События в Белоруссии не стали «черным лебедем», считает предприниматель, участник списка Forbes Дмитрий Волков. Эксперименты психологов, проведенные в ХХ веке, наглядно показывают, как обычные люди превращаются в жестоких надзирателей.
— Мужа подняли двое в голубых майках. Он, опустив голову, сказал: «Мужики, отпустите, мы просто домой ехали». Его начали бить под дых, в область шеи и головы дубинкой.
— В камере находилось 9-10 человек. Стояли двухъярусные кровати, просто деревянные полки без простыней. Туалет, который стоял в камере, был забит доверху. Туда никак нельзя было сходить. Мы попросили: пожалуйста, вызовите сантехника. В ответ: «Мрази, заткнитесь, радуйтесь тому, что у вас есть».
Тюремщики и заключенные
Это показал знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент в 1971 году. В этом эксперименте участников произвольно поделили на «заключенных» и «надсмотрщиков» в игрушечной тюрьме, сконструированной в подвале Стэнфордского университета. То, что начиналось как спектакль, через несколько дней превратилось в место настоящих психологических пыток. Эксперимент пришлось досрочно прекратить. Что вызвало трансформацию его участников? Ролевое распределение (надсмотрщик — заключенный), групповая идентичность надсмотрщиков, первые безнаказанные шаги к вседозволенности. Спусковым крючком оказалось сопротивление, которое оказали «заключенные», не довольные некоторыми условиями содержания. «Надсмотрщики» жестко подавили протест. И с того момента не останавливались. Доминирование и издевательства стали центробежной силой для группы самых обычных молодых людей.
Вопрос о том, что превратило европейскую нацию в армию фашистов, волновал йельского психолога Стэнли Милграма. Он пытался объяснить холокост и определить, до какой степени решения личности определяются влиянием авторитета. Он предложил части участников эксперимента стать «учителями», чтобы якобы узнать «влияние наказания на память». «Учитель» должен был представить «учащемуся» пары слов, которые тот должен был запомнить. А дальше протестировать его, поощряя в случае правильного ответа, и наказывая электрическим шоком в случае неправильного. Сила электрического шока с каждым неправильным ответом увеличивалась. Оказалось, что большинство участников, повинуясь человеку в белом халате, готовы, несмотря на внутреннюю борьбу, довести электрический шок до смертельного уровня. Попросту — зажарить другого по поручению.
Блики моральной ответственности
Человек, совершающий преступление в группе или по указанию, — жертва обстоятельств. Он донор ответственности. В момент преступления он внутренне передает ответственность группе или авторитету. Моральная ответственность бликует. Но не стоит покупаться на блики.
Журналист, мать троих детей Алена Щербинская (Дубовик) прошла через унижения и побои на Окрестина. Сейчас она в больнице,сообщают Naviny.by, не собирается сдаваться и будет в правовом поле вместе с другими оскорбленными, подвергшимися зверскому отношению женщинами из камеры № 9 ЦИП на Окрестина, искать способ наказать надзирательницу, использующую садистские методы в обращении с задержанными.
Вас задержали на акции 10 августа?
— Нет. Вечером 10 августа я закончила работать на том, что сфотографировала силовика, который направлял на женщину ружье, и поговорила с этой женщиной. Далее я пыталась выбраться из горячей точки, было около 10 вечера.
Дошла пешком до микрорайона около станции метро «Фрунзенская» и поняла, что за мной идет тихушник — человек в черной маске. Я испугалась, резко развернулась и побежала во дворы. Позвонила в незнакомую квартиру в красном доме на Танковой, сказала, что журналистка, меня преследуют. Открыла женщина, поделилась со мной вайфаем, я отправила свои видео.
Через полчаса решила идти домой, позвонила оператору Виталию Дубику, с которым чаще всего работаю, он был недоступен. Позвонила его жене Татьяне Белашовой, она оказалась недалеко от меня. С ней мы по дороге ко мне домой решили заехать в Центральное РУВД, чтобы спросить по поводу ее мужа.
