Петр Своик о центрах принятия решений в Казахстане – почему одни и те же решения власти то продвигают, то «гасят». Об этом он пишет в своей статье на ia-centr.ru:
То, что почти весь мир слетел с катушек и стремительно мчится непонятно куда, это уже ясно. Тем более востребованным становится ощущение стабильности и ясного понимания будущего в нашем собственном бытовании – в своей семье, в своем городе и в своей стране.
А потому поговорим о центрах принятия решений в верхних эшелонах казахстанской власти: из кого они состоят и чем руководствуются.
В частности, откуда берется усиливающаяся в последнее время полярность продвигаемых властями идей – так и кажется, что одни центры новые направления выдвигают, а другие – задвигают. Особенно – в сфере национальных отношений.
Одни сдерживают националистов и много говорят про «многонациональный и дружный» Казахстан, другие, наоборот, оплачивают националистические компании и их атаки, продвигают почти радикальный традиционализм этнического формата. При том, что эти «другие» – тоже явно внутри-властные, а зачаcтую и официальные институты.
Не двоевластие, а «многовластие»?
Выглядит так, что при Первом президенте в стране была достаточно сбалансированная и привычно «многовекторная» межнациональная политика, общая концепция и серьезная стратегия, которые и задавали тон. А ныне ощущение, что в Нур-Султане сформировались некие «башни», и каждая продвигает что-то свое.
Собственно, такое положение дел встречается по всему миру – так чему же удивляться, коль скоро у нас в Казахстане, ко всему прочему, даже и «официальное раздвоение власти». Первый президент, со всеми своими закрепленными в Конституции статусами, сидит в Библиотеке, действующий президент занимает резиденцию «Ак орда», есть откуда и выдвигать, и задвигать. На самом же деле, при всех явных признаках «раздвоения» или даже «размножения» центров принятия решений, дело не в «Ак Орде» и «Библиотеке». Скорее наоборот: как ни вглядывайся, а свидетельств разногласий, тем более соперничества между структурами и людьми первого и второго президентов не углядеть. Что-то, разумеется, есть. Инсайдеры, наверное, много чего могли бы рассказать, но заметно влияющего на внутреннюю и внешнюю политику нашей страны – не видно.
Скажем больше, если дело так и продолжится, то казахстанский опыт транзитного «двоевластия» вполне может стать образцовым и войти в будущие учебники.
Итак, обе формальные властные «башни» в Нур-Султане если и не демонстрируют полное единство, то уж точно не конфликтуют в выдвижении разных идей и подходов.
Но откуда тогда берется вот эта явная разнонаправленность действий одной и той же власти? Списать все на наличие разных группировок в около-президентских окружениях тоже не получается. Группировки есть, но концентрация президентского правления сохраняется, поэтому простора для самостоятельных действий у них немного – лишь в пределах дозволяемого из Администрации.
Два мира казахстанской реальности
Разгадка, между тем, на поверхности, причем причина властной «раздвоенности», существовавшей, между прочим, и в исполнении Первого президента, все годы его деятельности, – объективна.
Дело в том, что Казахстан как субъект государственности, экономики, политики, идеологии, науки, культуры, искусства, истории – чего угодно – сам имеет двойственную природу и существует одновременно в двух мирах.
Мир победившей глобализации
Этот мир существует прямо-таки в категориях «конца истории»: никаких ценностей, кроме либерально-рыночных как во властном, так и в оппозиционном, кстати, дискурсе не присутствует.
Государственность выстроена в этно-национальном формате, правящая верхушка самым необратимым образом встроена в западную компрадорскую схему ресурсной эксплуатации, а казахская политическая нация консолидирована вокруг вот такой вписанной в глобализацию «независимости».
Соответственно, такая национальная государственность построена с нуля, советское прошлое отбрасывается, как принесшее одни только бедствия, ущемления и притеснения.
Евразийская же интеграция здесь – это неизбежная неприятность, по отношению к которой главное – не допустить перехода экономического формата в политический.
