Чтобы начать философствовать, нужно перестать мыслить трезво и осознанно сойти с ума, отдавшись галлюцинациям и грезам. Так считает один из ведущих философских антропологов России, заведующий кафедрой философской антропологии МГУ Федор Гиренок. «Нож» публикует его колонку о том, что такое философия и почему мы незаменимы только тогда, когда предоставлены самим себе и не следуем порядку.
Философия сегодня перестала быть любовью к мудрости. Что значит быть мудрым? Это значит находить себя в таком пространстве, в котором тебе может показать себя целое. Любовь к мудрости осталась там, где она и была, — в Античности. Сегодня мы любим не мудрость, а науку. Что такое наука? Знание о природе. Какой ценой дается нам это знание? Ценой незнания самих себя. В момент, когда мы отвернулись от себя, мы перестали философствовать, мы стали учеными.
Где возникла греческая философия? Вне Греции. Где возникла русская философия? Вне философии. Многие думают, что русская философия — это литература. На самом деле русская философия возникла до литературы.
Наши философы — это юродивые. Кто из нас хочет быть юродивым? Никто.
Все хотят быть интеллектуалами. Хотя это неприлично. Почему? Потому что интеллектуал — это человек, отношение к мысли которого не опосредовано отношением к себе самому.
Философия сегодня — это сознательное сумасшествие. Эту же мысль поздний Хайдеггер выразил иначе. Он на место слова «сумасшествие» поставил слово «чудачество». Почему сумасшествие? Потому что быть сумасшедшим — единственный способ в эпоху числовых измерений не быть исчисленным.
Человек — это не алгоритм, а неожиданное вдруг. Почему сознательное? Для того, чтобы избежать пребывания в доме для сумасшедших. То есть ты всегда можешь сказать: я в сознании. Я вменяем. Как относились философы к обществу? Как к жизни в тюрьме. Почему? Потому что общество мечтало руководить телом человека, внешней жизнью. А о чем мечтали философы? О жизни с мыслью, о внутренней жизни.
Философия — это не онтология, не наука о бытии. Разве не об этом говорит Кант в работе под названием «О вопросе, предложенном на премию Королевской Берлинской академией наук в 1791 году: какие действительные успехи сделала метафизика в Германии со времен Лейбница и Вольфа»?
Бытие — это не то, что выражается словом «есть». Если бы оно выражалось словом «есть», то ничего, помимо сущего, не было бы. Русский язык нам прямо так и говорит: быть и существовать — одно и то же. И это правда. Но правда и то, что еще кое-что, что не есть, но нам дано. Что это? Бытие. Бытие — это то, чего нет, но что дано человеку. Для чего оно нам уже дано? Хайдеггер думал, что оно дано для того, чтобы у нас был доступ к сущему. Не будет бытия, мы не сможем понимать то, что есть. Но это не так. Без того, чего нет, но что дано, не может быть человека.
Человек — это призрак.
Поскольку бытия нет, постольку о нем ничего нельзя сказать. Ничего нельзя говорить о том, чего нет. Поскольку нечто дано, постольку о нем ничего нельзя сказать на языке истины. О нем можно говорить только правдоподобно. Как о чем? Как о призраке. Но разве бытие — призрак? Поскольку о нем можно говорить только правдоподобно, постольку — призрак. На языке истины можно говорить только о том, что существует.
То, что дано, дано не извне. Всё, что дано извне, мы чувствуем как то, что существует для нас. Всё внешнее не дано, но существует для нас. То есть то, что дано, не существует; то, что не дано, существует. Всё внутреннее становится призрачным. В современной философии бытие понимается так: бытие — это врата в мир сновидений. Не в мир природы, а в мир грез. Но эти врата всегда заперты. Почему? Я думаю, что сегодня это главный вопрос, на который пытается ответить философия. Почему они заперты? Кто запер? Для чего? Чего мы достигнем, их открыв? Чего мы не достигаем, их не открывая?
О чем говорит Кант, когда рассуждает о доброй воле, о свободе как свойстве причинности? О человеке, который ищет закон не вне себя, а внутри себя. Почему Кант не рассуждает в терминах бытия? Потому что в этом случае ему нужно было бы поместить бытие внутрь человека. Что значит самому себе давать закон? Это значит пребывать в мире сновидений. А животное где ищет свой закон? Вне себя, в чем-то отличном от себя.
Философия — это антропология. Наивные греки думали, что в мире есть сущее, и ничего больше нет, кроме сущего. Так думал Аристотель.
Аристотель ошибался. Сегодня мы будем исправлять его ошибки. Почему? Потому что кроме сущего в мире еще есть то, что дано человеку. Что лежит в основе этой данности? Данность человека самому себе. Но данность себе не означает идентичности с собой. Если я вычеркиваю человека из списка сущего, то вместе с ним я вычеркиваю еще что-то важное.
В мире есть такая сторона, которая существует, если мы хотим, чтобы она была. Что это за сторона? То, что дано человеку. И это — не вещи. Вещи принадлежат природе. Эту данность называют разными словами: грезы, видения, кажимости, образы, галлюцинации. Разве образ — это вещь? Нет. А изображение — это вещь? Нет. А картина? Это вещь, но странная. Она не совсем вещь. Вернее, это чувственно-сверхчувственная вещь. А деньги — это вещи? Нет, это тоже чувственно-сверхчувственные вещи.
