Субботнее чтиво: Загадка выигрыша в казино и феномен коллективного мышления

Публикуем отрывок из книги известного автора Сергея Лазарева «Диагностика кармы. Преодоление чувственного счастья»:

Как-то меня заинтересовала загадка казино. Почему я все-таки не выигрываю? А потом я за­дал себе вопрос: а что будет со мной, если я выиг­раю крупную сумму? И когда промоделировал ре­зультат, я понял и порадовался тому, что не выиг­рываю.

Мне работник казино сказал следующее:

— Самые опасные для нас клиенты — это или богатые пенсионеры, или люди скучающие, кото­рым плевать на выигрыш. У них нет желания вы­играть. И к выигрышу они относятся спокойно, без особой радости. Поэтому именно они и потро­шат наше заведение.

Так что получается, думал я. Для того чтобы долго жить и не стареть, нужно наплевать на жизнь и стать равнодушным к ней, а зачем же та­кая жизнь нужна? В принципе именно этим путем шли аскеты в Индии. Отрешались от всех радо­стей и желаний. Глуша в себе все проявления жиз­ненности, они намного удлиняли срок своей жиз­ни. Как научиться долго жить и при этом не зави­сеть от жизни?

Итак, возьмем человека деревенского, который при одинаковом возрасте может выглядеть намно­го старше того, кто живет в городе. Попробуем объяснить почему. Физические перегрузки? Но многие жители города, занимаясь спортом, самы­ми разнообразными физическими и психическими нагрузками, обгоняют в этом плане жителей де­ревни. В чем же дело? Судя по всему, в следу­ющем. Городской житель меньше привязан к быту, меньше зависит от окружающей среды, зависимость рождает агрессию, которая потом разрушает организм и старит его.

Городской жи­тель получает больше положительных эмоций. Значит, ему легче внутри сохранить добродушие и радость, он легче переносит не только физиче­ские, но и психологические перегрузки. Несчастья резко старят человека. Почему? Потому что это та нагрузка, физическая и психологическая, при ко­торой мы не можем удержать радости в душе. Значит, для того чтобы процессы старения проте­кали медленнее, нужно научиться при любых пе­регрузках сохранять любовь, радость и доброду­шие в душе.

Как обычно пытается человек преодолеть стрес­совую ситуацию? Я потерял деньги, но у меня есть хорошая работа, которая мне позволит возме­стить потерянное. Я потерял деньги и работу, но у меня есть семья, которая поможет мне сохранить ощущение счастья. Я потерял деньги, работу и семью, но у меня есть здоровье, которое мне позво­лит начать все сначала. Я потерял деньги, работу, семью и здоровье, но я сохраняю жизнь, а значит, сохраняю возможность быть счастливым. Но тогда возникает вопрос: куда бежать, если жизнь угнетена или возникает угроза жизни? Тогда вспы­хивает агрессия к окружающему миру и к себе. На­чинается отречение от любви и резкая активизация процессов старения.

Поэтому сохранить любовь и радость в душе, пока точка опоры на человеческом счастье — невозможно. Люди верующие обретали возможность окунаться в жизненное счастье и внутренне не зависеть от него. Наработанный ме­ханизм сохранения любви позволял их потомкам, даже если они исповедовали атеизм, жить долго и счастливо. Значит, один из главных механизмов преодоления быстрого старения заключается в том, чтобы сохранить любовь, когда разрушаются осно­вы жизни. И как ни странно, решая проблемы дол­голетия, мы опять возвращаемся к распятию Иису­са Христа. Идет постепенная подготовка к распаду всего того, что является человеческим счастьем. Скоро будет потеряна стабильность, разрушена судьба. Будут разорваны отношения с близкими. Начнется разрушение жизни и наступит смерть. Но сомнения, колебания и страх все больше уходят на второй план, и все сильнее раскрывается любовь в душе. И эта любовь позволяет прощать всех и по­нимать суть происходящего. Он продолжает лю­бить тех, кто его убивает, уже ничто не может ис­пугать его любовь, отодвинуть в сторону или уменьшить ее. Человеческие путы сбрасываются, и остается Божественное «я», состоящее из любви, из которого опять появляется человеческое.