Благо, от 100-процентных в бытность СССР экономических связей остались действительно сущие крохи. Так, доля ЕАЭС во внешней торговле Казахстана за прошлый 2020 год составила всего 23%, из них на Россию пришлось 21% – это лишь второе место по значимости, тогда как на первое место с 29-процентной долей давно вышел Евросоюз. У Китая, кстати, уже 18% и он уверенно дышит в спину России.
А что касается самой России, то доля Казахстана в ее внешнем товарообороте в прошлом году составила какие-то 3,4%, а доля ЕАЭС в целом – лишь 9,1%, и то за счет приходящихся на Беларусь 5%, вот ее-то экономика, действительно, является частью российской. Для сравнения, на Европейский союз пришлось 38,5% внешней торговли России, на Китай – 18,3%.
То есть, любой статусный экономист либеральной школы, – а иных в Казахстане не сыскать, уверенно докажет вам, что Евразийский экономический союз – это союз государств, чьи экономики гораздо более устремлены не внутрь, а вовне – на третьи страны. А такой союз, во-первых, не нужен, во-вторых, бесперспективен. Если же добавить, что сальдо в торговле с Россией за тот же 2020 год у Казахстана сложилось величиной 8,7 миллиарда долларов с минусом, то и просто разорителен!
Замыкается же весь такой национальный консенсус открыто выражаемой опаской по отношению к «агрессивному» поведению России и всяческими симпатиями к силам, пытающимся заменить президента РФ на кого-то, способного вернуть страну к западным ценностям.
Мир евразийского будущего Казахстана
Однако есть и другая сторона казахстанской национальной идентичности, гораздо менее представленная во власти и в общественном дискурсе, но, похоже … гораздо более многочисленная. Это как раз та часть казахстанского общества, которая рассматривает перспективу интеграции с Россией и в целом с «русским миром» как благоприятную, а деятельность президента России как лидерскую и обнадеживающую.
В рамках же такого понимания современного мира перспективы формирования общей Евразийской государственности, такой же национально-наднациональной идентичности и совместной экономики, – ровно на той же приведенной нами доказательной базе, совершенно убедительны.
Так, выглядящие остаточными торговые отношения внутри ЕАЭС – это уже вовсе не ликвидируемые остатки, а по сути – корневые связи, от которых может пойти в рост совместная инвестиционная деятельность на общем рынке.
В то время, как на рынках третьих стран перспективы того же Казахстана вполне определены, там – тупик. Продвижение сколько-нибудь не сырьевого экспорта исключено, возможности же наращивания экспорта сырья тоже близки к исчерпанию.
Казалось бы, исчезнувший еще три десятилетия назад Советский Союз исчез навсегда, а он – весь на месте, только в замаскированно-разобранном виде.
В любом постсоветском государстве достаточно граждан, готовых высказаться за совместное будущее. Что же касается национальных элит, ориентированных на развитие собственного языка, культуры и обычаев – это тоже необходимая основа для нахождения балансов между нынешними национальными властями и проглядывающими в евразийской перспективе интеграционными структурами.
В столкновении миров – настоящее, но не будущее Казахстана?
Вот в этих двух реалиях: глобалистской, (состоявшейся будто «навсегда», но, похоже, потихоньку уходящей), и «остаточной» (постсоветской, которая все явственнее заходит на новый исторический виток), и приходится существовать всем в Казахстане: экономике, обществу и самой власти.
Отсюда и двойственность подаваемых будь то из «Ак Орды» или из «Библиотеки» сигналов – то в сторону националистов, то в сторону русскоязычных. И равным образом то в сторону западных кураторов, то в сторону Москвы. Это, собственно, одна и та же башня, осуществляющая одну и ту же политику «многовекторности» – как экономической, так и идеологической, как внешней, так и внутренней.
И так же было всегда. Другое дело, что ныне уже вся глобальная ситуация все ближе подходит к некой развязке, формата чуть ли не «битвы конца», а потому и нашей «башне» приходится все чаще сигнализировать в разные стороны.
