1 декабря 2021 года международная правозащитная кампания «Покажите их живыми» обновила список людей, исчезнувших в местах лишения свободы в Туркменистане.
В прошлую редакцию списка входило 121 имя, а в новую — уже 162. В основном исчезновения происходят в одной-единственной тюрьме Овадан Депе, где содержатся предполагаемые исламисты, высокопоставленные опальные чиновники и участники так называемого «заговора» против Сапармурата Ниязова.
Гражданские активисты чаще всего отбывают наказание в обычных колониях, по численности обитателей которых в пересчете на 100 тысяч населения Туркменистан занимает лидирующее место в мире. «Медиазона» разбиралась, кто оказывается за решеткой, и как живут заключенные в стране, чьи порядки во многом напоминают законы зоны.
Кого просят показать?
Импульс к составлению списка жертв насильственных исчезновений придали события 19-летней давности. 25 ноября 2002 года группу оппозиционных политиков обвинили в организации покушения на первого президента Туркменистана Сапармурата Ниязова. 29 декабря того же года видеозаписи признаний бывшего вице-премьера Бориса Шихмурадова и некоторых других обвиняемых были продемонстрированы на заседании Халк Маслахаты.
«Мы, проживая в России, занимались употреблением наркотиков и в состоянии опьянения вербовали наемников для совершения террористического акта… Мы — организованная преступная группа. Мы — мафия. Среди нас нет ни одного нормального человека. Все мы ничтожества», — монотонно произносил Шихмурадов на камеру. Это был последний раз, когда его видели живым.
По официальной версии, 25 ноября 2002 года кортеж Сапармурата Ниязова был обстрелян из автоматов. Были ранены несколько охранников. Президент даже не заметил этого, однако когда по прибытии во дворец ему рассказали о произошедшем, он сразу назвал имена виновных: бывшего вице-премьера Бориса Шихмурадова, бывшего министра сельского хозяйства Имамберды Ыклымова, бывшего главу Центробанка Худайберды Оразова и бывшего посла Туркменистана в Турции Нурмухамеда Ханамова.
Как минимум трое из перечисленных входили в высший исполнительный совет оппозиционного Народно-демократического движения Туркменистана. Но внутри страны на тот момент находился только Шихмурадов. Российский политолог Аркадий Дубнов в фильме блогера Ильи Варламова предположил, что группа политиков действительно планировала отстранить Ниязова от власти. Узнав об этом, спецслужбы инсценировали покушение, чтобы расправиться с заговорщиками.
Фигурантами уголовного дела в итоге стали более ста человек. По итогам рассмотрения дела 56 человек, которых называли «ноябристами», были приговорены к лишению свободы, в том числе семь человек — к пожизненным срокам.
Члены Халк Маслахаты, прославившиеся целованием рук Ниязова и мольбами о его пожизненном президентстве, после просмотра видео потребовали смертной казни для Шихмурадова и других представителей «мафии». Но Верховный суд проявил приверженность букве закона. Поскольку смертная казнь в стране в 1999 году была отменена, несколько десятков фигурантов дела приговорили к различным срокам лишения свободы, вплоть до пожизненного заключения.
Прошло четыре года, и Ниязова все-таки настигла скоропостижная смерть. Пост Ниязова занял его личный врач, бывший вице-премьер и министр здравоохранения Гурбангулы Бердымухамедов. Первое время семьи осужденных «ноябристов» надеялись, что новая власть вот-вот выпустит опальных политиков на свободу. Но этого так и не случилось, и вообще не было известно, живы ли они. В результате в 2013 году стартовала кампания «Покажите их живыми».
До сих пор 64 из 162 фигурантов списка кампании — это «ноябристы». Еще 59 человек исчезли после того, как их обвинили в радикальном исламизме. В Туркменистане не приветствуется приверженность любым формам религии, кроме поклонения Бердымухамедову — доходит до того, что молодых мужчин с бородами задерживают на улицах, заставляют бриться, есть свинину и пить водку. А те, кто хранит дома религиозную литературу и обсуждает ее с друзьями, вполне могут «пропасть без вести».
