Бывший Председатель Комитата национальной безопасности Казахстана генерал-майор Альнур Мусаев ответил на вопросы Kompromat.lv.
Более десяти лет назад он покинул Родину, где сразу после этого его заочно приговорили к 35 годам лишения свободы, в том числе, за попытку насильственного захвата власти, измену Родине в форме шпионажа и похищение людей.
Австрийский суд присяжных в 2015 году признал Альнура Мусаева невиновным по всем пунктам обвинений. В частности, была доказана его непричастность к убийству банкиров Жолдаса Тимралиева и Айбара Хасенова, останки которых обнаружили близ Алматы в 2011 году.
Это интервью состоялось в Вене, где ныне живет некогда один из самых влиятельных деятелей Казахстана.
Здесь, в Австрии, Вас обвиняли в причастности к убийству топ-менеджеров «Нурбанка». Существует версия, что за этим могут стоять ваши оппоненты. В том числе, Акежан Кажегельджин и Игорь Побережский.
— Кажегельдин и Побережский не имели отношения к проблеме похищения топ-менеджеров «Нурбанка». Речь идет о противостоянии между группировками, стоявшими у власти при Назарбаеве. С одной стороны — Рахат Алиев и я, с другой — Тасмагамбетов, Абыкаев. То есть группировка Семьи, в которой слово «семья» с большой буквы. Вторая — друзей президента.
Противоборство между ними идет с начала 90-х годов. К 2007 году это уже было устойчивое противостояние. Когда возникла история с похищением около 300 миллиона долларов из «Нурбанка», случился конфликт между Рахатом Алиевым и руководителем банка Абильмажином Гилимовым, племянником Имангали Тасмагабетова.
Рахат Алиев пожаловался президенту, что похищена огромная сумма из банка. Президент поручил ему разобраться. Вернее, дал добро, чтобы тот «разобрался по-мужски» с Гилимовым и другими людьми, которые похитили эти деньги.
Рахат Алиев воспринял это как прямое указание к насильственным действиям. Действительно, он физически воздействовал на Гилимова и Тимралиева, заместителя Гилимова, в банном комплексе на окраине Алматы. Точно не знаю, но по морде может и бил, наручниками приковывал к батарее.
И они начали возвращать деньги, которые были выведены на различные фирмы. Возвращали и недвижимость. Но сложно было такую огромную сумму быстро вернуть. Тогда он (Рахат Алиев, — прим. Kompromat.lv) снова вызвал их. К тому времени Гилимова уже посадили за хищение. А Тимралиева и Хасенова, на которого была оформлена часть похищенных денег, вызвал в «Нурбанк» и там избивал их, чт в суде. В это время в банк ворвалась группа спецназа ДВД (Департамент внутренних дел, — прим. Kompromat.lv), подчинявшаяся Тасмагамбетову, который был акимом Алматы, то есть главой города.
В Австрийском суде обвинением утверждалось, что спецназ ДВД не нашел Тимралиева и Хасенова. Адвокаты Рахата Алиева и Вадима Кошляка утверждали, что люди Тасмагабетова банкиров увели.
В этом вопросе в Австрийском суде истина не была установлена.
В 2007 году Тасмагамбетов и Абыкаев докладывают президенту о том, что Рахат Алиев осуществляет конкретные враждебные действия против него. В частности, прослушивает президента, установил наличие второй семьи у президента, рождение сына. Мол, эту информацию распространяет. И прежде всего, что Рахат Алиев сообщил об этом первой супруге президента Саре Алпысовне Назарбаевой.
Сара Алпысовна как раз пошла жаловаться Тасмагамбетову на собственного мужа. Так и так, знаю, что у него родился сын в другой семье. Президент взбеленился, конечно, что его первая супруга узнала о тайной второй семье. Он тут же вызвал Рахата Алиева. Начал его ругать и там же пригрозил, «я с тобой разберусь за то, что ты против меня опять переворот устраиваешь».
Рахат Алиев в это время уже был назначен послом в Австрии. Но находился еще в Казахстане. После этого разговора с президентом он сразу уехал в Вену.