Я помню, несколько месяцев назад я заставлял своего сына читать Библию. Он вроде бы читал Евангелие, но по его глазам я видел, что он там ничего не понимает и его это не интересует.

— Пойми меня, — говорил я ему. — Первый раз в жизни я прочитал Евангелие, когда мне было 20 лет, и у меня тогда весь мир перевернул­ся, хотя страна тогда была поголовно атеистиче­ской. Тебе сейчас 14, если ты сейчас почувствуешь то, что почувствовал я, прочитав Евангелие, ты в жизни добьешься гораздо большего, чем я, и не повторишь моих ошибок.

Он все равно ленился. Тогда я заставил его пе­ресказывать то, что было написано в Библии.

— Ты пересказывай не события, которые там происходят, — требовал я. — Ты мне перескажи, в чем смысл тех событий.

— А кстати, — спросил меня сын, — в чем смысл всех событий, описанных в Евангелии?

Я на мгновение растерялся, а действительно, как объяснить, в чем суть Евангелия. Ответ при­шел просто. Евангелие описывает превращение че­ловеческого в Божественное. Это пособие по пре­вращению человеческих чувств в Божественные.

Я на минуту отвлекаюсь от своих мыслей. Ма­шина подъезжает к сандуновским баням. Сначала нужно купить веники. Я спускаюсь по ступенькам вниз, выбираю два роскошных дубовых веника. Потом встречаюсь со своими приятелями, мы идем в зал и раздеваемся для того, чтобы идти в парил­ку. В каждой бане есть своя атмосфера. Мыслеформы обобщаются, меняют пространство вокруг себя и затем незаметно влияют на ваше состояние и ход ваших мыслей. Феномен коллективного мышления. Первый раз я это остро почувствовал в Израиле, в пустыне. Далее задним числом про­сматривал ситуацию, пытаясь понять, что прои­зошло. У меня тогда чесались уши, я понимал, что это тема ревности и обид на женщин, но снять ее не мог. Теперь понимаю почему. Тема ревности исходила из зависимости от желаний. Обожеств­ление желаний жизни, ее продолжения — это был такой уровень, который преодолеть мне было не под силу. В пустыне отсутствовали мыслеформы, привязывающие нас к жизни и желаниям. Пусты­ня для меня была символом угнетения жизни, от­решения от нее. Концентрация на жизни, на жела­ниях в подсознании у меня резко снизилась, и проблемы с ушами у меня исчезли. А когда я че­рез несколько часов возвращался назад, все вос­становилось после того, как я опять погрузился в привычные эмоции. Неслучайно Христос на 40 день удалялся в пустыню. Если начал ощущать в себе Божественное, угнетение человеческого по­могает раскрыться этому процессу, тогда челове­ческое расцветает, а не затухает. Переодевшись, мы берем войлочные шапочки, веники и идем па­риться. Пар хороший и мягкий. Но вся парилка прогрета настолько, что тепло идет не столько внешне, сколько внутренне, и это приносит осо­бый комфорт. Здесь хорошая атмосфера, в возду­хе нет напряжения, агрессии, раздражения и не­довольства. Даже бандиты здесь ведут себя доста­точно расслабленно и корректно. Все как на великосветском рауте. Судьи, депутаты, милицио­неры, бандиты, бизнесмены — все сливки об­щества собираются здесь. Неизвестно, кто голы­шом сидит и парится рядом, поэтому на всякий случай все ведут себя спокойно и деликатно. Сидя в парилке, я вспомнил еще один эпизод, касаю­щийся коллективного сознания.