35 фигурантов списка — это бывшие высокопоставленные чиновники. В Туркменистане назначение на высокий пост отнюдь не означает, что можно расслабиться и ожидать наступления обеспеченной старости. Бердымухамедов постоянно «перетасовывает» чиновников, дабы никто из них не обретал чрезмерного влияния.
И еще четыре фигуранта — общественные активисты. Заключенных из этой категории в перечне могло быть гораздо больше, но они часто не попадают под формальные критерии составителей списка: о них что-нибудь да становится известно родным, независимым журналистам, зарубежным организациям. Далеко не факт, что на самом деле всем заключенным, которые имеют связь с родными, живется намного легче, чем тем, кто такой связи не имеет. Кампания «Покажите их живыми» — яркий символ и манифест, но в реальности проблема намного шире.
Где живут туркменские зеки
В Туркменистане имеется только одно пенитенциарное учреждение тюремного типа. Это печально известная тюрьма Овадан Депе в пустыне Каракумы. Ее строительство началось в 2002 году непосредственно перед фабрикацией дела «ноябристов». Туда попадают именно те заключенные, чьи имена можно видеть в списке «Покажите их живыми»: «ноябристы», предполагаемые исламисты, высокопоставленные опальные чиновники. Что происходит внутри тюрьмы? Об этом ходит много слухов, но точно никто ничего не знает — заключенные находятся в тотальной изоляции.
Гражданские активисты, в свою очередь, чаще всего отбывают наказание в обычных колониях, откуда можно поддерживать связь с внешним миром. Именно поэтому их в перечне так мало.
Колониям и другим учреждениям системы исполнения наказаний присваиваются названия в зависимости от региона, где они расположены. Например, колония LB-K/11 находится в Лебапском (LB) велаяте. А MR-B/15 — это единственная в стране полноценная больница для заключенных, расположенная в Марыйском (MR) велаяте. В других колониях есть санчасти, но вылечиться там от сколько-нибудь серьезной болезни невозможно. Поэтому, например, близкие осужденного правозащитника Мансура Мингелова, который тяжело болен, всеми силами добиваются его перевода в MR-B/15.
DZ-K/8 в Дашогузе — это единственная в стране женская колония. В мае 2021 года правозащитный центр «Мемориал» опубликовал воспоминания женщины, отбывавшей там наказание в 2015 году. По ее словам, учреждение имеет и свои плюсы, и свои минусы. С одной стороны, там есть телевизоры, стиральные машины, спортзал. Можно даже купить у предприимчивых сокамерниц флешку с фильмом и посмотреть его на телевизоре. Можно и незаконно «арендовать» сотовый телефон — с интернетом подороже, без интернета подешевле.
Бывшая заключенная в беседе с центром «Мемориал» о СИЗО в поселке Яшлык:
«Приехали в Яшлык. Там старое трехэтажное здание. Начали досмотр: подходят мужики и начинают тебя щупать от и до. Даже под нижнее белье лезут. Я говорю: «Не трогай там». Женщин среди охраны я вообще не видела. После того, как обшмонали, закрыли в «стаканчики» — это такие одиночные узкие камеры с решетчатой дверью. Стоишь, сесть не можешь, если только на корточки. Стены из бетона, колючие, может, специально штукатурку так сделали. Если облокотишься — больно. Я тогда полная была, кое-как поместилась, стою, но повернуться не могу, сразу об стену корябаюсь. Ни воды, ни пищи не дают. Поставили баклажку с обрезанным верхом, если захочешь в туалет, и все. Часа четыре или пять там стояли. <…>
На следующий день снова сильно избивали. Трое их там было. При этом угрожали, говорили разные гнусности, повторять не буду. В какой-то момент я не выдержала и сказала: «Если ты сделаешь то, чем грозишь, я выйду из тюрьмы, тебя найду, из твоих глаз шурпу сварю и тебя есть заставлю». Дежурный разозлился, взял уже не дубинку, а железную арматуру, и один раз сильно ударил меня по спине. Потом в карцер отправил. В ту же ночь у меня кровотечение открылось, мне плохо стало…».
