Бывший помощник президента России Владислав Сурков дал интервью газете Financial Times, которое сразу же привлекло к себе внимание. В нем он сравнил Владимира Путина с римским императором Октавианом Августом, прокомментировал ситуацию на Украине, действия оппозиции и рассказал о компромиссе между хаосом и порядком, пишет ИноСМИ, ниже перевод статьи:
«Есть два варианта», — говорит Владислав Сурков, пока мы усаживаемся на свои места.
«Первый — англосаксонский. Я даю вам меню, вы можете выбрать то, что хотите. Второй вариант — российский. Выбора нет. За вас выбирает шеф-повар, потому что он лучше знает, чего вы хотите, — улыбается Сурков. — Я предлагаю российский вариант». И вот начинается трапеза, обильно приправленная аллегориями и метафорами, организованная человеком, который помог задушить молодую демократию в России и заменить ее жалкой пародией на политическую реальность, в основном написанную по заданному сценарию.
Сурков — отец-основатель путинизма и один из главных инструментов его реализации. Он является архитектором российской «суверенной демократии», якобы открытой системы с известным исходом: назначаются выборы, кандидаты проводят кампанию, избиратели голосуют, открываются урны для голосования, и каждый раз побеждает один и тот же человек. Ее основная идея заключается в том, что свободу личности заменяет стабильность государства, что подразумевает бутафорские оппозиционные партии, жесткий контроль над СМИ и непреодолимые барьеры при регистрации в списках кандидатов политических фигур, не одобренных режимом, компенсируемые иллюзией традиционных атрибутов истинной демократии.
Серый кардинал, современный Распутин, российский Ришелье — будучи непревзойденным кремлевским закулисным манипулятором, Сурков исчерпал перечень клише. Он никогда не участвовал в выборах, но был главным идеологом Путина и, по мнению большинства, его ближайшим политическим доверенным лицом на протяжении более 10 лет. Впоследствии он руководил аннексией Крыма в 2014 году и курировал участие России в продолжающейся войне на востоке Украины.
Суркову либо 56, либо 58 лет — в зависимости от того, в какой вариант его биографии вы верите. По меркам российской политики он только приближается к своему расцвету. Но за высокими кремлевсеими стенами из красного кирпича его больше нет, поскольку прошлой весной они с Путиным расстались.
И теперь, после разработки сценария развития российской демократии, он просто решает за меня, что мне есть.
В укромном уголке шикарного ресторана, расположенного на крыше роскошного московского универмага, Сурков, одетый в джинсы и пуловер, говорит, что его уход окончателен и что за год, проведенный вдали от Путина, он понял «истинный смысл спокойствия». После ухода он держался в тени, публикуя стихи и, по его словам, менял политический менеджмент на политическую философию.
Меню ресторана «Бюро ЦУМ» (Buro Tsum), улица Петровка, 2, Москва: Карпаччо из зеленых овощей в масле белого трюфеля, Карпаччо из тунца, Сладкая говядина с сыром пармезан, Сибас на гриле с запеченными помидорами и цуккини Беллини, Панна-котта с гранитой из граната, 1 бутылка шампанского Perrier-Jouët Blanc de Blancs.
Редакция «Файнэншнл Таймс» (Financial Times) не могла заплатить за эту еду, но вместо этого сделала пожертвование в размере 200 фунтов стерлингов на благотворительность. Мы заказываем шампанское (Сурков говорит, что пьет только игристое вино), и когда приносят первое из пяти заранее заказанных блюд (смесь из едва различимых измельченных овощей, утопающих в трюфельном масле), я задаю резонный вопрос: «Как демонтировать демократию, улучшая ее фасад?». «В Советском Союзе было много однообразия. И это однообразие разрушило Советский Союз, потому что людям нужно разнообразие. Но в 1990-е годы у нас было разнообразие. И это разнообразие разрушало Россию еще быстрее», — начинает он.
