Исследуя новые города, иногда стоит отправить карту подальше в карман, открыть дверь и просто выйти на улицу без определенной цели. Это поможет сбиться с курса, заблудиться, где-то безнадежно застрять — в конце концов, попасть в историю, которую потом вряд ли захочется пересказывать. Однако только такой нетривиальный поступок, нырок в неизвестное, способен привести и к другому, чуть более неожиданному результату — надо только в точности знать свои желания. Обычную карту в этом случае уместно сравнить с честным компасом — вот север, вот юг, двести шагов до водонапорной башни, потом триста на восход — тогда как решение от нее отказаться перепоручает человека компасу, который, как в лихом пиратском фильме, указывает на то, что больше всего хочется заполучить.
В муравейнике Бангкока, где ищут встречи со своими желаниями люди со всего мира, мы искали сепак-такро.
Первое знакомство с этим гравитационным сумасшествием вызывает противоречивую гамму определений — то ли очередной азиатский трэш, то ли свежая шаолиньская дисциплина. В каком-то смысле сепак-такро можно назвать даже элитарным видом — если поиграть в привычные футбол или баскетбол способен каждый, то сепак-такро, являясь гибридом сразу нескольких дисциплин, не подпускает новичков и требует серьезной физической подготовки.
Поставив задачу увидеть это физиологическое буйство своими глазами, мы пошли немного вразрез с большинством людей, направляющихся в Бангкок. Гугл настойчиво советовал навестить парк Лумпини, который категорически не соответствовал планам нашего не слишком длительного визита, и заглянуть на площадь Санам Луанг, подпирающую Королевский дворец. Вот только этот район все добросовестные туристы исследуют днем, когда работает сам дворец и липкая бангкокская жара не разрешает играть ни в какой сепак-такро.
Удача пришла, как всегда, откуда не ждали. Исследуя вечером дальние окрестности Каосана, буквально через дырку в заборе мы увидели пляшущих человечков. Дополнил картину то и дело разрезающий воздух мяч, который нетерпеливо выпрыгивал из-за забора вверх, чтобы привлечь, наконец, взгляды случайных прохожих — но, во-первых, случайных прохожих в этом районе Бангкока почти нет, а во-вторых, мяч в сепак-такро шныряет так быстро, что никакой случайный прохожий и не успеет понять, что происходит.
Не слишком веря своему счастью, которое принес таинственный компас, что находится внутри каждого из нас, со смесью опаски и любопытства мы входим и садимся на скамеечку в стороне. Мы стараемся вести себя неприметно, дабы не привлекать излишнего внимания и не мешать естественному ходу событий — примерно так опоздавшие в театр изо всех сил растворяются в окружающем пространстве, — но это явно непосильная задача. Два европейца слишком выбиваются из действительности бангкокского дворика. Нечастые фонари прорезают тропическую темноту, неподалеку коротает вечер компания, сымпровизировав под навесом тренажерный зал, невысокие дома укутаны проводами.
Прямо перед нами шесть человек на бетонной площадке творят чудеса акробатики, ухитряясь в процессе исполнения сальто и других заворотов, названия которым дадут только комментаторы прыжков в воду — тройное сальто с винтом! сальто на руках прогнувшись! — наносить целенаправленные удары. Правда, это «прямо перед нами» следить за действием помогает не очень, поначалу приходится ориентироваться в основном на слух. Хлопок! — значит, был удар. Пауза в хлопках — конец розыгрыша. Аплодисменты — красивый конец розыгрыша.
Довольно быстро мы приходим к осознанию категории, к которой следовало бы отнести сепак-такро. Строго говоря, это не совсем спортивная игра, в том же плане, в каком трудно признать чисто спортивной игрой шахматы. Битва умов за доской ближе к искусству боевой стратегии, со спортом ее роднит разве что сама идея определения победителя прямым сопоставлением сторон — но и в этой идее явно просматривается милитаристическое влияние. Сепак-такро — из той же оперы, только из другого акта. Это искусство отдельной пешки, минимальной боевой единицы, искусство владения своим телом, доведенное до блеска гонконгских кунг-фу боевиков.
Люди, которые выплясывают на площадке свои странные танцы, позавчера прыгали с Джеки Чаном по вертикальным стенам, а вчера бегали по верхушкам деревьев вместе с Чоу Юньфатом в «Крадущемся тигре, затаившемся драконе». Воздух для них — такая же привычная среда обитания, как для нас — зрительская скамейка. Передвигаясь в своей среде обитания со скоростью крыльев колибри, они за пару лет наверняка выучиваются за один прыжок делать что-то более внушительное — например, выпить кофе. Секрет их умений, несмотря на кажущуюся недоступность, прост и традиционен — подсевший к нам пожилой мужчина рассказал, что эти ребята уже несколько лет тренируются по два-три часа каждый день кроме воскресенья.
Забросив попытки успеть глазом за всеми перемещениями мяча, мы переключаем внимание на неожиданного собеседника, которым, по всей видимости, движет то же чувство, что и нами — любопытство. Он на всякий случай объясняет правила, которые, в общем-то, понятны интуитивно. Вброс мяча из бокового полукружия — подача из центрального круга — игра началась. Пройдя этот немудреный инструктаж, мы возвращаем взгляд на площадку — но лишь для того, чтобы констатировать собственное зрительское поражение.
Неподготовленный человек попросту не способен соответствовать скорости перемещения мяча по полю настолько, чтобы отслеживать комбинации — если они тут, конечно, есть. Прием-наброс-удар — и кажется, что битва продолжается только в том случае, если сопернику немного повезет. Реагировать на эти выстрелы могут лишь хоккейные вратари да шаолиньские монахи — но поскольку все хоккейные вратари играют в хоккей, а все шаолиньские монахи тренируются в Шаолине, очевидно, что мы имеем дело с новым подвидом homo sapiens.
Люди, которые умеют двигаться в воздухе со скоростью крыльев колибри, определенно заслуживают того, чтобы быть выделенными в отдельную категорию — эту замечательную категорию людей, которые готовы посвящать своей цели два-три часа каждый день, чтобы через несколько лет воссиять в опутанном проводами темном небе. Люби то, что ты делаешь; делай то, что ты любишь — скорее всего, к этому на самом деле и вел нас лихой пиратский компас.