Президент воспринял его отъезд как побег, хотя сам и назначил Алиева на эту должность в Австрии. И с первого дня стал его призывать вернуться. Давай, возвращайся, надо разобраться, где похищенные люди, кем похищены, или они сбежали.
Рахат Алиев воспринял это как угрозу: если приедет, его там посадят. Тем более, что он реально поручал охране бить этих людей. Сразу эта группировка, которая была против нас, возбудила уголовное дело на основании заявления жены Темиралиева.
Фигурантами этого дела оформили Рахата Алиева, Вадима Кошляка и еще несколько человек из приближенных Рахата. Они сбежали в Вену. А в Казахстане начали арестовывать других людей Рахата, которые были осведомлены об этой ситуации.
Когда начали арестовывать, то Рахат за моей подписью и подписью своего отца, а также Андрея Шухова, написал заявление, которое опубликовал в подконтрольной ему газете, о том, что по политическим мотивам репрессируют его охранников, водителя. То есть, сделал совершенно неправильный шаг в сторону конфронтации уже не с этими людьми, а с президентом. После этого заявления мне позвонил Председатель КНБ Амангельды Шабдарбаев и по его просьбе я написал, что не имею к этому заявлению никакого отношения. Отправил это заявление президенту, поговорил с ним по телефону. Он сказал, что знает о фальсификации этого заявления от моего имени и других лиц.
— Вы к тому времени уже жили в Вене?
— Нет, я еще был там, в Казахстане… Президент сказал: «Я знаю, что все это проделки Рахата». Но сразу вокруг меня началась ситуация, скажем, не очень хорошая. Мы ведь были плотно связаны с Рахатом Алиевым, как друзья. Все называли там нас «ОПГ» и прочее.
Рахат Алиев стал меня просить: «Приезжай, пожалуйста, в Австрию. Там тяжело, там вас посадят, повод найдут». Хотя он знал, что я к делу о пропаже менеджеров «Нурбанка» не имею отношения. В тот момент всплыли записи разговоров президента, много чего всплыло. В общем, он меня уговорил. С другой стороны, на меня уже начал выходить Шабдарбаев: «Съезди к Рахату, уговори его вернутся. На таком фоне я приехал сюда, в Вену.
Как только я здесь приземлился, в Казахстане против меня возбудили дело о госперевороте.
Будто я вместе с Рахатом Алиевым готовил госпереворот. При том меня сделали основным организатором, что якобы я Алиевым манипулировал и прочее. Я вынужден был здесь остаться. То есть, в основе всей ситуации — противоборство между двумя группировками. А Кажегельдин и Побережский подключились гораздо позже.
— Они исполнители?
— Их начали использовать гораздо позже. Кажегельджин всегда поддерживал связь с Абыкаевым. В 2010 году Абыкаев был назначен председателем КНБ. Но независимо, кем он был, председателем КНБ, или послом в Москве, он имел огромное влияние на президента. Когда нас отстранили, то самыми близкими фигурами к Назарбаеву стали Абыкаев, Тасмагамбетов и другие.
И вот, когда начался процесс по нашей дискредитации, Абыкаев обратился к Кажегельдину, и они с Побережским подключились.
Ко мне сперва позвонил Кажегельдин и говорит: «Раз вы уже даете объективные показания…» А в это время в Австрии во всю шло следствие, и я действительно давал объективные показания. Кажегельдин: «Прошу вас встретиться с моим представителем Побережским, и я буду очень благодарен». Я ему ответил, что материальную благодарность в виде денег я не приму, но с Побережским встречусь.
Приезжает Побережский с мальтийским адвокатом. Привезли мне подготовленный текст, который я должен был подписать, как свои показания.
— Мальтийский адвокат — это Цедрик Мифсуд?
— Да, это он. Во-первых, вели они себя так, как будто бы я им чем-то обязан. Особенно это странно, учитывая казахские обычаи: отношение к старшим и т. д. Побережский о них прекрасно знает.
Пришли что-то просить, а стали диктовать, что и где я должен говорить, как давать показания. Немножко поконфликтовали. Цедрик, понятно, иностранец. Не знаю, как ему преподнесли меня. Но, видимо, какой-то незначительной персоной. Это было смешно.