Там мы встретили врача Андрея Витушко и его жену Кристину Витушко, которые в тот вечер, как многие другие родители, искали своего сына. Татьяна решила писать заявление о пропаже человека, потому что никаких данных о Виталии не было. Татьяна успела написать заявление, и тут подъехал ОМОН на двух или трех автозаках.
Мы не ожидали, что с нами такое случится — это же за гранью: ты приехал в РУВД, пишешь заявление о пропаже человека, а тебя задерживают. Но нас схватили, причем жестко — под руки и повели. Было 22:38.
Всего задержали около двадцати человек, супруги Витушко были со мной в автозаке, а Кристина потом и в одной камере. В каком-то месте нас растасовали — мужчины и женщины раздельно. Мы с Таней Белашовой оказались в стакане, она сидела у меня на коленях, а вокруг ужас: кровь на стенах, духота (стакан — глухая одиночная камера площадью не более половины квадратного метра в автозаке. — Naviny.by). И нас привезли на Окрестина. Вещи забрали, у меня была крупная сумма денег, хорошая сумка. Никто ничего не описывал.
Я несколько раз говорила, что журналист, но всем было безразлично.
Во время досмотра я и встретила впервые надзирательницу, о которой сейчас, как мне кажется, все пишут. Зовут или Кристина, или Карина. Длинные волосы, блондинка, возраст — 30-35 лет.
— Что она делала?
— Очень жесткая. Разговаривает матом, обзывала лично меня самыми грязными ругательствами. Спрашивала у женщин: «Домитинговались?» Толкала меня в спину, заставляла сильно наклоняться, голую заставляла приседать, вырвала стельки из кроссовок.
Девочки в камере рассказывали, что именно она заставляла женщин, у которых были критические дни, срывать гигиенические прокладки, якобы для того, чтобы убедиться, что под ними ничего не пронесли.
Средств гигиены в этих условиях негде было взять. Одна девушка разорвала свою накидку и раздала куски ткани женщинам, у которых были критические дни. Надолго ткани не хватило, использовали туалетную бумагу. Она тоже закончилась. Потом надзирательница ходила по коридору и отрывала от рулона бумагу и передавала кусок в каждую камеру. У нас была пластиковая бутылка, была вода, мылись, как могли.
Кристина (или Корина) издевалась над всеми. Нас зачем-то выводили из камеры (такое было несколько раз) и ставили вдоль стены. Если ноги расставлены недостаточно широко, она подходила и била ногами по внутренней части голени со словами: «Сука, расставь ноги шире». И одна женщина, у которой были критические дни, говорит этой Кристине, что не может расставить ноги, что у нее менструация, а та бьет ее по ногам со словами, что это не мешает ноги широко расставлять. Ну, вы понимаете, падают самодельные прокладки на пол…
В камере стояла страшная вонь, но на третьи сутки мы обсуждали, что перестали ее замечать.
Кристина (Корина) била меня ногой в живот. Требовала на широко расставленных ногах с руками за спиной сильно нагнуться вниз. Если, по ее мнению, наклоняешься недостаточно низко, била по спине.
У меня был суд, на котором я заявила несколько ходатайств, отказалась подписывать бумаги, где было написано, что взяли меня возле ТЦ «Рига». Меня вывели на коридор, и та женщина снова начала меня бить — коленом в живот с матерными словами, синонимы которых я не могу найти в литературном языке. Суть была в том, что она была недовольна моей несговорчивостью.
Именно она после первого досмотра в ЦИП вытолкнула меня в коридор в одном бюстгальтере и незастегнутых штанах. Там сидели голые мужчины на коленях лбом в стену, руки за спиной. А на стенах пятна крови, капли крови на полу. Где-то кто-то кричал, кто-то стонал, надзиратели орали.
— Расскажите, пожалуйста, в каких условиях вы находились в камере.