Чем же деньги отличаются от картины? Деньги принадлежат социуму. Картина — человеку. Деньги являются тем способом, которым социум контролирует человека, который самому себе дает законы. А что делает картина? Она заставляет человека совершить путешествие в мир данного, воображаемого и невообразимого.
Философия знает, что для человека нет места в мире.
Знает и то, что эта мысль с трудом находит понимание. Мы все очень привыкли к мысли о том, что человек — это некоторая вещь в ряду других вещей. Если вы меня выбросите в окно, я буду лететь так же, как летит любая другая вещь. И по закону сохранения массы моя масса никуда не денется. Она будет вечна в разном виде, сначала как компост. Затем еще в каком-то виде. Это меня уже не волнует. Главное, что вместе с этим исчезнут все странные мнимости, которые проросли во мне. Мир без меня обеднеет на одну грезу.
В России был один проницательный человек. Звали его Казимир Малевич. Он был директором какого-то института. Однажды к нему пришли с визитом вежливости обэриуты: Хармс и Введенский. Поэты встали перед ним на колени и склонили головы. Малевича восхитила театральная находка гостей, и он, в свою очередь, тоже встал на колени перед ними. А затем произнес свою знаменитую фразу: идите и остановите прогресс.
Что значит эта фраза? Во-первых, художник и поэт не подчиняются прогрессу. Почему? Потому что они сумасшедшие. Во-вторых, остановить прогресс цивилизации невозможно. Почему? Потому что он сам остановится. Когда? Когда внешнее, как из тюбика с пастой, выдавит из человека всё внутреннее. Тогда прогресс и остановится.
Мы незаменимы тогда, когда предоставлены самим себе. Когда мы следуем порядку, мы не интересны даже самим себе. Почему? Потому что мы становимся органикой без галлюцинаций.
Что такое антропология? Наука. А что такое наука? Это всё то, что появилось в поле зрения, открытом философией. А что такое философия? У философии нет предмета. Вернее, предмет философии — сама философия. Если философия беспредметна, то это не значит, что она может говорить обо всем. Вступая в беспредметный разговор, она порождает предметы для разговора.
Поскольку у философии нет своего предмета, постольку у нее нет и своего языка. Она, как Библия, говорит на простом языке людей. Но говорит она не о том, что видно, а о том, что видится. Аристотель опубликовал содержание своих бесед с Александром Македонским. Александр возмутился. Аристотель его успокоил: опубликовать еще не значит сделать доступным для публики.
Это хорошо понимал и Гегель. В 1802 году в «Сущности философской критики» он писал:
«По природе своей философия есть нечто эзотерическое, не для толпы сотворенное и к приготовлению для вкусов толпы не приспособленное; она потому и философия, что прямо противоположна рассудку, а тем более здравому человеческому смыслу…»
И далее Гегель сказал следующее: «…относительно здравого смысла мир философии в себе и для себя есть мир перевернутый». Здравый смысл видит одну последовательность причин и следствий. Философия видит другую последовательность, прямо противоположную. Философия как бы выворачивает мир наизнанку, чтобы показать его сокровенное. У здравого смысла прямой взгляд на вещи, у философии — парадоксальный. Именно поэтому рассудок не может быть инстанцией, которой принимается решение о том, что является философией и что ею не является.
Философия как наука о мире наизнанку невыносима для трезвомыслящих людей.
Хайдеггер в «Основных проблемах феноменологии», поддерживая Гегеля, сделал вывод о том, что «онтология или философия вообще, в отличие от наук о сущем, есть критическая наука или наука о мире наизнанку».
Гуссерль в 24 параграфе «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии» говорит о принципе принципов, суть которого состоит в непосредственном созерцании тех истин, которые сами себя в нас показывают. На этих истинах основано всё познание. Этот принцип звучит так:
«Любое дающее из самого первоисточника созерцание есть правовой источник познания, и всё, что предлагается нам в „интуиции“ из самого первоисточника <…>, нужно принимать таким, каким оно себя дает, но только в тех формах, в каких оно себя дает».
Гуссерль требует в качестве вещи (Sache) понимать абсолютную субъективность. Принцип всех принципов отклоняет язык как помеху в деле созерцания первоисточника. Галлюцинация — субъективность сознания. Что значит субъективность? Это значит — не подчиняющееся алгоритму. Язык — позитивность сознания, то, что ищет алгоритм для субъективности.
Язык — это позитивность, которая, говорит Гуссерль, «просто придает выражение такого рода данностям через посредство их простого эксплицирования и с помощью точно примеренных значений, не делая ничего сверх этого». Необходимо исходить из субъективности сознания, а не из его объективности. Язык только затемняет предельную очевидность первоисточника. Стремлению философии к предельной очевидности противостоит стремление к абсолютному знанию.
Гуссерль противостоит Гегелю. Предельная очевидность — это подлежащее забвению прошлое. Абсолютное знание — это недостижимое будущее. Между этими двумя полюсами лежит пропасть, разрыв. Между чем разрыв? Разрыв между, с одной стороны, сознанием, а с другой — знанием. Сознание принадлежит человеку. Знание принадлежит абсолюту. Предельная очевидность жертвует знанием на пути к абсолютной субъективности. Знание жертвует очевидностью на пути к абсолютному знанию.
По словам Хайдеггера, редукция к очевидности дает возможность обосновать объективность всех объектов. Тогда как редукция к знанию растворяет человеческую субъективность в позитивности фактического. Поэтому наука растворила свой ум в позитивности. А философия — в сознательном сумасшествии.
