Что мы знаем о коронавирусе: интервью с бельгийским вирусологом
Коронавирус теперь зарегистрирован во всех странах Европы, которую ВОЗ признал центром пандемии. Меньше чем за месяц число заболевших тут превысило количество заболевших в Китае, откуда COVID-19 стал распространяться по миру. Жесткие меры приняли власти большинства европейских стран: закрыты границы, запрещены публичные мероприятия, закрыты школы, а где-то ввели всеобщий карантин и комендантский час. Есть и другая позиция: «британский сценарий» предполагает, что изолировать надо только пожилых, большая часть населения должна переболеть вирусом и выработать групповой иммунитет. Как оценить каждый из этих подходов? Как быстро может закончиться эпидемия, что произойдет с вирусом с течением времени и можем ли мы рассчитывать на вакцину? Своим мнением с «Новой газетой» делится бельгийский вирусолог Гвидо Ванхам.
Гвидо Ванхам — бельгийский врач, вирусолог, доктор медицинских наук. В 90-е годы занимался исследованиями распространения ВИЧ и туберкулеза на базе Университета Кейс Вестерн Резерв в Кливленде, затем — в больнице Нью Малаго в Уганде. С конца 90-х участвует в поиске вакцины против ВИЧ. С 2004 по 2019 год возглавлял кафедру вирусологии в Институте тропической медицины в Антверпене. Преподает клеточную и генную терапию в Брюссельском свободном университете. Член научного комитета французского Национального агентства исследований СПИДа и Национального института здоровья США.
— Вокруг коронавируса много дискуссий и обсуждений, но вы могли бы кратко суммировать факты — что мы знаем об этом вирусе наверняка?
— Это очевидно новый вирус для человека. Он очень похож на вирус SARS (атипичная пневмония), появившийся в 2013 году. Тогда тоже началась эпидемия, но она затронула несколько тысяч человек в нескольких регионах мира, уровень смертности составлял 10%. Он также похож, хоть и в меньшей степени, на вирус, появившийся несколько лет спустя, — MERS («ближневосточный респираторный синдром», 2015 год, вспышка началась с Южной Кореи. — Ред.). Это был еще более смертельный вирус, убивавший одного человека из трех.
Но обе эпидемии спонтанно закончились. Нынешний вирус — COVID-19 или SARS Cov2 — однозначно более контагиозный (заразный. — Ред.). Он передается преимущественно воздушно-капельным путем (от человека к человеку через чихание, кашель), но также может передаваться через поверхности, которых касались зараженные люди.
Вирус распространился по всему миру, и сейчас инфекция есть в каждой стране, где налажено тестирование. В этом тоже отличие от предыдущих эпидемий: тогда ушло много времени на создание тестов, а сейчас они уже есть.
Вирус принадлежит к группе коронавирусов — название происходит от латинского слова corona — под микроскопом действительно похоже. Коронавирусы уже очень давно существуют среди людей и животных, вызывая сравнительно легкие заболевания вроде простуды. COVID-19 гораздо более агрессивен. Его симптомы в чем-то напоминают тяжелую форму гриппа, но со значительно более высоким уровнем смертности: по крайней мере, 5 % инфицированных и заболевших могут умереть. Кроме того, есть люди инфицированные, но не заболевшие — их мы не тестируем.
При этом вирус гриппа принадлежит к совершенно другой группе, поэтому ни лекарство, ни вакцина от гриппа против коронавиуса не помогут.
По своей структуре грипп и коронавирус отличаются примерно как люди от динозавров.
На данный момент у нас нет лекарства или вакцины от нового вируса.
— Мы можем предположить, почему он настолько заразен?
— Это предмет для исследования. Сейчас можно говорить, что один инфицированный COVID-19 заражает двух-трех человек, и это приводит к росту эпидемии в геометрической прогрессии. В случае с SARS такого не было. Также очевидно, что люди без симптомов могут передавать инфекцию.