Как-то в Берлине я вечером пошел в баню, обычно в парилке мужчин и женщин приблизи­тельно поровну, а в этот день практически вся па­рилка была занята мужчинами. Сидела только одна женщина. Вдруг я себя поймал на странном ощущении, которое потом превратилось в мысль: и что эта женщина здесь сидит и мешает нашей дружной мужской компании? «Ого! — подумал я. — А ведь мысли у меня, как у голубого, инте­ресно с чего бы это?» А потом я отвлекся. Жен­щина скоро вышла. В этот день пара я особо не чувствовал. Посидел немного и, не увидев никако­го результата, я взял тазик и начал поддавать. По­том залез наверх. И хотя некоторые начали выхо­дить из парилки, для меня пара было маловато, я спустился и поддал еще. Ну, думаю, компания мужская, можно поддать посильнее, мужики все рослые, накачанные — красавцы, одним словом, и я как-то не заметил, как все 25 человек выскочи­ли из парилки. Немцы — народ воспитанный, воз­мущаться не стали, правда, потом один заскочил и начал щедро поливать на каменку, недобро по­сматривая на меня. Он явно хотел выкурить меня оттуда. Но тогда я об этом не думал.

— Гуд! Гуд! — кричу я ему и показываю боль­шой палец.

Тогда он, морщась, схватил полотенце и стал обмахивать меня, я еще больше обрадовался.

— Данке шон! — кричу я ему. — Вери гуд.

Он ругнулся и убежал из парилки. Когда я вы­шел, меня что-то спросили на немецком, я пожал плечами, тогда спросили на английском, какая моя профессия, чем я занимаюсь.

Как по-английски «художник», думал я. Потом вспомнил.

— Артист, — я тычу пальцем себе в грудь.

— О, артист, артист, — закивали головами немцы.

Я кинулся в бассейн, а все дружно повалили назад в парилку. Потом я спросил своего знакомо­го, который был снаружи:

— Почему сегодня женщин нет, а ребята в бане, как клуб культуристов?

— Да сегодня понедельник, день голубых в бане.

— Так что, они все голубые? — удивленно спросил я.

— Все, — спокойно ответил собеседник. — Тут такие разборки были, когда ты сидел внутри. Не­сколько человек возмущались, что ты пару нагнал столько, что сидеть было невозможно и всем при­шлось выйти. А другие их успокаивали: «Да вы его не трогайте, он такой сладкий».

То есть моя непосредственность коллективу понравилась, я потом часто возвращался к этому эпизоду, вспоминая поразивший меня факт. Я чувствовал то же, что чувствовали люди вокруг меня. И потом мои чувства становились моими мыслями. Коллективное сознание достаточно ак­тивно меняло мою структуру. То есть все живое на планете постоянно обменивается информацией на чувственном уровне. Мы имеем доступ к неверо­ятному количеству информации, причем любого сорта. Информация — понятие векторное. И от нашего направления зависит то, что мы будем для себя извлекать. И когда мой знакомый мне недав­но сообщил любопытный факт, я уже мог объяс­нить его. Суть эксперимента была в следующем.

Крысы в отверстии, помеченном синим цветом, находят кусочек мяса; проходя через отверстие, помеченное красным цветом, получают удар то­ком. Сначала прохождения через отверстия были 50 на 50, потом крысы быстро понимали, что крас­ный цвет — это опасность, и в это отверстие не шли, а затем эксперимент повторили с новой груп­пой крыс, которые общались со старой, но в опыте не участвовали. И они сразу же начинали избегать отверстие, помеченное красным цветом, то есть пе­редача информации каким-то образом происходи­ла. Потом подобный эксперимент провели за мно­го тысяч километров от этого места с крысами того же вида. И что поразительно, они также на­чали избегать опасного прохода, хотя с крысами, участвующими в эксперименте, они не общались. Для ученых это было необъяснимо.