Я сказал им, что со мной так себя вести не надо. А материалы я посмотрю. Ну и первое, что я сделал, это показал Рахату Алиеву. Он, через своих адвокатов, передал эти материалы австрийской полиции. В это время как раз велось следствие в отношении представителя Казахстана в Австрии Ланского и других, о нарушении ими законов Австрии и шпионаже в пользу Казахстана.
— Какие у Вас отношения с Акежаном Кажегельдиным?
— Это отдельная история. Акежан Кажегельдин в середине 90-х годов, став премьером, решил делить то, что поступало от приватизации с президентом Назарбаевым на равных.
Было так: к примеру, группа Машкевича забирает в собственность алюминиевые предприятия, а рассчитывается в основном с Назарбаевым, ну и чуть-чуть достается премьер-министру Кажегельдину.
Кажегельдину эта ситуация, понятно, не нравилась. «Я — премьер, а мне дают копейки». И Кажегельдин начал «наклонять» весь крупный бизнес Казахстана в свою сторону. Президенту это, естественно, тоже не понравилось. Они начали конфликтовать из-за денег. Кажегельдин сразу сунулся в политику Он, мол, великий бизнесмен, великий спец и может претендовать на должность президента. Даже в одной статье в собственной газете ему задали вопрос: «А вы претендуете на пост президента». А президент ему перед этой публикацией прямо сказал: «Ты там напиши, что не претендуешь на пост президента». Статья выходит, а в ней все в точности наоборот.
Президент его снимает, Кажегельдин уходит в оппозицию. И когда этот конфликт разгорелся, то мне президент, как председателю КНБ, дал поручение найти компромат на Кажегельдина.
Но я понимаю, что этот конфликт — полууголовный, полукриминальный, исключительно из-за денег. Я пришел к Кажегельдину, он еще тогда был премьером, и говорю: «Тут такая ситуация, ты давай кончай, нормально себя веди как премьер, иди поклонись президенту и все будет хорошо, я помогу». Он, вроде, кивал. Я не стал на него никакого компромата публиковать. Единственное, что сделал: показал Кажегельдину его личное дело сотрудника КГБ. В принципе, все сделал, чтобы мягко, без репрессий его удалить с политического поля. И он смог уехать.
То есть я неоднократно с ним встречался в то время, когда министры и прямо подчиненные ему люди боялись заходить к нему в кабинет, понимая, что президент узнает, что они общаются с этим Кажегельдиным.
Я, как человек, который прямо подчинялся президенту, заходил к нему, не боялся открыто общаться с опальным политиком.
— Побережский уже в то время работал на Кажегельдина?
— Да, работал. Но я не был с ним знаком лично. По оперативным документам он у меня проходил, но лично я его не видел.
В то время, будучи председателем КНБ, я оказал Кажегельдину большую услугу. Во-первых, благодаря мне он не сел в тюрьму. Во-вторых, когда давалось прямое поручение о его ликвидации, а он уже жил в Лондоне, то я предупредил его об этом через заграничного информатора. Несмотря на все это, отношение у него ко мне негативное.
Поначалу он как бы нормально обратился ко мне здесь, в Вене в отношении Рахата Алиева. Но закончилось опять конфликтом. Я не стал выполнять его просьбы, также как не стал выполнять просьбу Назарбаева в отношении его ликвидации.
— Но Побережский вам угрожал?
— Он никто, чтобы мне угрожать. Пытался говорить что-то там про дело «Нурбанка»: «Всем же ясно, что вы не имеете никакого отношения. Но если вы не будете помогать, то останетесь подозреваемым». А я уже был фигурантом, в числе подозреваемых. Побережский же говорил, что это ерунда, решаемый вопрос. Если я подпишу это все, тогда казахстанская сторона перестанет меня преследовать по делу «Нурбанка». То есть это были не угрозы а «торговля».
— Как же произошло, что не только Кажегельдин, но Побережский, на которого было совершено покушение в Москве, снова вдруг стал работать на официальный Казахстан, и, в частности, на КНБ? Например, существуют сведения, что часть денег направлялась через счета германского адвоката Леонида Розенталя…
— Потому что Кажегельдин и Абыкаев постоянно поддерживали плотные контакты. Абыкаев — рядом с президентом, на должности председателя КНБ.