С другой стороны, о правах человека и собственном достоинстве заключенным колонии вспоминать не приходится. Например, при заселении их могут несколько часов под предлогом дезинфекции продержать голыми, причем сотрудники колонии насмехаются над особенностями их телосложения.
По сообщениям источников Turkmen.news, в мужских колониях дело обстоит схожим образом. За деньги можно обеспечить себе достаточно большое количество простых бытовых удобств. Некоторые вещи (например, белый хлеб в столовой или носки в магазине при колонии) продаются официально, другие (те же телефоны) — подпольно. Если заключенный финансово обеспечен, то он может обеспечить себе отдельную комнату с кондиционером и даже «слуг» из числа других обитателей колонии. Часто в таких условиях отбывают срок бывшие чиновники, чей конфликт с режимом не зашел так далеко, чтобы их отправили в Овадан Депе.
При этом элементарная стыдливость в мужских колониях также не поощряется. Ширма в бане относится к числу прихотей, за которые необходимо платить. А для тех заключенных, кто слишком трепетно относится к своим правам, есть штрафной изолятор.
Какая страна, такие и колонии
Все вышеописанное удивительным образом напоминает ситуацию на свободе. Только что осужденный гражданин Туркменистана быстро осваивается за решеткой, потому что до этого вся его жизнь, от детского сада и до армии и больниц, проходит примерно в таких же условиях. Устроиться относительно комфортно можно, но за деньги. Часть денег уплачивается в кассу, часть — «в карман» ответственным лицам. Иногда одних только денег недостаточно: чтобы взятку приняли, необходимо иметь связи.
Бунтовать, бороться, вообще привлекать к себе лишнее внимание — чаще всего себе дороже. С работы за это могут уволить, в магазине — отказать в продаже продуктового пайка по субсидированной цене, в больнице — не оказать той элементарной помощи, которой можно было бы добиться «правильным» подходом.
Безусловно, в Туркменистане практикуются и пытки, и унижения, и издевательства. Например, водителя главы управления коммунального хозяйства Ашхабада, арестованного летом 2021 года, по всей видимости, запытали насмерть просто потому, что личные шоферы в Туркменистане обычно много знают о своих начальниках. Но все же для большинства заключенных колония — это прежде всего серость, рутина и резкое обострение привычной повседневной борьбы за более-менее комфортный уровень жизни.
Вершина этого комфорта, заставляющая заключенных повиноваться, — это помилование. Массовые освобождения заключенных в Туркменистане проводятся в честь почти каждого государственного праздника. Указы о помиловании подписывает лично Бердымухамедов. Впрочем, есть и политические заключенные, которые не могут надеяться на освобождение не то что до срока, но и после его окончания. Но абсолютное большинство обитателей колоний сохраняют надежду на попадание в заветные списки.
- В сентябре 2021 года в связи с празднованием 30-й годовщины независимости были помилованы 2064 заключенных.
- В мае 2021 года в честь «Ночи Всемогущества» помилованы 1035 человек.
- В декабре 2020 года по случаю 25-летия постоянного нейтралитета Туркменистана освобождены 2082 человека.
- В сентябре 2020 года в связи с празднованием 29-й годовщины независимости на свободу вышли 812 заключенных.
- В мае 2020 года в честь «Ночи Всемогущества» помилованы 1402 человека.
- В декабре 2019 года по случаю Международного дня нейтралитета освободили 528 человек.
