Журналист Латиф Али Хало размышляет о том, почему современные люди меняют достоинство на доступность и внимание.
Рано утром я беру телефон – на экране значок уведомления. Мой университетский друг Абид опубликовал еще один стих, наполненный пассивной агрессией и оплакивающий его расставание. И это после эмоционально изнурительных откровений в мессенджере в 2 часа ночи, к чему наш круг друзей уже привык. Я вспоминаю недавние его идеальные фото с Амной, заполонившие мою ленту и предвещавшие #couplegoals. Но теперь их тяжелый разрыв театрально разыгрывается во всех его соцсетях, наполняя цифровое пространство, от чего, кажется, невозможно убежать. Задержав палец над лайком, я решаю, что милосерднее промолчать.
Драма рухнувших отношений Абида столкнулась с моим двойственным отношением к соцсетям. Из-за того, что наши миры офлайн и онлайн всё больше сливаются в бесконечное бытие на виду, во что превращается базовое уважение между людьми? Философ Бён-Чхоль Хан в одной из своих книг пишет, что исторически уважение требовало вдумчивости для поддержания межличностной дистанции – не агрессивного избыточного воздействия, а сдержанности, допускающей значимые связи в разумных границах. Этот подход к сохранению достоинства в отношениях сейчас кажется исчезнувшим: в отчаянных попытках получить одобрение извне люди транслируют на публику самые интимные подробности.
Мои родители запретили уже 20-летним младшим братьям заводить профили в соцсетях, называя это тщеславным поиском внимания. Они считали достойным сохранять некую тайну в публичной самопрезентации и уважать индивидуальные предпочтения. Сравните это с нынешней нормой постоянного выброса личной информации в бесконечность. Болезненная публичная истерика Абида вынудила меня задуматься: неужели наши представления о сдержанности изменились настолько серьезно, что в интернете теряется всякое достоинство? Обращение к этому философскому вопросу показалось своевременным после того, как пандемия способствовала праздным просмотрам соцсетей и сомнениям в современных социальных контрактах.
Еще совсем недавно казалось абсурдным демонстрировать свою жизнь в режиме онлайн едва знакомым людям и анонимным подписчикам. Помните, как вы решали, кого добавить в «друзья» в соцсетях? Как выбирали тех, кто был знаком с вашими увлечениями, и чье внимание к вашим постам было бы приятно? Или как принимали запросы на добавление в друзья только от тех, кто уже знали офлайн?
Когда в подростковом возрасте я исследовал просторы интернета, мой путь самопознания проходил в скрытых сферах нишевых чатов и форумов. В отличие от нынешних соцсетей с их упором на лайки и комментарии эти онлайн-пространства не предлагали мгновенного цифрового одобрения. То, что они давали, было гораздо ценнее – место свободного взаимодействия, где я мог исследовать и формировать свою развивающуюся личность. Место, где любопытство и самопознание были важнее погони за лайками и сильнее страха осуждения. Сравните это с сегодняшним стремлением круглосуточно быть на виду и на связи со всеми, с кем сталкивались в прошлом, настоящем и, возможно, будущем. Некогда частный и интимный процесс исследования идентичности теперь выносится в публичную сферу, создавая сложности в разграничении личностного роста и постоянного потока онлайн-взаимодействий.
Как пишет Хан, уважение когда-то основывалось на тщательном соблюдении межличностной дистанции и регулировании взаимодействия посредством сдержанности. Что уходит, когда эти границы уважительной осторожности полностью растворены в безрассудной избыточной откровенности? Склонность делиться слишком личной информацией очень часто вызвана поиском внимания, а не глубины. Разрушенные отношения Абида разыгрываются как спектакль, потому что спектакль обещает больше глаз.
Конечно, у прежних практик были и недостатки. Раньше интернет-анонимность помогала избежать ответственности за унижающее поведение. А тайна, безусловно, способствует насилию. Но сравните это с нынешним стремлением к чрезмерной открытости и поиском внешнего одобрения даже в крайне чувствительных жизненных ситуациях. Пожертвовали ли мы самоуважением ради доступности? Осталось ли у подлинных отношений пространство для развития в офлайн-режиме, прежде чем они будут проданы как контент? Противоречие между приватностью и секретностью – достоинством и обманом – приобрело новое, более острое, цифровое измерение и ждет философского осмысления.