Если же посмотреть с точки зрения коллектив­ного сознания, то все объясняется просто. Каж­дый вид живых существ на тонком плане соединен в эмоциональное кольцо с постоянным обменом информацией между всеми участниками, то есть коллективное сознание имеет такой же возраст, что и индивидуальное. Из точки появляется груп­па объектов, каждый из них индивидуален. Когда их количество достигает определенного уровня, возникшие отношения развиваются в коллектив­ное сознание, которое затем развивает индивиду­альное сознание каждого объекта. То есть на внешнем уровне коллективное сознание — вторич­но, а индивидуальное — первично. На тонком плане, выйдя из одной точки, все объекты остают­ся этой точкой. То есть они сохраняют изначаль­ное единство. Поэтому обмен информацией между ними может осуществляться с любой скоростью. И в этом случае объединяющее их коллективное сознание — первично, а личное, наработанное со­знание — вторично. Все зависит от того, на каком слое мы в данный момент находимся. При дости­жении определенного уровня развития мы одно­временно можем взаимодействовать с тонким сло­ем и поверхностным. И тогда в нашей философии могут соединяться понятия, раньше исключавшие друг друга. Мы можем говорить, что все абсолют­но предопределено и одновременно есть свобода воли. Мы можем говорить, что Вселенная конечна и бесконечна одновременно, что время стоит, сжатое в точку, и одновременно движется и разви­вается.

Итак, на поверхностном плане коллективное сознание — вторично, когда мы уходим на тонкие планы, оно становится первичным. На еще более тонком плане коллективное и индивидуальное со­знание объединяются в одно целое. На внешнем плане причина рождает следствие. На тонком пла­не то, что мы называем следствием, рождает то, что мы называем причиной, то есть причина и следствие меняются местами. Если мы подходим к истокам, причины и следствия сжимаются в одну точку, становятся идентичными. Это есть сжатие времени. Итак, чем более причина и следствие по­хожи друг на друга, тем сильнее меняется струк­тура времени. Если моделировать время, получа­ется кольцо. Из точки на кольце выходит окруж­ность. С развитием времени следствие все больше отстает от причины, а затем, все больше удаляясь, оно на самом деле приближается к причине, в кон­це концов объединяясь с ней. Любой процесс во Вселенной развивается по кольцевому циклу. Процесс рождается, развивается и угасает. Долго­та существования процесса обусловлена размером кольца. Любое наше желание также рождается, развивается и умирает. Чем меньше наше жела­ние, чем менее оно привязано к обыденной жизни, тем ограниченней мы становимся, тем быстрее мы стареем. Раздражительность, озлобленность, за­висть, обидчивость — признаки ограниченности желаний, такие эмоции быстро приводят к болез­ням и старению. И если эмоциональное кольцо человека рассчитано, скажем, на 100 лет, то с ми­ровоззрением, позволяющим мстить, ненавидеть, обижаться и т. д., мы можем сузить это кольцо до 40-50 лет, и наоборот. Можно кольцо жизни рас­ширить, увеличивая масштаб желаний. Самая масштабная программа во Вселенной — это соеди­нение с Богом через любовь. Бог является причи­ной, а развивающаяся Вселенная следствием. На внешнем уровне причиной является человек, кото­рый сначала живет и занимается своими пробле­мами и желаниями, не подозревая о Божествен­ном. Затем, по мере своего развития, человек все больше видит Божественный смысл во всем. Язы­ческие боги, которые сначала помогают развивать­ся как элемент постоянного взаимодействия с не­видимым миром, постепенно отходят на второй план, уступают место Единобожию. Следствие на­чинает порождать причину, и чем масштабнее следствие порождает причину, тем больше они становятся похожи друг на друга, и время начина­ет сжиматься в точку. Познание мира — это сжа­тие времени, в котором живет этот мир, в одну точку. Насколько больше в нашей душе любви, насколько мы помогаем своей душе сохранить и увеличить любовь, настолько познание мира раз­вивается. Познание мира определяется тем, на­сколько мы устремлены к Божественному. Я опять вспоминаю вопрос, заданный когда-то. Почему люди в деревнях быстро стареют? Почему люди творческие, особенно связанные с искусством, ста­реют медленнее? Человек, настроенный на лю­бовь, во всем умеет находить положительные эмоции. В каждой ситуации ограниченные, поверхностные желания переключаются на выс­шие уровни. Жизненное кольцо расширяется, процессы старения идут медленнее, чем обычно. Поскольку все открытия в науке и искусстве исхо­дят из вспышки любви в душе, устремление к любви, особенно у человека искусства, становится нормой. Хотя некоторые путают любовь с чув­ственностью, и тогда начинаются трагедии. Вмес­то безграничного кольца Божественной любви, происходит незаметный переход к любви челове­ческой, где Божественная любовь перекрыта же­ланием продолжить жизнь, развить ее. И тогда кольцо жизни не расширяется, а сжимается, про­исходит не размах, а вырождение желаний.

