котором всегда рассказывали люди. Вероятно, именно эти переживания сформировали наше представление о том, что происходит с нами после смерти и как выглядит рай.
Из тех людей, что пережили околосмертный опыт, 90% рассказывали о мощном приливе радости, 80% ощущали себя вне своего тела, а 78% — вне времени. Исследователь мозга Стивен Лоурейс (Steven Laureys), глядя на подобные приступы удовольствия при околосмертных переживаниях, даже высказал такую идею: “Умирание — самый приятный процесс в нашей жизни”.
Но для всех компонентов околосмертного опыта — например, ощущения, что вы парите над своим телом, или что жизнь проносится у вас перед глазами, или что вы видите своих мертвых друзей — есть объяснения с точки зрения работы мозга. Нет никаких научных доказательств того, что подобный опыт — это короткий визит в «жизнь после смерти», или того, что у нас есть бессмертная душа».
О любви, сексе и идентичности
— В книге «Мы — это наш мозг» вы писали, что «мужской» и «женский» мозг формируются еще в утробе. Девочки и мальчики выбирают разные игрушки, потому что они уже родились с определенными гендерными предпочтениями, а вовсе не потому, что на них успело повлиять общество.
Тем временем, сейчас появляются исследования, опровергающие вашу позицию. Ученые становятся все более уверены, что нет никакого «мужского» и «женского» мозга, что все это продукт гендерной социализации. Но доказать ни ту, ни другую позицию на 100% пока нельзя, ведь мы не можем провести «чистый» эксперимент в обществе с гендерными стереотипами.
Поменяли ли вы свою точку зрения в свете всех последних исследований?
— Нет, я не вижу причин менять свою позицию по этому вопросу. Мой опыт изучения мозга показывает, что гендерная идентичность «программируется» в мозге еще до рождения — частично за счет генетики, частично в результате самого процесса развития в матке.
Мы видим эту вариативность в гендерной дифференциации мозга в самых разных вариантах — это не только «мужчина» и «женщина», но и все, что находится между. И я нахожу это крайне логичным: мы очень изменчивы как вид, и такая вариативность — двигатель эволюции.
— А что насчет сексуальной ориентации? Какое-то время в научном сообществе была популярна парадигма born this way — что гомосексуалами рождаются, а не становятся. Сегодня же ученые все чаще отказываются от этой концепции. Некоторые вообще считают, что большинство (если не все) людей бисексуальны, и только гетеронормативность делает основную массу «натуралами».
Вот, из последнего — большое исследование показало, что «гена гомосексуальности» не существует. Это как-то изменило ваше предыдущее мнение о том, что сексуальная ориентация — как и гендерная идентичность — формируется еще до рождения?
— Да, я согласен, что нет как такового «гена гомосексуальности». Есть много подобных генов — а также других факторов, которые влияют на развитие сексуальной ориентации в утробе.
Я не вижу сейчас никаких исследований и аргументов в пользу того, что ориентация — это выбор. Это может быть верно, разве что, для бисексуальных людей — они могут в итоге склониться к тому или иному полюсу.
И я не согласен с тем, что большинство людей бисексуальны. Стоит также добавить, что бисексуальность гораздо чаще встречается среди женщин, чем среди мужчин.
— Вы писали, что педофилия — это тоже сексуальная ориентация. За что, как я понимаю, получили большое количество критики. Вы все еще придерживаетесь этого мнения? Если да, то как, по вашему мнению, эффективнее всего бороться с педофилией?
— Мнения, что педофилия — это сексуальная ориентация, придерживаюсь не только я, но и многие другие эксперты. И я не слышал никаких убедительных аргументов в противовес этой позиции.
Как бороться с растлением детей педофилами? Можно применять химическую кастрацию ко всем людям с педофилией — это снизит их «порывы», но будет иметь много побочных эффектов.
Можно работать с теми людьми, которые уже были осуждены за сексуальные преступления с участием детей. Для людей, совершивших преступления на сексуальной почве есть специальная программа Circles of Support and Accountability (CoSA). В рамках CoSA группа из волонтеров из того города, где живет сексуальный преступник, помогает ему интегрироваться обратно в общество после выхода из тюрьмы, реабилитироваться и больше не совершать подобных преступлений.
У CoSA два механизма работы: с одной стороны, местное сообщество следит за поведением бывшего заключенного, чтобы предотвратить возможные риски. С другой — повышается личная ответственность сексуального преступника, он понимает, что в случае повторного насильственного инцидента наказания не избежать.
Как итог — в результате работы CoSA вероятность повторного преступления на сексуальной почве снижается на 70–80%.
— Верите ли вы в любовь? Что это нечто большее, чем просто биохимическая реакция в мозге, что у нее есть более глубокий смысл?
— Конечно, любовь — это биохимическая реакция в мозге. Как и любые другие наши эмоции, мысли и даже поведение.
Другое дело, что у чувства романтической любви есть глубинный смысл — это и механизм выбора партнера, и способ «закрепить» пару, чтобы люди оставались вместе.
Влюбленность — это как раз хороший пример того, как мы принимаем очень важное решение совершенно бессознательно. Хотя на самом деле мозг учитывает в этом решении множество аспектов — правда, тоже бессознательно.
«Влюбленность — универсальный процесс, который лежит в основе длительных, по большей части моногамных, отношений и несет большие эволюционные преимущества для здоровья родителей и выживания их детей. У мужчин, вступающих в долгосрочные отношения, падает уровень тестостерона — в особенности когда они становятся отцами и проводят много времени в уходе за потомством, — и это помогает сохранить взаимоотношения в паре и повысить уровень эмпатии отца по отношению к детям.