— Когда я в ЦИП пыталась сказать, что Кристине Витушко плохо, у нее диабет, она жена известного врача, мне кто-то ответил, что «жены известных врачей с сахарным диабетом по митингам не шляются». Кристина держалась из последних сил. Мы с ней сидели в камере № 9 ЦИП Минска.
10 августа нас сначала было 15 человек на четыре спальных места в камере площадью 10 метров квадратных, затем в течение ночи стало 30. Позже мы поняли, что 30 человек в такой камере — это курорт. На нарах можно лечь по два-три человека, под нарами можно лечь, под столом, на столе, кто-то тумбочку использовал. Одеяла и подушки (четыре на всех) расстилались на пол, и люди укладывались штабелями.
Однако когда в один из дней привели женщин из других камер, и нас было больше пятидесяти, тогда даже сесть всем было невозможно — многие стояли.
Мы просили открыть окошко в камере, через которое еду передают. Некоторые надзиратели открывали, некоторые говорили: «Не подохните».
— Кормили?
— Меня задержали ночью 10 августа, а первый раз принесли кашу 12 августа утром. Всем было тяжело, но особенно страдала Кристина Витушко. Ее довели до состояния, когда инсулин был не нужен — для поднятия сахара надо было что-то съесть.
И мы через окошко (когда еду еще не приносили) начали просить кусок хлеба для нее у какой-то работницы. Может, это была кухонная рабочая, может, повар. Она говорила, мол, если бы могла, всех накормила. Я ей объясняла, что всех не надо, надо кусок хлеба дать одному человеку. Она отвечала, что ее накажут, но принесла полбуханки хлеба, и тогда Кристина поела.
Остальных организованно покормили 12 августа кашей, второй раз утром 13-го. Получается, раз в сутки. Мы эту кашу еще и собирали в пластиковые баночки, которые были в камере, понимая, что подселят людей, которые не ели очень давно. Так и получилось — каша вся уходила, потому что подсаживали давно некормленых людей.
Сейчас, когда я говорю об этой еде, у меня тошнота от мысли, что такое можно было есть, но ели.
— Вы вышли 13 августа вечером. Что было дальше?
— Я поняла, что нам досталось, но такого, как у мужчин, которых избивали дубинками, не было. Была женщина с распухшей ногой, ей никто не вызывал скорую. Я считаю, что очень пострадала Кристина Витушко. Со мной было бы всё хорошо, если бы надзирательница не била меня ногой в живот.
Мне стало плохо 14 августа дома, я чуть ли не упала в обморок, меня подхватил муж. Он меня отвез в поликлинику, откуда меня отправили в 5-ю больницу в гинекологическое отделение. Там решили, что нет разрыва яичника, который подозревали, отправили в Минскую больницу скорой медицинской помощи.
Теперь у меня есть проблемы со здоровьем, которые связаны с побоями, отсутствием нормальной воды и питания. Есть проблемы со спиной.
— Что вы планируете делать дальше?
— Я уже написала заявление в Ленинский РОВД Минска (по месту прописки) по поводу произошедшего со мной, и документ туда доставили. Я за решение вопроса только законным путем и настроена и дальше сделать всё, чтобы привлечь к ответственности, используя все законные методы, женщину-надзирательницу, которая сделала жизнь задержанных невыносимой.
Мы планируем написать коллективную жалобу в Следственный комитет и прокуратуру. Моя цель — привлечь ее к ответственности с помощью законных методов.
Изначально я испугалась своих чувств к этой женщине, я была поглощена ненавистью, которой не испытывала никогда. Теперь я хочу одного — чтобы она понесла наказание и не имела больше доступа к работе с людьми. Она должна сесть.
При этом меня возмущает, когда распространяют изображения женщин-работников МВД и приписывают им преступления. Я не узнала надзирательницу ни на одном из фото, которые теперь распространяют в социальных сетях как фото Кристины (Корины). Я хочу обратиться к людям: давайте не опустимся до суда Линча, давайте не будем устраивать травлю людей.