Меня как-то спросил пациент:

— Чем можно объяснить тот факт, что в искус­стве очень много гомосексуалистов? Певцы, мо­дельеры, балетные — сплошь голубые! — удив­лялся он. — На кого мы молимся? Кто для нас является идеалом для подражания? И ведь меня­ют ориентацию лидеры, самые известные в твор­ческом плане люди. Это же прямой факт, что наше общество обречено!

— Это просто один из этапов развития челове­чества, — сказал я. — Мы в последнее десятиле­тие много раз повторяли фразу Достоевского, ска­занную в прошлом веке: «Красота спасет мир!» На самом деле красота убьет мир, если на нее молить­ся. Ибо красота — это чувственность, сексуаль­ность. Накопленная любовь реализуется в красо­ту. И если мы молимся на любовь, красота всегда будет рождаться. Если же мы молимся на красоту, то мы ее теряем. Теряется физическая красота, те­ряются желания, чувственность, то есть происхо­дит смена сексуальной ориентации.

Одному художнику я посоветовал сохранять изъяны, когда он пишет портрет красивой жен­щины.

— Вы спасете ей жизнь, если подчеркнете один-два изъяна. — И объяснил: — Если вы на­пишете идеальный портрет, то люди будут востор­гаться красотой женщины и ее чувственностью, и ее жизнью, потому что желания и жизнь связаны. И тогда она будет терять желание и жизнь. Либо ее красота стремительно увянет, либо она будет тяжело болеть, либо у нее охладеет интерес к мужчинам, либо умрет. Нужно ли вам это? А под­черкнутые изъяны будут напоминать о том, что человеческое несовершенно, и тогда через ее кра­соту будет проглядывать любовь, и это поможет всем.

Поклонение красоте в Древней Греции и в Древнем Риме привело к распаду цивилизации. И все больше поклонение переходило от красоты к сексуальным желаниям. Символом древних

Помпей являлся фаллос — это было отражено на гербе города, вся домашняя посуда своей формой напоминала о сексуальных желаниях. И сейчас все человечество должно от обожествления красо­ты перейти к поискам в своей душе Божественной любви.