<…>
В связи с этим важно также упомянуть, что есть много сходств между процессами формирования влюбленности и зависимости. Разрыв отношений, таким образом, вызывает “синдром отмены”.
Исследования показали, что крысы, которые проявляют больше социальной активности, менее склонны “подсесть” на амфетамины. Наблюдения за людьми, которые живут вместе и вступают в брак, также показали, что они меньше подвержены зависимостям. Прослеживается такая взаимосвязь: одни люди скорее склонны пристраститься к каким-либо химическим веществам, другие — впасть в зависимость от партнера.
Китайские ученые в своих исследованиях генов серотониновой системы нашли небольшие вариации (полиморфизмы) в гене рецептора к серотонину 1А — они увеличивали вероятность человека влюбиться и не остаться в одиночестве.
<…>
Если провести МРТ-сканирование мозга, измерить уровень окситоцина и сделать ДНК-анализ, определяющий, какой у вас вариант окситоцинового рецептора, в самом начале вашего романа, то можно довольно точно предсказать его будущее».
О сознании, этике и будущем
— Это удивительно — как некая совокупность биохимических реакций и электрических импульсов превращается в наше сознание, трансформируется в мысли и эмоции. Насколько ученые продвинулись в понимании того, как формируется сознание человека?
— На самом деле, мы уже довольно много знаем о том, с помощью каких механизмов возникает сознание. Но это технически очень сложный процесс — поэтому воспроизвести его пока не удалось.
«Дуглас Хофштадтер (Douglas Hofstadter), профессор когнитивных наук из США, написавший много работ в области искусственного интеллекта, объясняет, что в теории компьютер может скопировать любые физические процессы, происходящие в мозге. Соответственно, он может брать за образец любые виды нашей интеллектуальной активности.
К примеру, нейронные сети, подражающие соответствующим процессам в мозге, уже сейчас способны неплохо распознавать лица и речь. Но это очень узкие, частные применения нейросетей. Хофштадтер считает крайне маловероятным, что компьютер сможет стать таким же разумным, как человек, в обозримом будущем. Он отмечает, что ученые, работающие в области ИИ и компьютерных разработок, сейчас даже не пытаются воспроизвести способности человека к мышлению».
— А как вы считаете, удастся ли когда-нибудь перенести наше сознание в некий компьютер или «в облако», сохранив у человека ощущение собственного «я»?
— Нет, я не думаю, что когда-либо станет возможным «загрузить» наш мозг в компьютер. Тем не менее взаимодействия типа «мозг-компьютер» будут становиться все более важными и широко применяемыми.
— Если возвращаться к теме сознания: как вы считаете, есть ли сознание у животных? Этот вопрос до сих пор является спорным в научном сообществе.
— Да, я считаю, что у животных есть сознание. У всех оно выражено в разной степени, в зависимости от размера «дополнительного» объема мозга — но, в любом случае, их сознание явно менее развито, чем у человека.
— А раз у животных есть сознание, получается, что есть мясо — это неэтично?
Я считаю, что то, как содержат животных на фермах и как их убивают — да, вот это зачастую бывает неэтичным. С тем, чтобы есть мясо, у меня нет никаких моральных сложностей.
— И все-таки — раз животные тоже имеют сознание, то как так вышло, что сознание человека самое развитое, что мы «вершина эволюции»? И что вы имели в виду под «дополнительным» объемом мозга, который и определяет глубину сознания?
— Человек стал самый могущественным видом на Земле именно потому, что у нас самый большой «дополнительный» объем мозга — то есть, количество клеток, которые не участвуют в непосредственном поддержании жизнедеятельности (сон, дыхание, сердцебиение, пищеварение и чувство голода и т.п.). В этом наш мозг уникален.
— И напоследок — какие тренды, по вашему мнению, будут определять развитие нейронаук в ближайшие 20–50–100 лет? Какими исследованиями вы сами планируете заниматься в будущем?
— Я занимаюсь исследованиями с двумя научными группами — в Амстердаме и в Китае. Мы фокусируемся на том, как «неполадки» в эндокринной, автономной и поведенческой регуляции мозга приводят к неврологическим, нейроэндокринным и психическим заболеваниям. Часть болезней и расстройств, которые мы изучаем в этом контексте — это гипертония, депрессия, болезнь Альцгеймера, рассеянный склероз, анорексия, шизофрения, дисфункции щитовидной железы и старение.
Мы обратили внимание, что сексуальная дифференциация мозга, о которой мы говорили выше, и последующее взаимодействие между половыми гормонами и мозгом взрослого человека могут влиять на риск перечисленных заболеваний. Сейчас мы как раз изучаем эту взаимосвязь.
Также у нас есть большая работа, связанная с изучением механизмов развития болезни Альцгеймера — и тем, как можно предотвратить прогрессирование расстройства. Мы обнаружили, что еще до того, как появляются клинические признаки болезни Альцгеймера, в префронтальной коре головного мозга активируется большое количество определенных генов. Сейчас мы изучаем, что это за гены и что заставляет их «включаться» — чтобы впоследствии понять, как этого избежать.
Еще одно направление в борьбе с Альцгеймером — попытки «реактивировать» нейроны, в которых уже начались метаболические изменения. Мы взяли ткани мозга умерших людей и выделили из них факторы нейральных стволовых клеток — оказалось, что они улучшают жизнеспособность нейронов, затронутых процессом старения.
В общем, сейчас самое важное в области нейронаук для меня — это понять механизмы развития болезней мозга, чтобы затем найти способы их лечения и предотвращения. Не могу оценить, сколько займет этот процесс — но, полагаю, это потребует от ученых очень много времени.