«Некоторое время я учился в институте культуры. Я изучал комедию дель арте. Число персонажей в ней ограничено: Панталоне, торговец. Тарталья, судья. Арлекин, глупый слуга. Бригелла, умный слуга. Коломбина, молодая служанка, и так далее. Группа масок ограничена, но они представляют все слои общества». Поначалу меня озадачивает это отступление в виде перечисления итальянских театральных персонажей, но вскоре все становится ясно «Людям нужно видеть себя на сцене, — продолжил он. — В этой комедии-масок есть режиссер, есть сюжет. И тогда я понял, что нужно делать».
«Мы должны были дать людям разнообразие. Но это разнообразие нужно было контролировать. И тогда все будут довольны. И при этом сохранится единство общества…. Это работает, эта модель работает. Это хороший компромисс между хаосом и порядком».
Позже в разговоре Сурков изложил свою основную доктрину, уже не вдаваясь в такие тонкости: «Передозировка свободы смертельна для государства. Все, что является лекарством, может быть ядом. Все дело в дозировке».
Сурков вырос в городе, расположенном в 300 километрах от Москвы, его воспитывала мать, его отец-чеченец ушел из семьи, когда Сурков был еще маленьким. В число сторонников Путина он попал, пройдя путь не такой, какой прошли другие. Он служил в советской армии, работал токарем на заводе и несколько лет «курил и разговаривал с хиппи и некоторыми другими странными людьми», после чего оказался в хаотичном мире зарождающегося российского капитализма — сначала в качестве телохранителя, а затем руководителя рекламного отдела у банковского и нефтяного магната Михаила Ходорковского. Впоследствии Ходорковского лишили его активов, посадили в тюрьму, а потом он уехал из страны, когда Сурков работал в Кремле.
В 1999 году после работы на российском государственном телеканале он был назначен помощником Александра Волошина, главы администрации президента Бориса Ельцина. Когда на рубеже тысячелетий Путин стал преемником и унаследовал Кремль, Суркова назначили заместителем главы администрации.
«Когда произошла смена власти, мне было абсолютно ясно, что личность нового лидера предоставляет возможность. С приходом Путина я понял, что все, что я хотел сделать, можно сделать сейчас».
Сурков пришел в Кремль, когда российской демократии было всего восемь лет. За это короткое время Ельцин пережил попытку государственного переворота, чуть не проиграл в борьбе за президентский пост коммунисту и фактически сделал Кремль заложником небольшой группы особо приближенных бизнесменов, которые сегодня верховодят.
Молодой трудолюбивый политтехнолог сразу же взялся за дело, создавая партию для Путина — сегодняшнюю «Единую Россию», которая побеждала на всех выборах, в которых участвовала. Одновременно он помогал создавать другие партии, такие как националистическая партия «Родина», формально независимая, но руководимая Кремлем и созданная для того, чтобы привлекать в свои ряды недовольных граждан, которые в противном случае могли бы проголосовать за реальных противников Путина, например, за леворадикалов
Он говорит мне, что Путин с его помощью создал «государство нового типа». Своего бывшего начальника он считает современным Октавианом, римским правителем, сменившим Юлия Цезаря.
«Октавиан пришел к власти, когда нация, люди опасались войны. Он создал государство другого типа. Он больше не было республикой…. Он сохранил формальные институты республики — там был сенат, был трибун. Но все подчинялись одному человеку, повиновались ему. Таким образом, он объединил желания республиканцев, убивших Цезаря, и желания простых людей, которые хотели прямой диктатуры» — говорит он.
«Путин сделал то же самое с демократией. Он не отменял ее. Он совместил ее с монархическим архетипом российского правления. Этот архетип работает. Это никуда не денется…. В нем достаточно свободы и достаточно порядка».
Ему легко это говорить. Чего не скажешь о тех, кто противостоит скрытной автократии Путина, таким как Алексей Навальный, лидер российской оппозиции, который мобилизовал против режима сотни тысяч протестующих, несмотря на постоянные покушения. В прошлом году его отравили боевым нервно-паралитическим веществом. По его словам, это покушение было совершено по указанию Кремля. После того, как он выздоровел, его арестовали и посадили в тюрьму. В ответ этой зимой десятки тысяч россиян вышли на улицы, а омоновцы жестоко избивали их и задерживали.