Я вспоминаю портреты Модильяни. Меня по­разило то, что рисовал он красивых женщин, а вместо глаз были просто какие-то пятнышки. Он почему-то отказывался изображать символ красо­ты — глаза женщины. Женщины на портретах прекрасны, а форма далека от совершенства. А потом я понял: и Модильяни, и Пикассо, и им­прессионисты пытались найти любовь, отказав­шись от красоты поверхностной, они разрушали застывшую форму, чтобы вновь обрести содержа­ние. И угасающее искусство через обретение люб­ви возрождалось вновь и обретало новые перспек­тивы. Любопытна трансформация искусства в эпо­ху Возрождения. Накопленная веками любовь начинает реализовываться в искусстве. Сначала все картины связаны с религиозными темами, там нет еще плоти, вернее, она весьма условна. Глав­ный ориентир — контакт с Божественным ощуще­нием Божественной любви рядом со связанными и усмиренными желаниями и плотью. А затем тело, наполненное Божественной любовью, начинает расцветать и становится прекрасным. Видна лю­бовь и чувственность одновременно. И чувствен­ность не подавляет любви и не отрекается от нее. Картины художников раннего Возрождения на­полнены любовью, добротой и гармонией. Любовь реализуется в отношениях, в красоте тела, в но­вых формах понимания мира. А затем чувствен­ность и сексуальность начинают заслонять лю­бовь. На картинах остаются одни желания, уже меньше красоты и больше желаний, а затем жела­ния начинают гаснуть. Искусство XVII-XVIII ве­ков медленно окостеневает, теряя любовь и теряя чувственность. Такое искусство обречено на смерть, и оно умирает. Подражательность, мечта­тельность, слабость — от этих картин веет старо­стью. И тогда рождается новое искусство. Умира­ющее следствие рождает причину. Вспыхивает ин­терес ко всем темам, которые волновали когда-то. Что такое душа человека? Для чего мы живем? Появляется много мистических течений. Начина­ются активные поиски Божественного внутри се­бя. Точка опоры уходит от тела и чувственности и перемещается на тонкие планы. Начинается на­копление любви, которое потом сможет разрушить устаревшую форму, но это уже будет не смерть, а новая жизнь.

Недавно у меня был любопытный разговор. За­шла речь о европейских женщинах.

— Ты знаешь, почему в Европе мало красивых женщин? — спросил мой собеседник.

— Не представляю, — пожал я плечами.

— У них в генах заложен отказ от красоты. — И, видя мое удивление, собеседник продолжил: — В Средние века красивых женщин сжигали на ко­стре, и чем красивее была женщина, тем меньше шансов у нее было остаться в живых.

Для меня самого долго был непонятен момент инквизиции. После последних исследований я по­нял: особенность развития заключается в том, что следствие всегда связано с причиной. И чем боль­ше масштаб следствия, тем активнее в нем должна работать причина, тем сильнее она должна устремляться к следствию. Вселенная вышла из первопричины. И чем масштабнее время создает пространство и вещество, тем сильнее должно быть желание вернуться обратно; чем больше лю­бовь рождает желаний, способностей, чем больше масштаб чувственности, тем больше должно быть устремление к любви. Если следствие, увеличива­ясь в масштабе, не переходит в причину, развитие останавливается. Расцвет чувственности, мысли и способности в эпоху Возрождения должен был со­провождаться усилением поисков Божественного в своей душе. Чувственность должна была искать любовь. Поскольку этого не произошло, включи­лись принудительные механизмы, связывающие желания, появились эпидемии, опустошившие Ев­ропу, из Америки был завезен сифилис, напоми­нающий о том, что сексуальные желания — это не только удовольствие, но и опасность. Появилась инквизиция, жестко ограничивающая человече­ские возможности. Обычно мы думаем о Боге то­гда, когда теряем, а не приобретаем. Инквизиция, отравляя людям жизнь и желания, была тяжелой болезнью, которая не позволяла организму уме­реть. Советская власть весьма смахивала на инк­визицию. Жизнь любого человека находилась по­стоянно под угрозой. Были унижены главные функции человеческого счастья: желание сохра­нить жизнь, продолжить ее — благополучная судьба. С другой стороны — социальная защи­щенность, что особенно касалось детей, кроме того, развитие коллективного сознания, помога­ющие легче отключиться от своей жизни и лично­го благополучия. Недостаток любви в душе, как и в Средние века, компенсировался блокировкой главных жизненных функций. В подсознании шло накопление любви и ориентации на Божественное. Именно этим был обусловлен взлет науки и искус­ства в 60 годах. Уменьшение количества любви в душе автоматически включает механизм спасения, который сковывает следствие, не желающее вер­нуться к причине. Насколько в обществе сильна добровольная тенденция накопления любви, на­столько не будут включаться принудительные ме­ханизмы. «Тогда, — как сказал один философ, — цивилизация не будет убивать культуру».

