Айжан Хамит: Меня больше всего возмущает, когда Кантар называют бунтом нищих

Автор -
463

«Пока общество не поймёт, что нужно стоять за всех — неважно, богатый или бедный, образованный или необразованный, глупый или умный, верующий или неверующий, и что человек, живущий на съемной квартире ниже Ташкентской, имеет такое же право на жизнь, как и житель «золотого» квадрата Алматы, разрушительные потрясения в нашем обществе будут происходить и дальше», — считает проживающая в США гражданская активистка Айжан Хамит — последние полгода она неустанно борется за тех казахстанцев, чьи права были попраны в январе. Её интервью опубликовало издание exclusive.kz.

«Их насиловали полицейскими дубинками»

— Мой Кантар начался с моего брата Айдара Ергали – 6 января он вышел на площадь, — рассказывает она. – В тот день связи с Казахстаном уже не было, мне удалось дозвониться по Skype на домашний номер родных. Айдар тогда только что вернулся с  площади. «Ты должна написать о том, что происходит в Казахстане – мир должен знать, что здесь расстреливают безоружных людей. Передаваемая по телевизору официальная версия о напавших на Казахстан 20 тысячах террористов, — вранье».

Мы с ним беседовали часа два, эмоции его перехлестывали, он был очень подавлен. Эти чувства передались и мне – душили слезы и страх за всю нашу семью. Сказала, что если опубликую то, что он мне рассказал, то завтра с ним может что-то случиться, и наши с ним родители никогда мне не простят этого. Брат стал кричать, что я обязана сделать это ради тех, чьи тела сейчас выносят с площади.

Когда я выставила тот текст в соцсетях, Казахстан все еще находился в информационном вакууме, работало только официальное телевидение, поэтому мой пост стал «бомбой». За считанные часы на меня подписалось несколько тысяч человек. Я, может, воздержалась бы в те дни от каких-то комментариев, все-таки я находилась не в Алматы, но брат как бы давал мне напутствие-аманат, когда говорил, что и за ним тоже могут прийти, поэтому кто-то должен рассказать людям обо всем, что происходит в нашем городе.

После той публикации на меня стали выходить журналисты из России – «Эхо Москвы», «Дождь», Euronews, еще кто-то… Интернет-ресурсу «Голос Америки» я тоже дала интервью. Многие журналисты, взяв у меня контакты Айдара, интервьюировали его.

Потом, когда Казахстан вышел из информационного вакуума, пошли сообщения о расстрелах, арестах, пытках. Ко мне стали обращаться люди за помощью — отказать я им не могла. Одной из первых была женщина из Талдыкоргана, разыскивающая своих племянников. Журналистка Инга Иманбай, которая тоже ей помогала, вышла на местных правозащитников.

В те дни я окончательно убедилась, что в Казахстане последние 30 лет шло преднамеренное отупление населения, которое было очень сильно напугано сообщениями о «20 тысячах террористах». Обращаясь ко мне с просьбой помочь их арестованным близким, первое, что спрашивали — выпустят или их оттуда, хотя вся их вина заключалась только в том, что они выходили на площадь.

Мальчиков, племянников той женщины, мы нашли в талдыкорганском ИВС, где их подвергли жестоким пыткам, но они отказались писать заявление на силовиков, хотя все свидетельства были налицо — они еле передвигали ноги: их изнасиловали дубинкой и снимали это на видео. Сотрудники ИВС шантажировали: если они будут жаловаться, то сольют видео в сеть и отправят мальчиков на зону, где их «сделают «петухами». Те, кто побывал в ИВС Семея и Алматы, тоже рассказывают о страшных вещах, но и они тоже побоялись писать заявления о пытках. Говорили, что если сделают это, то их просто убьют.

Когда адвокаты и правозащитники пытались проводить разъяснительную работу, то попавшие за решетку люди отвечали, что напишут заявления на своих мучителей только тогда, когда их вытащат из ИВС. Доводы о том, что за это время все телесные доказательства применения пыток могут зажить, не действовали, — они боялись людей в погонах.