Пока Абид загружает еще одно мрачное стихотворение, я, будучи свидетелем этих отношений с зарождения до краха, сочувствую его страданиям. Но не спешу назвать его чрезмерную открытость уязвимостью, потому что каждое новое его откровение усиливает в нашей группе друзей чувство неловкости. Исследования подтверждают: лайки активируют нейронные цепи вознаграждения, стимулируя такие области, как прилежащее ядро, которое реагирует на удовольствие и одобрение. Я думаю о последствиях восхваления уязвимости в тот момент, когда обнажение очередной эмоциональной раны усугубляет наш дискомфорт. Может ли искренняя этичная близость процветать без четко определенных границ? Или мы невольно жертвуем ее глубиной ради поверхностной симуляции поддержки, в то время как сложность наших личных миров деградирует под давлением социальных платформ?
Всего несколько недель назад на фото в соцсетях Абид и Амна изображали завидное блаженство. Но когда я встретил Амну, она рассказала, что с момента их скандального разрыва постоянно терпит в сети анонимные оскорбления и психологическое насилие.
«Каждое утро я просыпаюсь, боясь открыть свой телефон и обнаружить новые сообщения с фейковых аккаунтов с нападками на меня, – говорит она чуть не плача. – Они бросаются ужасными сексистскими оскорблениями, обзывают мерзавкой, мошенницей, словами, которые лучше не повторять,… и нет возможности остановить эту безликую и ловкую толпу, пытающуюся сломать меня».
Она рассказала, как часто плачет перед сном, чувствуя себя оскорбленной отвратительной ложью, создавшей фальшивую историю о ее прошлом и характере. Когда-то искренняя и полная жизни, она ушла из цифрового пространства и общественной деятельности, которые жизненно важны для нее как активистки и предпринимателя.
Она опубликовала один угрожающий пост из аккаунта под названием JusticeForAbid, в котором ее бывшего партнера восхваляли, а ее изображали как манипулятора и агрессора. И хотя я видел, как подобное преследование мучает ее, но был не в состоянии успокоить, потому что сетевая жестокость, провоцируемая анонимностью, слишком глубока. Неудивительно, что Амна выглядела полностью лишенной того света и радости, что наполняли ее, когда она стремилась продвинуть в сети свое сообщество. Этот токсичный театр нанес гораздо больший ущерб, чем я ожидал.
Углубившись в изучение того, как соцсети перестраивают социальные контракты, я начал исследовать издевательство в интернете. Помимо негативного влияния на нормы приватности анонимность часто оказывает дегуманизирующее воздействие. Работа Хана демонстрирует, насколько резко подобное пренебрежение к другим людям отличается от традиционных представлений об уважении. Истинное уважение означает, что даже к разногласиям нужно подходить с рассуждением и вдумчивостью. Теперь же многие онлайн-дискуссии сводятся к трайбализму и острым конфликтам, провоцируемым этими «ловкими толпами».
Опрос, проведенный Pew Research Center в 2021 году, показал, что 64% пользователей соцсетей в возрасте от 18 до 29 лет подвергались онлайн-преследованиям или оскорблениям, причем в большинстве случаев от анонимов. Анонимность, обеспечиваемая цифровыми пространствами, похоже, снимает запреты на неэтичное поведение – легко забывается, что по ту сторону экранов находятся живые люди.
Данные также свидетельствуют, что онлайн-анонимность напрямую приводит к травмирующим переживаниям, особенно среди обособленных групп. В исследовании, проведенном Compassion in Politics в 2022 году, 72% участников заявили, что подвергались оскорблениям с анонимных или фальшивых аккаунтов. Распространяемые через них предрассудки позволяют фанатикам дегуманизировать жертв без негативных для себя последствий. Ученые подчеркивают: подобная, причиняющая страдания риторика в отношении конкретной личности часто вызывает глубокую травму и чувство бессилия. Согласно многочисленным данным, постоянные ненавистнические высказывания в сети наносят всё более глубокие психологические раны. Жертвы анонимной онлайн-травли сообщают о кошмарах, о страхе, вынуждающем уходить из цифрового пространства, о депрессии и симптомах, подобных ПТСР.
Неконтролируемая жестокость, исходящая от анонимных и фальшивых аккаунтов, причиняет колоссальные страдания. Эксперты утверждают, что совершенствование методов онлайн-верификации способно помочь в обуздании токсичного поведения, под маской анонимности разъедающего социальную ткань. Но, помимо политических решений, мы должны способствовать и культурным сдвигам, выбирая достоинство и взаимопонимание в качестве основы для самопроявления в любых пространствах – реальных или цифровых.