Меня недавно спросили:

— Почему Новый год у всех является самым любимым праздником?

Ответ простой: здесь нет ни политики, ни рели­гии. Если сейчас человечество не выработает об­щего коллективного сознания, закрепленного в законах, политике и экономике, — это может по­родить серьезные конфликты. Непонимание рож­дает агрессию, если люди не пытаются понять друг друга, они все дальше уходят от любви, к распаду и гибели. Новый год объединяет всех. Это единение помогает ощутить любовь и понять друг друга. Формируется коллективное сознание, которое потом может спасти в критическую ми­нуту.

Кстати, об этом феномене. Я не представлял, насколько сильно мы все связаны друг с другом. Помню свои первые опыты. Какому-то высокопо­ставленному чиновнику в Москве в подъезде мо­лотком в нескольких местах проломили голову. Мне позвонил его знакомый.

— Там не голова, а месиво, можно ли по­мочь? — спросил он.

— Сознание есть?

— Нет, он в коме.

— Кто-то из близких родственников готов ра­ботать?

— Да, есть его дочь. Но она не читала ваших книг.

— Что же делать, попробуем так.

И вот я говорю с девушкой по телефону.

— Первое, что вы должны сделать, — это от­ключить человеческую логику. Пока у вас есть страхи, обиды, уныние — своему отцу вы не по­можете. Нужно понять и почувствовать, что люди тут ни при чем, что в этом событии есть высшая логика. У отца проблема потому, что умереть долж­ны были вы. Значит, вы спасете свою жизнь, то­лько если ваш отец выживет. Вам в это сложно поверить, но ужасное физическое состояние ваше­го отца полностью соответствует состоянию вашей души. Вы слишком нацелены на счастье человече­ское и не умеете сохранять любовь, когда оно ру­шится. У вас утеряна логика Божественная, оста­лась человеческая и весьма агрессивная. А челове­ческая логика без Божественной долго не живет, она разрушается вместе с телом. Сумеете перейти от ненависти, страхов и уныния к любви, у вас оживет душа, а у отца тело.

Через неделю мне позвонил мой знакомый и по­благодарил. Тот человек не только выжил, но и не стал инвалидом. Но там все-таки была дочь, с ко­торой непосредственно были связаны проблемы отца.

Недавний случай удивил меня самого. Здесь коллективное сознание работало в чистом виде. Позвонил мой приятель и рассказал, что у его зна­комого случилась беда, — на него напали с целью ограбления и пытались убить.

— Он сейчас в больнице в коме, — сказал мой знакомый. — Сделали операцию, откачали 200-300 миллилитров крови, удар по голове был на­столько сильным, что шансов на выживание, как сказали врачи, у него нет. Там, в палате, еще двое человек с такими же травмами: один уже умер, а второй останется с потухшим сознанием — как ре­бенок годовалый.

Для меня эта информация была шоком. Дело в том, что это был наш общий знакомый, я его диаг­ностировал до этих событий, правда, диагностика была поверхностной, но параметры у него были неплохие. В чем же дело? Почему я не смог уви­деть этого события? Я дистанционно начинаю смотреть того человека. Неужели у него будет чис­тое поле, несмотря на смертельную травму. Поле оказалось очень плохим. Но что же получается, я считал, что вижу тонкие слои полей, которые являются причинными, а физические состоя­ния — следственными, а на самом деле я вижу поля, которые зависят от тела, то есть я плаваю только в поверхностных уровнях. Я пытаюсь понять, что произошло. Может, я слишком увле­каюсь жизненными удовольствиями, продолжая обижаться и переживать, утерял связь с тонкими планами. Но тогда моя диагностика не должна приводить к излечению; странно — здесь есть еще какой-то нераскрытый механизм. Пока я его по­нять не могу. Ну что ж, начнем работать, может быть, что-то прояснится. Я звоню своему прияте­лю и говорю ему:

— Кто-то из его родственников может начать работать над собой?