Побережский, выполняя указания Кажегельдина, принимал в Германии деньги, которые посылал Абыкаев. Не знаю, на какие фирмы. Темная история. Известно лишь, что по указанию Кажегельдина он принимал средства от КНБ, от Абыкаева.
 |
Рахат Алиев и Альнур Мусаев.
— Вы ожидали, что можете оказаться в австрийской тюрьме?
— Мы обсуждали с Рахатом, что нам придется посидеть в тюрьме. Я говорил: «Если мы уже здесь, в Европе, «отмоемся» от криминала, связанного с делом “Нурбанка”, то у тебя будет открытая дорога к политической борьбе». Он претендовал на политическую роль.
— Он уже книгу писал…
— Да, книжку писал и публиковался везде с политическими призывами, лозунгами. То есть он был морально готов отсидеть какое-то время в европейской тюрьме. Я считал, что он и я выдержим заключение в тюрьму.
— Сколько вы пробыли в тюрьме?
— Ровно год… Сначала мне казалось, что Рахат был готов к этому. Но на самом деле он перенес сам факт посадки очень тяжело. Мы сели летом 2014 года. Впервые увиделись в декабре, во время видеодопроса Льва Нахмановича, который допрашивался австрийским судом в качестве свидетеля по делу «Нурбанка». До этого контакты межу нами, так называемыми подельниками, были категорически запрещены. Это допросы проходили в течение нескольких дней. Мы должны были присутствовать и давать свои пояснения. В тот момент я увидел, что Рахат сильно сдал. Он чисто физически похудел, на нем одежда висела. Морально он был угнетен.
Я не буду говорить, что он был склонен к суициду, но он был в тяжелом состоянии. Сильно угнетенном. Тем более что его супругу Эльнару Шоразову, а она пришла на эти показания Нахмановича, судья удалил из зала. Хотя она была оформлена в качестве консультанта адвоката. Но судья сразу установил, что у них близкие родственные отношения. Когда ее вывели, то он совсем расстроился.
А в феврале, когда утром 24-го он был найден мертвым в своей камере, ко мне пришел тюремный врач. Начал обследовать, не склонен ли я к самоубийству. Стали оформлять бумагу, в каком морально-психологическом состоянии я нахожусь.
Обследовали, выяснили, что все нормально. Буквально через час приходит другой психиатр, который наблюдал за Рахатом Алиевым. И мне прямо говорит: «Не верьте, что это было самоубийство. Я твердо убежден, что Алиев не склонен к самоубийству. Это не было самоубийство. Если у вас есть возможность, то передайте людям, которые могут эту информацию распространить».
Я через супругу, которая меня посещала, передал адвокатам Рахата. И они начали интенсивно изучать материалы экспертизы, всё, что касалось его смерти. Но Эльнара Шоразова, жена Алиева, устранилась от этого дела, по непонятным причинам не стала оплачивать адвокатам работу по установлению истинных причин смерти своего мужа.
Несмотря на это адвокатом удалось предварительно установить, что, во-первых, осмотр тела проведен некачественно, поверхностно. Во-вторых, не все записи видеокамер представлены следствию. В-третьих, не исследованы обстоятельства пребывания в тюрьме гражданина России Аслана Гагиева и его возможное отношение к убийству Рахата Алиева.
Это три основных вопроса. Но было еще много мелких, также не изученных. Скрепя сердце, следствие пошло на расследование некоторых претензий адвокатов Рахата Алиева.
В частности, первое, что сделали, это направили тело в Швейцарию. Там швейцарский независимый эксперт установил, что у Рахата Алиева обнаружена прижизненная травма ребра.
Если бы у человека была при жизни такая трещина ребра, то он, безусловно, обратился бы к доктору. А он не обращался. Также известно, что когда хотят изобразить повешение, то делают временную асфиксию. Сильно-сильно сжимают грудную клетку, останавливается дыхание, и человек на короткое время теряет сознание. Вот в это время его вешают. Это моя версия. Совокупность всех обстоятельств дает основание полагать, что в тюрьме было совершено убийство Рахата Алиева.
