Когда певец не попадает в ноты, дело не обязательно в проблемах со слухом, пишет Scientific American.
Обычно при мысли о плохом музыкальном слухе на ум приходит образ очередной участницы «Американского идола», с удивлением узнающей от жюри, что она ужасно поет, или того парня, который громко распевает гимны в церкви вразнобой с остальными прихожанами.
«Отсутствием слуха» часто называют не только, собственно, плохой слух, но и плохое пение. Однако, по-видимому, проблемы с пением не всегда связаны с проблемами со слухом. Специалисты по когнитивной нейропсихологии Питер Пфордрешер (Peter Q. Pfordresher) из Университета штата Нью-Йорк в Буффало и Стивен Браун (Steven Brown) из Университета Саймона Фрезера предположили в своей новой статье, что восприятие — лишь одна из четырех возможных причин неспособности правильно петь.
Дело может быть как в нем, так и, например, в неумении управлять голосовым аппаратом. В этом случае человек слышит ноту, но физически не может ее спеть. Третья возможная причина — неспособность воспроизвести звук. Певец его слышит и понимает, каким он должен быть, но попасть в ноту в нужный момент у него не получается — так в бейсболе игрок может видеть траекторию броска и понимать, как нужно ударить, но все равно промахивается. В-четвертых, у плохого певца может быть плохая память. В этом случае он просто забывает мелодию за промежуток времени между тем, когда он ее слышит, и тем, когда он пытается ее спеть.
Типы немузыкальности
Хотя музыкальной глухотой, или амузией, занимались многие исследователи, мало кто отслеживал связь между умением испытуемого слышать разницу между нотами и его способностью точно воспроизвести мелодию. Именно это и делает работу Пфордрешера и Брауна такой интересной. Они проверили 79 студентов на способность различать ноты и правильно их воспроизводить.
Сначала они выявили тех, кто плохо поет. Исследователи просили испытуемых воспроизвести вслед за певцом четыре ноты. В первом варианте это была одна и та же нота, повторенная четыре раза, во втором два раза повторялись одинаковые последовательности из двух нот, в третьем все четыре ноты были разными. Подобные простые схемы легко запомнить, что позволяет отбросить фактор плохой памяти. В итоге 10 из 79 студентов плохо справились с заданием. При пении они ошибались более чем на полтона (это аналогично разнице между нотами си и до или между обычной нотой и бемолем или диезом). То есть они не просто слегка фальшивили, а пели совсем другую ноту.
Были и те, кто пел совсем плохо и промахивался более чем на два полутона — то есть на интервал между двумя соседними нотами — в любой ситуации, даже просто повторяя одну и ту же ноту.
Со второй частью задания, в которой нужно было подпевать звучащему в наушниках голосу профессионального певца, они справлялись еще хуже и ошибались в среднем на три полутона! Другими словами, испытуемые не могли даже правильно подпеть звуку в наушниках.
Однако при проверке способности замечать разницу между звуками результаты оказались совсем другими. Выяснилось, что заметного различия по этому параметру между теми, кто может правильно спеть мелодию, и теми, кто не может, не существует. Даже те из испытуемых, чье пение было совсем ужасным, слышали различия не хуже тех, кто пел правильно. Амузия и отсутствие певческих способностей, по-видимому, друг с другом не связаны.
Второй эксперимент
Так как плохих певцов в эксперименте участвовало мало, исследователи сочли необходимым проверить полученные выводы на большей выборке. В ходе второго эксперимента они опять сравнивали хороших певцов с плохими — и снова получили те же самые результаты. Связь между способностью воспринимать музыку и способностью петь просто отсутствовала. Более того, некоторые из хороших певцов очень плохо слышали различие между нотами. В ходе второго эксперимента Пфордрешер и Браун также проверяли вокальный диапазон испытуемых — и снова разницы между двумя группами выявлено не было.
Итак, почему все-таки некоторые люди плохо поют? По мнению Пфордрешера и Брауна, дело не в проблемах с восприятием, иначе плохие певцы плохо слышали бы разницу между нотами, а хорошие слышали бы ее хорошо. Между тем способности к восприятию у обеих групп были абсолютно одинаковыми. Вероятно, люди с сильной амузией тоже не способны петь. Но, по-видимому, в среднем плохие певцы различают на слух ноты не хуже хороших. Дело также не в плохой памяти: те, кто фальшивил, продолжали фальшивить, даже подпевая профессиональному певцу. Наконец, дело не в моторике: вокальный диапазон в обеих группах был в среднем одинаковым.
Остается способность скоординировать восприятие звука и его воспроизведение. Плохой певец — как бейсболист, который понимает, как следует бить, и все равно промахивается.