Является ли это элементом демократии, созданной по сценарию Суркова?
«Когда в 2000 году я начал свою работу, я предложил очень простую систему, обеспечивающую закон и порядок. Мы делим оппозицию на системную и несистемную. А что такое системная оппозиция? Это оппозиция, который подчиняется правилам, законам и обычаям», — говорит он, имея в виду оппозиционные партии, руководимые Кремлем.
Я обращаю его внимание на этот очевидный парадокс. Оппозиция, лояльная тем, кто устанавливает правила, вовсе не является оппозицией. Он продолжает, настаивая на своем.
«Второе требование — они не работают на иностранные правительства. Если они это делают, они не могут представлять россиян,… это нарушает наш суверенитет, — говорит он. — Как не допустить этого, как запретить — это дело вкуса и зависит от характера определенных людей».
Организация Навального признана «иностранным агентом», а ее членам будет запрещено участвовать в выборах. Ее представители отрицают получение финансирования из-за рубежа.
Я спрашиваю его, возмущен ли он возросшим уровнем насилия, применявшимся полицией против протестующих весной этого года. Он улыбается и говорит, что понятия об этом не имеет. Я советую ему сходить на акцию протеста. «Я? С какой стати?», — отвечает он, притворяясь оскорбленным. «Везде государство себя защищает, — парирует он. — Извините, я говорю простые вещи, как кремлевский пропагандист, но это же очевидно. Во всех странах незаконные митинги подавляются силой. Почему мы должны поступать по-другому?
Этот человек неприемлем. Навальный неприемлем, — говорит он. — Он не должен быть частью российской политики. Немцы любят его, пусть избирается в Бундестаг… Они могут дать ему немецкий паспорт».
Этот националистический надрыв несложно заметить, если присмотреться к этому обходительному интеллектуалу, который смешивает библейские цитаты с теорией финансового рынка и в своем кабинете во время работы в правительстве держал фотографию покойного американского рэпера Тупака Шакура.
Вокруг суетятся официанты. Восхитительное карпаччо из тунца исправляет ситуацию после неудачного салата. За ним подают ломтики превосходной говядины с «кровью» под тертым пармезаном. Сурков едва прикасается к еде и небольшими глотками пьет шампанское.
В 2011 году Сурков перешел из Кремля на должность вице-премьера, а в мае 2013 года был уволен из правительства. Его соперники ликовали по поводу окончания его «регентства». Но четыре месяца спустя он вернулся — на этот раз в качестве официального помощника Путина, которому было поручено курировать политику в отношении Украины. Это назначение имело такие же сейсмические последствия, как и первое. Сурков рассказывает мне, что в 1990-е годы, когда он работал у Ходорковского, он написал записку высокопоставленному политику, в которой утверждал, что России надо вернуть себе Крым, черноморский полуостров, который после распада СССР стал частью независимой Украины. Но, признает он, в то время России не хватало ни ресурсов, ни организованности.
В феврале 2014 года, через пять месяцев после нового назначения Суркова, российские войска без опознавательных знаков вошли в Крым, чтобы захватить стратегические объекты и оказать поддержку пророссийским сепаратистам, которые требовали независимости от Киева. Месяц спустя на референдуме, который Генеральная Ассамблея ООН признала незаконным, жители Крыма проголосовали за вхождение полуострова в состав России. Одновременно пророссийские группировки на востоке Украины, поддерживаемые Москвой, начали брать под контроль региональные учреждения и вступать в вооруженные столкновения с государственными службами безопасности — столкновения, которые переросли в полномасштабную войну, продолжающуюся и сегодня.
Сурков не раскаивается и позиционирует себя как человека, стремящегося помочь (Украине), а не разделить эту страну, давно разделенную между Востоком и Западом. «Украинцы прекрасно понимают, что на данный момент их страны на самом деле не существует. Я говорил, что она может существовать в будущем. Национальное ядро существует. Я просто задаю вопрос, какими должны быть границы, государственная граница. И это должно стать предметом международного обсуждения, — говорит он. — Пока мы не достигнем такого результата, борьба за Украину не прекратится. Она может угасать, она может вспыхивать вновь, но она обязательно будет продолжаться».
