Бабочка взмахнула крылом, и через несколько недель на другом конце света разразился ураган. Летучая мышь вылетела из лаборатории или броненосец прошмыгнул на рынок в Ухани, и не на другом конце света, а на весь мир обрушился беспрецедентный кризис, пишет «Дневник»:
Это называется «эффект бабочки» — небольшие изменения в одном сегменте системы вызывают разрушительную турбулентность системы в целом. Первый пример этого дало воображение ученого Эдварда Лоренца, сформулировавшего парадокс «эффекта бабочки». Этот эффект вдохновляет как теорию хаоса, так и креативное мышление. Иэн Голдин и Майк Мариатасан «перевели» его как «дефект глобализации».
Глобализация похожа на турбогенератор, на порядок усиливающий эффект бабочки: она «теряет свою невинность» и создает структурные дефициты, распространяющие новые риски. Сегодня мы бы перечитали эту книгу с особым интересом — и все из-за парадоксальности ее ключевой идеи: глобализация вносит значительный вклад в развитие и прогресс, но она имеет системные риски, и их нельзя устранить, поскольку они изначально в нее заложены. «Это процессы, которыми нужно управлять, а не проблемы, которые можно решить».
Пандемия и глобализация: сбой или закономерность?
Летучая мышь или броненосец — случайность; весьма вероятно, причиной пандемии может оказаться другая случайность. Не случайны, однако, другие три фактора — системный, экономический и управленческий.
Эпидемии — один из типов системных «багов» глобализации; вспомним об Эболе, атипичной пневмонии, свином и птичьем гриппе. Число инфекций увеличивается, и этот негативный рост ускоряется: с 1980-х годов число инфекций утраивалось каждые десять лет. Их специфика — та же смесь парадокса и закономерности. Две трети инфекционных заболеваний вызваны животными, в 70% среди этих случаев — дикими животными. Мы будто бы живем все дальше и дальше от дикой природы, но в действительности все агрессивнее вторгаемся в экосистемы: «Мы, люди, создаем эту ситуацию, а не животные».
Экономический фактор связан с растущей взаимозависимостью мировой экономики и огромной зависимостью от Китая. Именно тут началась пандемия, но весь мир рассчитывал на Китай, где производятся не только маски, но и основная часть компонентов огромного количества лекарств. Сегодня лекарственные средства являются наиболее наглядным примером приверженности каждого человека глобальной фабрике — на долю Китая приходится 25% мирового производства.
После почти полувекового устойчивого роста китайская экономика сокращается, как шагреневая кожа, на ошеломляющие 6,8% только в первом квартале. Мы неизбежно вспоминаем анекдот: когда китайская экономика чихает, мировая экономика получает пневмонию. Управленческий фактор связан не столько с крахом отдельной системы — системы здравоохранения, окружающей среды, финансовой системы — сколько с неспособностью руководства на национальном и глобальном уровне управлять их сложностью и взаимозависимостью.
Covid-19 — это сбой корона-глобализации, но ее неуправляемость усиливается рисками ее предыдущих волн. Обрисую две из них — те, с которыми мы, посткоммунистические люди, вышли из заключения в глобальный мир. Начало глобализации парадоксально стало для нас концом — и притом двойным: «концом истории» (Ф.Фукуяма) и «концом географии» (О’Брайен). После краха коммунизма не было альтернативных политических перспектив, так что все дружно двинулись в сторону демократии; мир стал связан теснее — капиталы, товары, изображения, символы циркулируют по всему миру, не ограниченные ни границами, ни государствами, ни суверенитетами.
Каждая из этих волн или сторон глобализации порождала глобальные кризисы
Финансовый кризис 2008 года был первым действительно глобальным кризисом: банкротство американского инвестиционного банка Lehman Brothers в сентябре 2008, крах международных бирж, худший экономический и финансовый кризис со времен Великой депрессии. Сегодня это звучит слишком злободневно, не правда ли — он начался в одном месте, не на рынке, а в банке, и молниеносно охватил весь мир. В начале коронакризиса финансовые эксперты уверяли нас, что уроки 2008 года были усвоены, и что финансовая система в состоянии противостоять. МВФ выделил 1 триллион долларов для борьбы с экономическими последствиями covid-19, ЕК составляет для Европы новый «план Маршалла». Несмотря на выделенные триллионы, коронакризис на пути к тому, чтобы отобрать приз за самый тяжелый финансовый кризис у кризиса столетней давности. Еще один печальный урок финансового кризиса: он начался в США, но США были одними из первых, кто восстановился, в большинстве стран посткризисное восстановление занимает гораздо больше времени.
Вторая волна или сторона глобализации — это миграция. Она связана с восстанием людей против двойного стандарта глобализации — без границ для капиталов и товаров, но с поддерживаемыми стенами и политикой границами для людей. У уязвимости мобильно-миграционной глобализации есть и другая системная причина — контраст между большими потоками мобильных людей и маленькими хабами — большими аэропортами, в которых концентрируются эти потоки. Мобильность — одна из первых жертв как миграции, так и коронакризиса — границы городов и стран закрываются, а мобильных людей сажают на карантин и подвергают стигматизации. Прекращение миграции — это ответ? Сельское хозяйство и многие другие предприятия задаются вопросом, как спастись без иностранной рабочей силы. Самые большие кризисы удивляют нас самыми неожиданными ответами. Благодарность Бориса Джонсона Дженни и Луис — медсестрам из Новой Зеландии и Португалии — была трогательна своей искренностью; это будто экзистенциально выстраданное признание неоценимого вклада специалистов из многих стран в здоровье и жизнь британских граждан.
Сбой или закономерность? Covid-19 — это сбой, а пандемия — системный риск глобализации.
Не «будет ли», а «когда»
«Пандемия поразит финансовые центры Нью-Йорка и Лондона болезнями, карантином и паникой… доведет до временной изоляции главных действующих лиц на мировой сцене. Пандемия изолирует Вашингтон, Брюссель и Берлин». Нет, это цитата не из вчерашней газеты, а из научного труда 2014 года. «Многие эксперты считают, что вопрос не „будет ли‟, а „когда‟. Сегодня мы уже знаем ответ — в 2020.
Как нам включить электричество в щитке глобализации
Пандемия пройдет, останутся другие системные глобальные риски — терроризм, кибератаки, изменения климата… А их с закрытыми границами нам не преодолеть. Какой должна быть пост-коронная глобализация? Как после Первой или Второй мировой войны: или слабые государства и слабые международные организации, или укрепление мультилатерализма? США продолжают помогать сотне стран, коронаденьги доходят и до нас, однако они перестали платить Всемирной организации здравоохранения. Речь идет не о деньгах, а о типе международной политики: или вы поддерживаете глобальные организации, помогающие пострадавшим сильнее всех, или вы напрямую поддерживаете любую отдельно взятую страну, согласившуюся стать вам политически обязанной, и делаете это не из чувства солидарности и ощущения себя частью глобальной сети. Китай действует по схожей геополитической логике: он помогает Сербии и Италии в рамках глобального стратегического наступления «Один пояс, один путь». Беспрецедентный кризис, знакомая геополитика.
Коронакризис ярко выявил уязвимость и системные недостатки глобализации. Когда выбивает пробки — это неприятно, но мы не отказываемся от электричества, а устраняем неполадки. Я пока не вижу каких-либо радикальных мер по исправлению «большой» глобализации, но я вижу небольшие шаги в нашей «маленькой» глобализации — ЕС. Урсула фон дер Ляйен извинилась перед Италией: национальный и брюссельский эгоизм — не выход. Солидарность — вот способ включить электричество в щитке глобализации и европеизации.