Точные условия помилования неизвестны. Иногда говорят, что в списки включают попросту за взятку. Осужденным политическим активистам часто ставят условия: признать вину, не сообщать о своем приговоре независимым журналистам, оговорить кого-то из знакомых. Нередко это оказывается обманом: заключенный выполняет условия, но в списки не попадает.
В то же время кто-то из бывших заключенных уверяет, что его помиловали просто так, без каких-либо усилий с его стороны. Неясность и непрозрачность схемы освобождения — это, с точки зрения властей, ценность. Благодаря этому заключенные чувствуют себя неуверенно и ни на миг не забывают о своей полной зависимости от прихотей «начальства» всех мастей.
От туркменской тюрьмы не зарекайся
Эта неуверенность начинается не за решеткой. Туркменское законодательство крайне слабо коррелирует с реальной жизнью. В тех редких случаях, когда местные чиновники отвечают на вопросы международных организаций о нарушениях прав человека, они обычно ссылаются на законы. «Правда ли такой-то активист осужден за критику власти?» — спрашивают зарубежные правозащитники. «Нет, Конституция Туркменистана гарантирует свободу слова», — кратко отвечают им.
Нормативные акты страны вполне соответствуют всем современным тенденциям, гарантируют соблюдение основных прав и свобод, строятся на демократических и либеральных основаниях. Единственная проблема: никто в стране даже не пытается притворяться, что эти бумаги имеют какой-то вес. Пример подает лично президент, весной 2021 года возглавивший Халк Маслахаты, хотя Конституция напрямую запрещает такое совмещение должностей. В какой-нибудь другой авторитарной стране в связи с этим хотя бы приняли бы заранее поправки к Конституции. В Туркменистане же на нее просто не обратили внимания.
Жизнь в Туркменистане регулируется множеством неписанных законов. Иногда распоряжения оформляются в виде непубличных ведомственных писем и инструкций, иногда — вообще никак не оформляются. При этом туркменистанцам не приходит в голову спорить с полицейскими, которые требуют перекрашивать автомобили в белый цвет, или с продавцами госмагазинов, которые говорят, что в этом месяце хлопковое масло в продуктовый паек не входит. Если кто-то все же задает вопросы, ему отвечают, что «это распоряжение сверху» или «Нельзя».
По данным World Prison Brief, в 2021 году в Туркменистане насчитывается 35 тысяч заключенных, или 576 заключенных на 100 тысяч населения. Страна занимает по этому показателю третье место в мире после США и Руанды.
В расчетах используется официальная статистика, согласно которой в Туркменистане проживает 6 миллионов человек. Независимые источники считают эту цифру завышенной, возможно, вдвое. Если ориентироваться на среднюю оценку 4 миллиона, то численность заключенных на 100 тысяч оказывается еще выше — 875 человек. Если бы при составлении рейтинга использовался этот показатель, то Туркменистан обогнал бы и Руанду (580 заключенных на 100 тысяч населения), и США (629 заключенных).
С годами численность заключенных в Туркменистане увеличивается. В 1998 году их насчитывалось 18 тысяч, в 2000 — 22 тысячи. Затем последовал спад: к 2006 году количество заключенных уменьшилось до 11 тысяч человек. Но уже к 2010 их число выросло до 26 тысяч, к 2013 — до 30,5 тысяч, к 2021 — до 35 тысяч.
Поэтому человек, которому предстоит более-менее серьезное дело, не идет на консультацию к юристам и не просит разъяснить тематические законы. Он ищет «знающих людей» и пытается выяснить, как такие дела «принято» делать. А дальше — как повезет. Можно достичь успеха; можно потерять деньги и имущество с туманными перспективами добиться справедливости; а можно «попасть под статью».
Причины «попадания под статью» могут быть разными, от случайного стечения обстоятельств до конфликта с влиятельными людьми, как произошло с водителем ашхабадского чиновника.
