Инвестор и предприниматель Азим Ажар прогнозирует скорый переход от глобальной экономики к локальной, пишет Идеономика.
Анджело Ю столкнулся с проблемой. Был конец 2019 года, и президент США Дональд Трамп предыдущие два года в Twitter все более воинственно высказывался в адрес китайского правительства. Параллельно Белый дом постепенно повышал пошлины на импорт из Китая в США. Все это не сулило ничего хорошего стартапу Ю, Pix Moving. Компания, базирующаяся в городке Гуйяне в 1000 км к северо-западу от Шэньчжэня, производит рамы для нового класса автономных транспортных средств. Из-за повышения пошлин все подорожало.
Предприниматель меньшего масштаба, возможно, вынужденно поднял бы цены. Но не Ю. У него было решение: Pix Moving использовала только самые современные производственные «дематериализованные» технологии. Ю объяснил: вместо того, чтобы экспортировать автомобили, они «экспортируют технику, необходимую для производства автомобилей». Они не загружают транспортные средства в контейнеровозы и не отправляют в пункт назначения. Вместо этого компания отправляет проектные чертежи своим коллегам в США, которые с помощью технологий аддитивного производства печатают компоненты на месте. Из этих компонентов можно собрать готовый продукт. Благодаря этому подходу компания Ю смогла обойтись без таможенных инспекторов (и пошлин). Аддитивное производство позволяет вести работу, где бы ни находились клиенты, избегая торговых конфликтов.
Pix Moving отражает изменения производства, которые происходят по мере продвижения к тому, что я называю экспоненциальной эрой — эрой, в которой экспоненциальные технологии меняют способ ведения бизнеса. По моему определению, экспоненциальная технология — это технология, которая при фиксированных затратах улучшается со скоростью более 10% в год в течение нескольких десятилетий. Порог в 10% важен — он означает, что каждые десять лет технология становится в 2,5 раза мощнее. Десятилетие — это всего лишь два традиционных бизнес-цикла.
Экспоненциальная эра ставит под сомнение наши предположения о глобализации. С одной стороны, история Ю показывает высоко глобализованную экономику в действии: автомобиль можно с удивительной легкостью спроектировать в Гуйяне и собрать в Калифорнии. Но она также представляет собой инверсию глобализации — возврат к местному.
На протяжении десятилетий цепочки поставок становились длиннее, а производственные процессы — более интернациональными. Различные детали автомобиля могут производиться в десятке стран и собираться более чем в одной. Однако в будущем производство может происходить рядом с потребителем. Благодаря чудесам 3D-печати детали можно производить на месте. Чертежи можно создать где угодно, а готовый продукт изготовить в местной мастерской и передать покупателю, который живет поблизости.
Мы этого не ожидали. Так, в бестселлере 2005 года «Плоский мир» Томас Фридман, провозгласивший книгу историей XXI века, заявил, что мир вступает в третью фазу глобализации. Первая, начавшаяся с европейского исследования Америки, чаще всего ассоциируется с колонизацией и глобализацией торговли между странами. Во второй, начавшейся в XIX веке, акцент сместился на деятельность транснациональных корпораций, а кульминацией стали монолитные промышленные фирмы послевоенной эпохи. На третьем этапе, по Фридману, глобализация выйдет на новый уровень — торговые, трудовые и информационные потоки станут еще более международными.
Однако после глобального финансового кризиса 2007–2009 годов глобализация начала терять свой блеск. Она развивалась параллельно с финансиализацией национальных и глобальных экономик — по мере роста торговли росло и значение заимствований и кредитования, зачастую с помощью все более сложных финансовых инструментов. Когда разразился финансовый кризис, боль коснулась не только инвесторов, но и «реальной» экономики. В более богатых странах считалось, что глобализация привела к переводу рабочих мест «синих воротничков» в развивающиеся страны с формирующейся рыночной экономикой. После 2010 года во многих странах усилился поворот к национализму: ключевые примеры — это голосование за Брексит в Великобритании и избрание Трампа в США. Хотя глобализация остается мощной силой в мировой экономике, она становится все менее модной.
Возвращение к местному
Недавний всплеск национализма — это история, которая знакома большинству читателей. Однако менее тщательно изучено, как экспоненциальные технологии обосновывают увеличение количества границ и предоставляют инструменты для их возведения. Считается, что чем более технологичным станет общество, тем оно будет более глобальным и безграничным. И до недавнего времени чаще всего так и было. Но теперь нет. Многие экспоненциальные технологии возвращают к местному. Эти прорывные технологии отдают предпочтение ближнему, а не дальнему.
Такие предприниматели, как Анджело Ю, используют не только 3D-принтеры. Экспоненциальные технологии также облегчают местное производство энергии и продуктов питания, что до недавнего времени было непомерно дорогим. А новые технологии и бизнес, построенный на их основе, часто требуют близкого взаимодействия большого количества людей — а это возможно лишь в городах.