А вот когда некоторых все же вытащили из СИЗО и ИВС, то пошел такой поток признаний, что с ними делали там, что я боялась верить своим ушам! Неужели такое возможно?! В те дни я была совсем далека от правозащитной темы, но, как сказал российский журналист Илья Варламов, когда у человека есть слово и аудитория, то он несёт ответственность перед обществом, он должен донести до него какую-то правду. А я в этом плане человек принципиальный, поэтому ни минуты и не сомневалась в том, что обязана была рассказать, что делают с моим народом.

Моя правозащитная деятельность не прошла для меня даром. Мгновенно стали вешать ярлыки —  продажная, живущая на сборы для жертв Кантара, еще что-то…

«Мамбеты виноваты сами»

По словам Айжан Хамит, часть очень благополучных русскоязычных казахов так и не поняли, что произошло в январе.

—  Они в самом деле уверены, что «эти мамбеты», «колхозники-маргиналы» пришли грабить их город. «Сами виноваты, — говорили они о жертвах Кантара. – продолжает она. — Если бы не выходили на площадь, то и не расстреливали бы их». Для них разрушения, которые происходили с чьей-то подачи, были важнее, чем человеческая жизнь. Но ведь, когда Акорда дала приказ «стрелять без предупреждения на поражение», то под снайперскую пулю мог попасть любой алматинец, даже если он вышел на улицу только ради того, чтобы сбегать в аптеку за лекарством или вынести мусор. Свидетели рассказывали, что те, кто отстреливал людей как в тире, старались попасть в паховую область.

В те дни я поняла, что в правоохранительных органах у нас работают садисты с больной психикой, потому что нормальные люди даже слушать не могут о том, что они творили с людьми. Верующего многодетного отца Самата Нурмуханова забрали за то, что он дал интервью радио Азаттык, где говорил о бедственном положении народа. Мол, 30 лет обещали хорошую жизнь, но где она, если он, работая с утра до вечера, все эти годы мотается по квартирам. Он рассказывал, что в алматинском СИЗО его пытали с перерывами на отдых – устав издеваться, контролеры со смехом и прибаутками садились пить чай. Его беременную жену с тремя детьми в те дни выбросили на улицу со съемной квартиры.

Жасулана Анафияева запинали в ИВС так, что у него треснул череп — он погиб. Его семья проживала вместе с другими родственниками (всего-то 20 человек!) у матери супруги. Первое время Гульзия Анафияева вообще не могла говорить, только плакала. Волонтеры общественного фонда «Асар», к которым я обратилась, пошли навстречу – выделили 12 млн тенге на покупку жилья. Гульзия подходила по всем их критериям – многодетная мать, муж умер в СИЗО. Но жилье за городом (денег хватало только на него) ей не подходило: с шестью маленькими детьми без помощи родственников выживать ей было бы трудно. Когда я объявила сбор средств на платформе краудфандинг, чтобы купить жилье многодетной семье в черте города, то деньги – 18 млн. — были собраны очень быстро, более того – часть средств перечислили ей напрямую. Пока искали и покупали ей дом, понервничали порядком. Полиция не оставляла ее в покое. Пользуясь  юридической неграмотностью женщины, однажды ей принесли некую бумажку. Мол, на машину ее брата поступила жалоба и что ей нужно прийти в горГАИ. Наивная Гульзия поверила в это, но, к счастью, догадалась позвонить мне. Заманив однажды в прокуратуру, отобрали удостоверение личности и с криками требовали от нее признаний — какая террористическая организация ее спонсирует?

И меня тоже отслеживали. В посольстве РК в США наверняка есть список неблагонадежных, с кем другим казахстанцам нежелательно идти на контакты или оказывать помощь. Когда земляки сообщили мне, что некие люди, представившись сотрудниками посольства, расспрашивали, где и на что я живу, то —  от греха подальше — перестала ходить на казахские тусовки, хотя моим детям вовсе не мешало бы чаще слышать родную речь и приобщаться к традициям своего народа.