«Страну можно преобразовать в конфедерацию с большой свободой для регионов, которые смогут решать вопросы самостоятельно,- продолжает он, — Между двумя костями должна быть мягкая ткань. Украина находится непосредственно между Россией и Западом, и их геополитическая сила притяжения разорвет Украину».
Сурков называет Минские соглашения — мирные договоренности, подписанные Москвой, Киевом и пророссийскими боевиками — актом, который «узаконил первый раздел Украины».
Я напоминаю ему, что с 2014 года в ходе боевых действий погибли 14 тысяч человек, в том числе 298 мирных жителей, находившихся на борту самолета MH17 малайзийских авиалиний, сбитого пророссийскими боевиками, как следует из результатов международных расследований, которые Москва не признает. Сурков говорит, что это было «прискорбно».
«Я горжусь тем, что участвовал в этом возвращении территории, в ее отвоевании. Это было первым открытым геополитическим контрнаступлением России [против Запада] и столь решительным. Для меня это было честью», — говорит он. «Можно ли было сделать лучше? Конечно, можно…. Но получилось так, как получилось».
На протяжении всего времени, проведенного рядом с Путиным, Сурков проявлял себя как ловкий пропагандист и хитрый манипулятор общественным настроением. Он участвовал в создании движения «Наши» — националистической молодежной организации, которая преклонялась перед Путиным и преследовала предполагаемых врагов государства. Значительная часть пропагандистских материалов Кремля, распространявшихся полчищами троллей, государственным телевидением и социальными сетями, готовилась на его рабочем столе.
«Людям это нужно,- говорит он в ответ на мои слова о том, что большая часть этой пропаганды представляет опасность. — Большинству людей нужно, чтобы их головы были заполнены мыслями».
«Вы же не будете кормить людей какими-то высокоинтеллектуальными разговорами. Большинство людей едят простую пищу. А не то, что мы едим сегодня. Обычно большинство людей придерживаются очень простых убеждений. Это нормально. Есть высокая кухня, и есть „Макдональдс», — смеется он, — Во всем мире все пользуются такими людьми, обманывая их».
Но в какой-то момент он из-за своих методов впал в немилость. Он стал, по его собственным словам, «слишком одиозным».
«Когда кто-то занимает определенную должность и люди так долго говорят о нем, что он кукловод, что он душитель демократии, что он Победоносцев [реакционный советник трех русских царей XIX века] и Распутин, — в этом и есть суть одиозности, — говорит он. — Правительству время от времени приходится увольнять таких людей…. Этих людей приходится менять на других, чтобы они перестали раздражать людей».
Но при этом он утверждает, что его окончательный уход был «совместным» — что вместе с ним исчезло и удовольствие, получаемое, когда выдаешь однопартийное государство за демократию.
«В 2000 году это было невероятно увлекательно. Это было впервые. Все говорили: „Вау!» — вспоминает он. — А что еще? Я построил эту машину, но мне стало скучно на ней ездить. Нужны были более терпеливые люди, которые бы сидели за своими столами. Я — не водитель». И все же ему явно нравится быть главным и всем распоряжаться. Без моего ведома он уже оплатил счет. Я протестую, ссылаясь на правила, существующие в «Файнэншл Таймс». Он не соглашается, ссылаясь на свои.
Сурков после своего ухода сбил с толку тех, кто наблюдает за Кремлем, тем, что после своей отставки остается в тени — не стал политэмигрантом и не занял пост в прибыльном бизнесе. Он категорически отказывается отвечать на мои настойчивые вопросы о возможном возвращении «в строй». Но когда унесли тарелки с панна-коттой, и я спрашиваю о его роли в следующем транзите власти в Кремле, его сдержанность, наконец, дает «трещину».
«Что ж, поживем-увидим. Впереди нас ждут интересные дела. Будет много новых драматических преобразований, — говорит он. — Да, я хочу понять, когда это произойдет. Если я доживу, когда это произойдет, у меня будет работа».