По ходу XXI века потенциал технологий в области локализации будет только возрастать. Пандемия коронавируса, начавшаяся в 2020 году, показала, насколько хрупкими могут быть глобальные цепочки поставок. Сейчас это вирус, а в будущем может быть война или экстремальные погодные условия, усугубляемые антропогенным изменением климата. В результате наступит эпоха, в которой география снова будет иметь значение, а экономическая активность станет все более локальной.
В этом есть своя ирония. Экономическая парадигма, которая привела к экспоненциальной эре — глобализация — способствовала развитию технологий, которые приведут к возвращению к местному. Но наши политические и экономические системы не предназначены для новой эпохи локализма. Как это часто бывает, возникают разрывы. Между экономической политикой, за которую выступают политические институты, и реальной работой все более деглобализированной экономики. Между странами, которые могут адаптироваться к новому веку обособленности, и государствами, которые не могут этого сделать. И между дряхлеющим национальным государством и новыми городами, чье влияние усилено новыми технологиями. Мир не плоский. Он усеян шипами.
Те из нас, кто родился в конце XX века, живут в мире глобальной торговли, о котором Адам Смит и Дэвид Рикардо могли только мечтать. Цепочки поставок в этом глобальном мире затрагивают каждую часть нашей жизни. По мере продвижения к экспоненциальной эпохе, тенденция к глобальной торговле физическими товарами меняется на противоположную. Нет необходимости обмениваться всеми этими товарами, если можно получать все необходимое на месте. Что касается еды, мы бы не прилагали столько усилий, если могли бы выращивать еду — будь то помидоры, бананы или ананасы — здесь, в дождливой Британии. И новые технологии экспоненциального века создают именно такую возможность.
Предприниматели, работающие в сфере высоких технологий, начали перемещать сельское хозяйство туда, где эту пищу потребляют. Городские вертикальные фермы, популярные в Японии и распространяющиеся повсюду, необычайно эффективны. При этом подходе традиционное поле измельчается и собирается в стеллажи внутри помещения. Современная вертикальная ферма может достигать высоты в 12-13 этажей, площадью несколько десятков квадратных метров каждая. Этот метод увеличивает продуктивность каждого квадратного метра «сельхозугодий». Использование систем искусственного интеллекта для управления освещением, водой и теплом повышает эффективность. На интенсивных фермах с компьютерным управлением не нужны пестициды или другие химикаты. Некоторым из них требуется значительно меньше воды, чем традиционным фермам.
От почвы отказываются в пользу гидропоники (при которой корни висят в воде) или аэропоники (когда на корни распыляется насыщенный питательными веществами раствор). Вместо обычных тепличных светильников с широким спектром цветов, некоторые лампы на фермах светят только той длиной волны, на которую реагируют овощи. Даже фотон света не тратится зря. Затраты хозяйств на электроэнергию снижаются, а за счет использования возобновляемых источников энергии (часто получаемой через солнечные панели на крыше здания) их углеродный след снижается еще больше. При наличии инвестиций в технологию, эти фермы можно построить практически в любом месте.
Исторически сложилось так, что продукты питания необходимо было доставлять с сельских ферм в города. Но при новых технологиях городского земледелия это больше не требуется. Благодаря меньшей площади фермы могут быть ближе к тем, кого они кормят, — иногда даже располагаться в том же городе. Крупнейшая в мире теплица, монреальская Lufa Farms площадью 15 тысяч квадратных метров, расположена прямо над распределительным складом. Площадь теннисного корта составляет менее 300 квадратных метров, Lufa легко вместила бы 50 таких. Близость Lufa к потребителям позволяет поставлять более свежие продукты для питания. И многие городские фермы следуют этому шаблону: они построены рядом с розничным продавцом, так что помидор практически скатывается с грядки в вашу сумку для покупок.
По состоянию на 2020 год вертикальные фермы занимают крошечную долю продовольственного рынка. Но этот рынок растет более чем на 20% в год, поднимаясь по экспоненциальной кривой. Эффект от этого перехода может быть ошеломляющим. Если в XX веке эта древняя человеческая проблема — есть можно только то, что растет поблизости — была решена с помощью глобальной логистики, то XXI век предлагает альтернативное решение.
Торговля энергией
Сегодня с помощью технологий можно преобразовать то, что на самом деле находится поблизости. Но есть другое решение, еще более радикальное. Новые технологии в целом уменьшают зависимость от определенных классов товаров. Давайте переключимся с капусты на уголь. В течение ста лет мы использовали огромное количество ископаемого топлива для удовлетворения своих потребностей в энергии. Грузовые суда, груженные углем, затем танкеры с нефтью и, наконец, супертанкеры-рефрижераторы для природного газа, перемещают доисторическую энергию от ее источника на гигантские электростанции.