Достоинство – это врожденная ценность всех людей, независимо от их принадлежности. Но оно утрачивается, когда в частную жизнь вовлечены социальные сети и коммуникации без уважительной дистанции, позволяющей взаимопониманию укорениться. При слишком большом объеме онлайн-общения эмпатия отвергается как то, что отнимает много времени. Я был свидетелем распространения токсичных и поляризующих мнений, которые не столько наводят мосты, сколько цементируют в своих идеологиях. Как предупреждает Хан: «Общество без уважения, без чувства дистанции прокладывает путь обществу злословия». Исследования доказывают: токсичные мнения и онлайн-поведение усиливают поляризацию и непонимание. Как в этой среде укорениться разделяемой всеми истине и взаимному уважению?
Философ Маршалл Маклюэн в своей книге «Понимание медиа» (1964) рассматривал новые технологии как приращение наших способностей: оно обеспечивает им больший масштаб, но требует моральной бдительности в отношении возможных последствий. Я размышлял об этом. И, несмотря на мои опасения по поводу сетевой утраты приватности и пересмотра социальных контрактов, меня увлекает возможность глобальной взаимосвязи. Я помню День Земли, когда мои университетские друзья, вдохновившись призывами в соцсетях, скоординировались на уборку побережья.
Не только активизм вызывает гордость, но и видео друга-музыканта, набравшего 2 миллиона просмотров и получившего признание, хотя я понимаю всю мимолетность интернет-славы. Я чувствую себя тронутым, даже когда забытые школьные контакты время от времени появляются благодаря нашей связи в соцсетях. И хотя в интернете полно токсичности, но я был свидетелем и того, как цифровая самоорганизация разоблачает несправедливость и с помощью коллективных действий стимулирует перемены с очень большой скоростью. Всё это показывает: социальные сети помогают человеческому потенциалу преодолеть свои физические ограничения.
Тем не менее, Маклюэн предупреждал: даже полезные технологии при чрезмерном использовании способны нивелировать нашу человечность, и это должно постоянно быть в центре этических размышлений. Стремясь поделиться в сети своими достижениями, я думаю о том, не жертвую ли своим обоснованным самоуважением ради поверхностного внешнего одобрения? Демонстрирую ли сам уважение на платформах, предназначенных для монетизации внимания и данных? Если в сети границы иллюзорны, какую ответственность налагает стремление быть всегда на виду?
Идея Хана об уважении предполагает разумную осторожность при поддержании дистанции: в противном случае интимное выставляется напоказ, а личное становится достоянием публики. При этом для развития подлинной близости необходимо сначала дать развиться личности человека. Маклюэн в свою очередь считает, что понимание того, как медиа достраивают нас самих, позволяет нам контролировать их воздействие. Между этими системами идей и может возникнуть путь к тому, как согласовать технологии и непреходящие ценности.
Возвращаюсь к драме Абида, эпизодически разыгрываемой в сети. За сочувствием к его горю прячется сожаление по поводу того, как публично растаптывается взаимное уважение между двумя людьми и их достоинство. Многогранность их внутреннего мира растворяется в одномерности того, что получило внешнюю поддержку, не имеющую особого значения. На фоне избыточной презентации Абида поддержка даже с благими намерениями лишена, как отметил бы Хан, глубокого интереса и понимания.
Однако я не решаюсь и на откровенный технофобский протекционизм, потому что был свидетелем того, как социальные сети расширяют возможности притесняемых групп и налаживают связи вопреки всему. Маклюэн вынуждает меня признать: усиливающиеся и опасные аспекты медиа – это отражение наших собственных способностей. И предупреждает: мы создаем инструменты, которые в свою очередь пересоздадут нас.
Я думаю про древнюю мудрость о самопознании, определяющем судьбу. Внутренне здоровые моральные основы позволяют внешним связям увеличивать коллективный потенциал. Но даже передовые технологии сами по себе не могут спасти нас от потери связи с ключевыми человеческими потребностями. Чтобы в быстро растущих виртуальных мирах сохранить достоинство, правду и общность, мы должны сделать основой цифрового гражданства прежние ценности сдержанности и сакральности внутренней жизни. Наша человечность устоит лишь в том случае, если мы будем поддерживать этичные отношения с помощью разумности и милосердия, которые усвоены вне сети.