Он называет имена, и у меня получается стран­ная картина, смысл которой поначалу доходит не сразу.

— Ты знаешь, — медленно говорю я, — боль­ше всего он подключен именно к тебе. Значит, тебе нужно приводить себя в порядок. Скорей все­го, тут механизм следующий. Даже самые близкие его родственники не готовы меняться, их работа мало ему поможет. А у тебя есть опыт работы над собой, умение преодолевать обиду, зависть и нена­висть. И вообще, раз вы знакомы, значит, это не случайно, и уже влияете друг на друга.

— Как работать? — просто спросил мой прия­тель.

— Травмы, переломы, потеря рук и ног — это гордыня. Это жесткая оценка других людей, ощу­щение превосходства над другими, неумение при­нимать неудачи, жесткое недовольство собой в случае развала ситуации. Постоянная концентра­ция на управлении ситуацией, и внешней, и внут­ренней. Так что, проходя все неприятности судь­бы, прощай других и себя, принимай неудачи, любое унижение не трагедия, а помощь для обре­тения высшей логики любви.

Через пару дней наш знакомый вышел из комы, но поле у него было весьма неважное. И вот я объ­ясняю своему приятелю:

— Изменения у него пошли, но все тормозит состояние детей. Кстати, твой собственный ребе­нок может погибнуть, и одна из основных тем — это гордыня. Поэтому делай то же самое, но в большем масштабе, молись за потомков, тщатель­но проходи ситуации детства и юности.

Еще через пару дней мой друг перезвонил:

—Ты знаешь, из комы он вышел, и врачи сказа­ли, что жить он будет. Но будет полным инвали­дом, сознание не восстановится.

— Работаем дальше, — сказал я. — У него на­чинает уходить слой гордыни и выходит тема рев­ности. Это обида на женщин, неумение прощать предательство в отношениях, неумение сохранить любовь, когда болеешь или умираешь. Продолжай работать, меняя себя и потомков.

Прошло дней 10 после травмы, я перезвонил своему другу.

— Ты знаешь, поле у него практически чистое, значит, должно произойти то, что врачи называют чудом. Как он сейчас себя чувствует?

— Намного лучше, но врачи утверждают, что будет инвалидом.

— Сколько он еще будет в больнице?

— При такой травме держат около 3-4 меся­цев, если выживет, а потом отпускают с инвалид­ностью.

— С моей точки зрения, он здоров, — сказал я. — Продолжай молиться за потомков, и через неделю созвонимся.

Когда через неделю я позвонил своему другу, выяснилось, что нашего знакомого уже выписали из больницы, все функции восстановились пол­ностью. А я все-таки не мог понять, почему я не увидел тяжелейшей травмы, почему у него все было в порядке. Потом постепенно дошло. У него-то было в порядке, а вот у его детей и внуков весьма неважно. Эти слои я вижу весьма поверх­ностно. Я привык видеть деформации поля и по ним делать выводы о болезнях или травмах. А у детей и внуков поля другие, и проблемы выглядят по-другому. И если оттуда выходит опасный слой, то он может за короткий срок развалить и судьбу человека, и здоровье. Значит, чтобы этого не было, мировоззрение, характер и поведение чело­века должны быть такими, чтобы они работали на очищение потомков, приведение их душ в поря­док. Если же мы в каких-то моментах продолжаем оставаться высокомерными, раздражительными, обидчивыми, злопамятными, мы не помогаем де­тям, а топим их. И это уже вопрос времени, когда начнется серьезная очистка и какой будет ее степень.