— А можем ли мы предположить, почему он настолько агрессивен по отношению к пожилым людям, но практически безвреден для детей, даже новорожденных?
— Это в порядке вещей. Другие вирусы тоже часто ведут себя в организме ребенка менее агрессивно, чем в организме взрослого или пожилого человека. Детский иммунитет реагирует более адекватно — и ребенок не заболевает. А организм взрослого человека иногда реагирует чрезмерно — и человек заболевает. Кроме того, иммунная система, ослабленная хроническими заболеваниями, хуже сопротивляется. Чем старше человек, тем выше риск, но в наших больницах есть и 30-летние, и 40-летние в тяжелом состоянии. Правда, они, скорее всего, выживут, а пожилые люди в таком же состоянии могут не выжить.
— Некоторые врачи советуют прививаться от пневмококка, чтобы снизить риск пневмонии в качестве осложнения. Это рационально?
— Я бы сказал да. Если вы привиты от пневмококка, риск развития суперинфекции снижается. Однако прививка от пневмококка не может защитить вас от самого коронавируса — только от некоторых осложнений. Кроме того, воспаление легких может быть вызвано тяжелым течением самого вируса. Но помните, вирус распространяется очень быстро. В Западной Европе люди три недели назад съездили на каникулы в Северную Италию и разнесли его по всему региону. Сейчас счет на десятки тысяч, и официальные цифры ниже реальных, потому что людей, которые болеют легко, иногда не тестируют, а просят просто сидеть дома и не заражать других.
Мы не знаем точную цифру, но я бы умножал нынешнюю на пять.
К счастью, большинство этих не диагностированных, но инфицированных болеют легко и без летальных исходов.
— У выздоровевших вырабатывается иммунитет? Были зафиксированы повторные случаи заболевания. При этом «британский сценарий» предполагает, что общество, где большинство переболеет, сможет выработать групповой иммунитет.
—Сейчас у нас нет убедительных доказательств тому, что все переболевшие люди получат иммунитет и не смогут инфицироваться повторно. Есть гипотеза, что через небольшой промежуток времени они становятся снова восприимчивы к вирусу. Поэтому мы не можем быть уверены, что групповой иммунитет будет сформирован. Это рулетка — но с точки зрения науки, конечно, интересно. Наши соседи, голландцы, решили пойти вслед за британцами в надежде, что групповой иммунитет сформируется, в то время как мы, бельгийцы, идем по пути французов и приняли довольно строгие меры, чтобы ограничить контакт между людьми.
— Как вы лично оцениваете этот «эксперимент»?
— Это неэтично. Вполне возможно, что в конечном счете в Бельгии и Нидерландах переболеет примерно одинаковое количество людей. Но в Бельгии, во Франции мы пытаемся не допустить пика эпидемии — это необходимо, чтобы разгрузить систему. Больницы в Италии переполнены людьми — и стало невозможным качественно лечить их всех, предоставить всем необходимую помощь.
Боюсь, голландские больницы через неделю-две тоже будут переполнены, а у нас такой сценарий менее вероятен. К этому и стремится государство.
В результате в Нидерландах может погибнуть большее количество людей, потому что возникнут эти ситуации, где придется выбирать между 80-летним и 40-летним пациентом. Я в плане возраста посередине и не хотел бы через пару недель оказаться в голландской больнице.
В данный момент лучше быть чуть более осторожными, чем рисковать.
— То есть сейчас единственный путь — сократить социальные контакты и ждать лекарства? Или ждать вакцины?
— Да. Хотя я сомневаюсь, что лекарство будет доступно в течение ближайших недель.
Более вероятный сценарий, что эпидемия продолжится и в какой-то момент пойдет на спад.
Конечно, мы смотрим на Китай, потому что, согласно официальной статистике, там прибавка — около 20 случаев в день, что очень мало для страны с миллиардом человек (по последним данным, число заболевших в Китае уже стремится к нулю. — Ред.). Все выглядит так, как будто в Китае эпидемия закончилась. Мы знаем, что китайцы приняли очень жесткие меры, практически запретив людям покидать дома. Здесь это не так, мы не заперты в домах, но социальные контакты сведены к минимуму.