На поток поставлена фабрикация уголовных дел против активистов, контактирующих с зарубежными медиа. Так, доктор Хурсанай Исматуллаева, слишком активно оспаривавшая незаконное увольнение, получила 9 лет из-за давней истории с приватизацией квартиры пенсионера, у которого была сиделкой.
Нургельды Халыков, переславший независимым журналистам ссылку на фото в инстаграме, был приговорен к 4 годам под предлогом невозврата долга. Сначала речь шла о банальном невозврате денег одному конкретному знакомому, но потом власти ужесточили обвинение, объявив, что Нургельды брал с кого-то деньги за трудоустройство за рубежом.
Тотальная непрозрачность всех жизненных процессов приводит к тому, что фактически любого человека можно отправить в колонию за действия, которые сотни его сограждан ежедневно совершают без каких-либо негативных последствий для себя. И даже если он этих действий не совершал, помехой это не станет.
Мафия не на зоне, а во дворцах
Мафии в общепринятом смысле этого слова, то есть теневого преступного мира, противопоставленного официальной власти, в Туркменистане не существует. С остатками советской организованной преступности еще в 1990-е годы расправился Ниязов. До того, как в 1999 году была отменена смертная казнь, по распоряжению президента были публично расстреляны семеро туркменских «воров в законе». Эту сцену не раз показывали по телевидению.
По некоторым данным, в Овадан Депе существует отдельно стоящий «уголовный» корпус, в котором содержатся особо опасные преступники и рецидивисты. То есть люди, которые в других странах занимают в колониях привилегированное положение, в Туркменистане жестко изолируются от других заключенных. В этом смысле все туркменские колонии являются стопроцентно «красными»: всеми законными и незаконными процессами в них управляет только администрация.
Даже такой классический элемент тюремного насилия, как мужеложество, в Туркменистане контролируется государством.
В Уголовном кодексе страны до сих пор существует соответствующая статья, и силовики имеют широкие возможности в этом направлении. Человеку могут назначить унизительную «медицинскую экспертизу», чтобы проверить целостность его анального прохода, а могут отправить в камеру с заключенными, провоцируемыми на совершение изнасилования.
Что же касается крупных хищений, «крышевания» всевозможных видов бизнеса, покровительства различным незаконным видам заработка, то всем этим в Туркменистане занимается клан президента Бердымухамедова. Пожалуй, только сестры, зятья и племянники президента чувствуют себя в стране достаточно уверенно и не опасаются завтра проснуться в колонии или в Овадан Депе. Реалии их жизни — не бараки и камеры, а особняки, отделанные мрамором, бронзой, хрусталем и позолотой.
Люди, не имеющие отношения к «семье», но пользующиеся ее покровительством, в принципе тоже могут заниматься незаконным обогащением, но в их случае никаких гарантий безнаказанности не существует. Вероятность рано или поздно оказаться за решеткой очень высока. Причем попадание в места лишения свободы для туркменских «воров во власти» — это не обычный житейский эпизод, как для «воров в законе» из других стран, а действительно конец всего.
Освобожденный из туркменской колонии россиянин Станислав Ромащенко в фильме Turkmen.news:
«Везде деньги, деньги есть — живешь. Буквально все. С больницей тоже: уехать хочешь — деньги дай, остаться хочешь — деньги дай. <…> В изолятор попал…. И мой дежурный врач пришел, я ему объясняю: ты мой врач, ты должен меня вытащить, не могу я здесь, задыхаюсь. Лето еще тем более… Он говорит — я это не решаю. <…> Ты только дай [денег], тебя сразу вытащат, ты ничего не дашь — сидишь дальше, умирай. Деньги есть — живи, денег нет — умри. <…> Если я не борщу, если придерживаюсь в рамках закона учреждения, то 500 манат даешь каждому: начальнику дежурной части, начальнику оперативной части, замполиту, ну, если с хозяином нормально, то и хозяину. Тогда ни один милиционер не заходит в твой кильдым. А если чуть больше даешь, тогда хоть что делай».