Но я отвлеклась. Еще одна женщина, которой мы помогли обрести крышу над головой после того, как ее мужа убили на площади — это Светлана Сарсенбаева. Мы, группа энтузиастов, помогли ей построить дом. За несколько месяцев на том месте, где еще недавно была грязная лужа, сейчас вырос красивый большой дом. Проектировал его мой брат Айдар Ергали, профессиональный архитектор, стройкой руководил его друг Айдар Бексултанов, вентиляцию и газовое отопление проводил Ержан, еще один друг. Фото и видеоотчет, куда приложены все чеки, банковские выписки и счет-фактуры, я выложила сейчас на своей странице под хештегом #helpsvetlanasarsenbayeva, чтобы все, кто жертвовал деньги на строительство дома для Светланы и ее детей, мог посмотреть движение средств. Кроме того, мы с братом решили, что выложим в сеть всю проектную и сметную документацию, чтобы любой человек мог построить себе такой же «правильный дом». Если у кого-то есть желание, то Светлана, думаю, удовольствием его покажет «живьем».

Парад титушек

Сейчас в соцсетях появилось много негативной информации о тех, кто занимается организацией помощи жертвам Кантара, в том числе и о Айжан Хамит.

— Я подозреваю, что поступил заказ на намеренную дискредитацию, — утверждает активистка. —  С некоторыми из люто ненавидящих меня, если судить по их постам, мы дружили в соцсетях, с другими я вообще никогда не сталкивалась, но и их вдруг начинает очень интересовать, на что живёт в Америке Айжан Хамит? Я вообще-то работаю, у меня свой магазин на площадке Etsy, я делаю доставку на Uber Eats, хожу на переводы субтитров диснеевских фильмов. Но чтобы оправдаться (не в их глазах, а перед своими подписчиками, которые помогали осуществлять сборы), вынуждена была выложить отчеты по своей зарплате, налоговые декларации, скриншоты всех счетов, включая арендную плату. Моя мама, видимо, права, когда говорит, что инициатива наказуема, поэтому я должна успокоиться, жить тихо-мирно и т.д.

Умом-то я понимаю, что поставлена цель — выбить меня из равновесия и, втянув в этот грязный фарс, заставить постоянно оправдываться, чтобы я забыла про Кантар. Подозреваю также, что за всем этим стоит ещё и человеческий фактор. Для этого необязательно сталкиваться с усиленно поливающими меня и даже моих детей грязью блогерами по каким-то спорным вопросам – достаточно, чтобы они увидели в тебе конкурента. Ну в общем, здесь намешано, помимо заказа, еще и что-то, видимо, очень личное. Причем, с одной из женщин, бросающих грязные намеки в мой адрес, мы раньше дружили. Она также, как и я, находится в эмиграции в США. Жить в чужой стране с двумя детьми, действительно, очень нелегко, но что касается сборов жертвам Кантара, то это легко проверить: я выложила около 50 или 60 отчётов на своей странице по каждому проекту. Зацепиться как-то еще можно за сборы для Акылжана Кисымбаева, которому хотели ампутировать ногу, но у него не было своей банковской карты, и деньги стали поступать на мою карту.

С другой стороны, мне не привыкать – с клеветой я сталкиваюсь не первый раз. Полтора года назад в соцсетях написали что Министерство культуры и спорта РК выделило мне 300 млн тенге, с которыми я «укатила» в США. Пришлось делать официальный запрос в это ведомство и получать подтверждение, что я никогда не получала оттуда деньги. Надо бы обрасти толстой кожей, но я порой и сама не замечаю, как втягиваюсь в эти бесконечные разборки. В этот раз проект под названием «дискредитация» приобрел какой-то по-бабски склочный характер. Он основан на клевете, кляузах и пасквилях. Объектом для этого стала не только я, но и, к примеру, Динара Егеубаева, которая тоже много помогает и словом, и делом попавшим в жернова системы кантаровцев.

Меня больше всего возмущает, когда Кантар называют бунтом нищих. На площадь, мол, вышли необразованные маргиналы. Сытые люди, стоящие по ту сторону баррикад, пытаются внушить обществу, что кто-то имеет право на жизнь, а кто-то — нет. В такие моменты я начинаю сомневаться, что в Казахстане когда-нибудь появится гражданское общество.