За исключением горстки стран, обладающих энергетической самодостаточностью, ископаемое топливо определяет значительную часть мировой торговли. Оно настолько важно, что Соединенные Штаты сохраняли почти постоянное военное присутствие в Персидском заливе, чтобы обеспечить непрерывный поток сырой нефти. Но теперь, благодаря возобновляемым источникам энергии, любая страна может стать на путь энергетической независимости. Ветряным турбинам и солнечным фермам не требуется много сырья. Такие источники быстро становятся повсеместными.
Этот переход на возобновляемые источники энергии резко сокращает количество «товаров», которые необходимо перевозить с места на место. В 1998 году Великобритания потребляла 63 млн тонн угля, три четверти которых шло на производство электроэнергии, а треть была импортирована. Всего лишь 21 год спустя потребность в угле для производства электроэнергии снизилась на 94%, а импорт — на 70%. Это сочетается с более широкой тенденцией повышения эффективности потребляемой электроэнергии. В период с 1999 по 2019 год британский ВВП увеличился на 75%, однако объем электроэнергии, потребляемой экономикой, снизился на 15%. Мы в буквальном смысле создаем вдвое больше богатства на каждый киловатт-час потребляемой электроэнергии.
И это только один пример. В десятках стран, от Германии до Узбекистана и от Украины до США наблюдается то же самое. Переход от ископаемого топлива к возобновляемым источникам энергии снижает глобальную зависимость от стран, богатых ископаемыми ресурсами. К счастью, солнечная энергия распределена гораздо более справедливо. Хотя не каждое государство богато ископаемым топливом, солнечная энергия доступна везде. Азербайджан, самая богатая солнечной энергией страна, получает только в четыре раза больше солнечного света на квадратную милю земли, чем самая бедная, Норвегия. Кажется, что разница значительная, но на самом деле она относительно небольшая. Эквивалентное различие в отношении нефти составляет более миллиона к одному.
Эта перемена вызвана не только новыми формами электричества, но и новыми методами хранения энергии. В век зеленой энергии системы хранения приобретают большое значение — после наступления темноты солнечные фермы становятся бесполезными, и поэтому нужен способ хранения большого количества электроэнергии. И многие новые методы хранения приближают электричество к дому. Так, электромобили хранят электроэнергию, которая также может питать дома и офисы через так называемые межсетевые системы. В среднем электромобиль накапливает около 50 киловатт-часов электроэнергии, что достаточно для пяти дней обслуживания типичного британского или американского дома. Для электромобилей станет обычным делом передавать накопленную электроэнергию домам в темное время суток. Прогнозируется, что в одной только Великобритании к 2030 году будет 11 млн таких автомобилей. Если каждый владелец делился бы с соседями излишками энергии, хранящейся в машине, это покрыло бы потребности всей страны.
Мой друг Саймон Дэниел — изобретатель, чья работа раскрывает всю мощь этих недавно локализованных систем хранения. Его первым успехом стала складная клавиатура, которую он разработал в 1990-х годах — как раз когда начал набирать обороты первый планшетный компьютер PalmPilot. Его последняя авантюра — собрать воедино тысячи батарей, чтобы создать гигантскую виртуальную электростанцию. Чтобы купить столько батарей, его компании Moixa потребовался бы большой капитал, возможно, исчисляемый десятками миллионов долларов. Вместо этого он уговаривает владельцев электромобилей подключаться к его сети.
Вместе эти бездействующие автомобильные аккумуляторы образуют гигантскую виртуальную электростанцию. Платформа Дэниела управляет ими и использует сложные алгоритмы для балансировки использования во всей сети. По последним подсчетам, ему удалось объединить 20 тысяч батарей в нескольких городах Японии. Этого достаточно, чтобы обеспечить энергией 25 тысяч японских домов в течение дня. Это похоже на алхимию — замена огромной электростанции, дымовых труб, поднимающихся в небо, паутиной автомобилей, припаркованных на подъездных дорожках и поддерживающих функционирование домов, пока мы спим.
Эти тенденции — изменение локализации товарного производства плюс уменьшающаяся зависимость от некоторых товаров в целом — знаменуют собой радикальный сдвиг. Скоро мы сможем удовлетворять многие свои материальные потребности, не полагаясь в значительной степени на международную торговлю. В эпоху экспоненциального развития производство все меньше связано с погрузкой обуви, телефонов, автомобильных деталей или протезов в стандартные 6-метровые контейнеры и отправкой их по всему миру. Вместо этого производство принимает форму, описанную Анджело Ю.
Идея рассылается по всему миру, а изготавливают деталь недалеко от точки потребления. Эта новая парадигма сделает ненужными большую часть глобальной сети заводов, логистических цепочек поставок и офисов. Они становятся обузой. Этот все более локализованный мир производства определяется новыми нормами экспоненциальной экономики.
Подписывайтесь на KNEWS.KG в Google News и на наш канал в Яндекс.Дзен, следите за главными новостями Кыргызстана, Центральной Азии в telegram-канале KNEWS.KG.