Освобожденный из туркменской колонии гражданин Казахстана Ерик Супушев в интервью Turkmen.news:
«Уровень коррупции стоит на первом месте. Я даже если бы сказал, что эта страна на первом месте в мире, я бы, наверное, тоже не ошибся. В тюрьме тоже: деньги, деньги, деньги. Налево-направо деньги. <…> По поводу лекарств я как сердечник несколько раз обращался, мне кроме этого… корвалола… Даже корвалола не было. Как его, кроме валерьянки ничего не было абсолютно. Обезболивающих, сказали, нет. Они только продаются в зоне. Одна таблетка там пять манат стоит, это очень большие деньги. <…> Питание, я скажу, ужас. Хотя два раза в неделю давали плов, там мясо, я не знаю… Ишачье мясо или я не знаю, что за мясо. <…> А в остальное время — вода, картошка, вода, картошка».
Анонимный заключенный в интервью Turkmen.news:
«Экономический кризис коснулся и нас, заключенных. На зоне-то и так непросто выжить, особенно тем, кого никто из родственников не навещает, продукты и деньги не привозит. Первые признаки кризиса появились в феврале-марте прошлого (2019) года, когда стали привозить меньше хлеба. Такого, как раньше: бери сколько хочешь, — уже нет. Хлеб стал темно-серым, плохо пропеченным. Значительно урезали объемы поставок блочного мяса, а рис и макароны привозят самого низкого качества. Что говорить об обычных заключенных, если даже официально зарегистрированным больным туберкулезом урезали питание, отменив выдачу яиц и творога. Яиц, мол, и на воле нет, так что обойдетесь».
Бывший авторитетный чиновник не может стать авторитетным зеком, потому что у зеков в Туркменистане никакого авторитета нет. В стране сложилась политическая система, не терпящая не только классической оппозиции, но и любых других альтернативных «центров силы». Если человека объявили «бывшим», то он не может найти себя в какой-то новой сфере или среде.
Коронавирусные несчастья
В последние два года жизнь туркменских заключенных сильно осложнилась. Власти Туркменистана не признают проникновение COVID-19 в страну, но они предприняли весьма жесткие ограничительные меры. В 2020 году довольно долго оставалось почти полностью перекрытым транспортное сообщение между регионами. Это само по себе затруднило доступ к колониям, а вдобавок там еще и напрямую запрещали свидания и прием передач.
При этом продуктовые передачи родственников имеют для заключенных огромное значение: столовые в местных колониях существуют скорее «для галочки», прокормиться предоставляемой там пищей почти невозможно. Как вариант, можно получать от родных деньги, а продукты покупать в магазинах при колониях. Но и с этим, как сообщали источники, в «коронавирусную» эпоху возникли проблемы.
Весной 2021 года прием передач вроде бы возобновили, но в августе вновь запретили. Похоже, эти решения принимаются на основании спада или роста числа заболевших как в целом по стране, так и внутри самих колоний. Но если даже информация о свободных гражданах, умирающих от COVID-19, распространяется с большими затруднениями, то говорить о достоверных сведениях о заболеваемости в местах лишения свободы точно не приходится.
Кроме того, в Туркменистане коронавирус, как и во всем мире, негативно повлиял на экономику. Страна и до этого находилась в затяжном кризисе, а теперь финансовое положение граждан резко ухудшилось. Как результат — семьям стало сложнее собирать передачи для родственников, отбывающих наказание.
Некоторые источники утверждают, что в связи с ужесточением кризиса в Туркменистане вырос уровень преступности. Якобы отчаявшиеся граждане активнее начали воровать, грабить и даже убивать с целью наживы. Однако пока эта аналитика не выглядит убедительной. В официальных СМИ криминальной хроники нет, но судя по тем редким крупицам информации, что попадают в независимые медиа, говорить о действительно заметных переменах не приходится.