Но с другой стороны, когда я пишу в соцсетях, что пострадавшим нужна помощь, то простые, совсем небогатые люди начинают помогать всем миром, и моя вера в казахстанское общество вновь оживает.

Признаюсь, мне тоже страшно: в Казахстане осталась вся семья – престарелые родители и единственный брат. Очень не хотелось бы рисковать их безопасностью, и все же замалчивать то, что произошло в январе, нельзя. Перед этим был Жанаозен, там власти тоже зверствовали, но Кантар, на мой взгляд, был самым громким выступлением нашего народа против человеконенавистнической системы в независимом Казахстане.

Садисты, убивавшие свой народ в СИЗО  и ИВС, ходят вместе с нами в одни магазины, кинотеатры, поют и танцуют на свадьбах, хотя эти нелюди должны стать как минимум нерукопожатными. И пока общество не поймёт, что нужно стоять за всех — неважно, богатый или бедный, образованный или необразованный, глупый или умный — мне кажется, ничего не изменится. Моя хата с краю — будет иметь разрушительный эффект в будущем. А роль блогеров-титушек в том и состоит, что они пытаются разделить людей. К примеру, некая женщина по имени Акмарал, написала про раздавленного жерновами системы Жасулана Анафияева, что он исповедовал запрещённую в Казахстане религию, был салафитом. (То есть, его можно было запинать до смерти?) И раз Айжан Хамит помогает его осиротевшей семье, то не имеет ли она сама отношение к террористическим организациям?

Занимается этим Акмарал, видимо, далеко не бескорыстно. У департамента экономических расследований есть подозрения, что Акмарал хорошо освоила схему по отмыванию государственных грантов на развитие социального предпринимательства через однодневные предприятия-«закрывашки». Ее личным врагом я стала после того, как написала, что она обманом заманила в прокуратуру Гульзию Анафияеву, где той устроили допрос с пристрастием.

При этом эта «спасительница» многодетных мам цинично признается, что она – «инструмент по затыканию ртов многодетных мам». То есть власти используют её как громоотвод. Происходит какое-то резонансное событие с участием матерей, и тут появляется она — собирает пресс-конференцию, где, называя всех лентяйками, призывает идти работать, и тогда у них все будет хорошо — также хорошо, как у нее. Ну и немного о многодетности. Она, по-моему, в условиях Казахстана исходит от религиозности людей: избавляться от ребенка – грех и т.д. Потом ведь, что скрывать, никакого полового воспитания у нас не проводится, в наших школах стесняются говорить про контрацепцию.

После января я узнала, насколько наш народ унижен на своей земле. Не имея постоянного заработка, он вынужден перебиваться случайными подработками. По крайней мере, те, кто пишет мне — это люди, которые приехали в Алматы, чтобы прокормить свои семьи. Они толкают тележки на барахолках, 24 часа в сутки таксуют, работают на стройках, а потом падают с высоты, потому что хозяева экономили деньги на страховках.

Что касается того, что среди вышедших на площадь людей в январе были верующие, то, на мой взгляд, это была случайность. Тем титушкам, которые задаются вопросом, а не попахивает ли это терроризмом, я бы посоветовала вначале разобраться в течениях ислама, коих множество. Среди тех, кому я помогала, двое были приверженцами суфийского ордена Накшбандия, третьи, как, например, Жасулан Амангельдинов, которому заклеивали рот скотчем и обливали кипятком в Алматинском ИВС, не носят никаких бород — они неверующие. Но даже если человек верующий, то почему он обязательно террорист? Наоборот — жена одного из арестованных «в организации беспорядков» верующих сообщила, что муж всегда считал, что идти против действующей власти нельзя. Религиозные люди, если они исповедуют не крайне радикальные течения ислама, обычно против фитнв, то есть смуты и хаоса. Поэтому любая мечеть, а их у нас, мы знаем, великое множество, напоминает филиал Нур-Отана. Там, мне кажется, только и делают, что уговаривают людей жить в мире с властями.

Поделитесь новостью