— Но невозможно же оставаться дома вечно.
— И не нужно. Я сегодня выходил на улицу три раза. Мы держим дистанцию, не общаемся в группах больше трех человек — это запрещено.
—Хорошо, люди станут общаться меньше — и цифры поползут вниз. А потом, когда люди снова станут жить обычной жизнью, не вызовет ли это вторую волну?
— Конечно, риск возникновения второй волны эпидемии существует, если отменить эти меры слишком рано. Поэтому будет очень сложно решить, когда именно их отменять. Но большинство европейских стран увидели, что происходит в Италии, и приняли такие меры сейчас, на ранней стадии. Чем раньше ты вводишь такие меры, тем больший эффект они дают. Италия, очевидно, опоздала.
— Можем ли мы рассчитывать, что эпидемия замедлится и пойдет на спад сама по естественным причинам? Например, по мере приближения лета или как-то еще?
— Возможно. Дело еще и в том, что не все люди одинаково восприимчивы к любому вирусу: есть более и менее восприимчивые. В случае с этой эпидемией, если она будет развиваться естественным образом, — а в Великобритании и Нидерландах это примерно так и будет, — все равно инфицируется только часть населения. Эта часть может быть больше, чем в соседних странах, где приняты ограничительные меры, но там после снятия этих мер может начаться вторая волна. Так уже происходило с разными бактериями и вирусами. Но это мы увидим только в ретроспективе — этого не предсказать. Таков закон эволюции, но каков процент людей, невосприимчивых к этому вирусу, мы пока не знаем. Это зависит от генетического кода каждого человека, ведь мы все разные. Но это также зависит от характеристик вируса, поскольку он будет меняться и адаптироваться, как это происходит с гриппом и другими вирусами.
— В этом случае коронавирус все равно останется с нами, но в модифицированном виде?
— С большой вероятностью.
— Но тогда он скорее станет более агрессивным или более мягким?
— Сложно сказать. Например, ВИЧ мы изучаем уже 30 или 40 лет и сложно сказать, стал ли он агрессивнее. Получив лекарство от ВИЧ, мы нарушили ход его естественной эволюции.
То же самое может произойти и с коронавирусом: мы найдем лекарство и никогда не увидим его естественную эволюцию.
Хотя вирусы этого типа имеют свойство быть очень изобретательными и приспосабливаться. Например, мы точно знаем, что COVID-19 повторяет код вируса, переносимого летучими мышами. Это означает, что найден источник вируса. То есть он существовал и в какой-то момент изменился на 4% — и эти 4% оказались для нас очень важным фактором: вирус стал заражать людей. То же самое 100 лет назад произошло с вирусом иммунодефицита обезьян, аналогом человеческого ВИЧ, который передался от обезьян нам, и теперь это человеческий вирус. Коронавирус теперь тоже человеческий, он будет распространяться среди людей. И, если мы не остановим его с помощью современных технологий, в первую очередь вакцины, он останется с нами на сотни лет.
— США уже заявили, что приступили к тестированию вакцины. Как много времени это может занять?
— Сложно предсказать. От ВИЧ нет вакцины, а мы работаем над ней уже 30 лет. Но тут я не настолько пессимистичен: я хорошо знаю ВИЧ и понимаю, почему с ним все так сложно. А новый вирус на 95% похож на SARS, и лабораторные исследования уже подтвердили, что антитела к SARS нейтрализуют и COVID-19. Возможно, через полгода у нас будет вакцина.
Но надо учитывать и риски. Есть схожие коронавирусы среди животных, где вакцинация оказалось опасна: получив вакцину, животное инфицировалось и умирало от осложнений.
Сейчас какое-то время нам предстоит жить между надеждой и страхом, но человечество в конечном счете справится с этим вызовом.
