Как жители Туркменистана обходят тотальную блокировку интернета, рассказал журналист

— В управлении кибербезопасностью тоже не дураки сидят. Для одних они делают свободные белые IP — то есть ты пришел домой, включил компьютер, открыл интернет, у тебя есть все. Для менее платежеспособных они создают VPN-сервисы на своих же серверах, на тех же своих белых списках. Их уже они массово отдают в народ за гораздо меньшую сумму. Условно за 300 манатов, что равно примерно $15 в месяц. Их в управлении кибербезопасности предлагают через сеть своих посредников, и народ ими активно пользуется.

— А в чем логика тогда запрещать все и блокировать? Как раз чтобы зарабатывать на этом?

— Именно, и на это мы и давили в своих публикациях. Я это вижу так: приходит чиновник, скажем, из Министерства национальной безопасности Туркменистана, это аналог вашего ФСБ, к президенту и говорит: вот надо бы интернет ограничить. А то там всякое распространяется, и религиозники сидят, и порнографию можно посмотреть, да и все эти черти там, которые нашу страну поливают грязью. Народ их читает, тиктоками этими пользуется. Президент говорит: конечно, если надо, закрывайте. Они и закрывают. Но, понимаете, им этого мало. Окей, я как гражданин Туркменистана могу, условно, пережить закрытие сайта какого-нибудь Turkmen.news. Буду где-нибудь иногда читать, но каждый день на него заходить не буду. Зато остальным интернетом я могу пользоваться свободно. Но при доступности всего остального у них, у сотрудников службы кибербезопасности, будет мало клиентов и денег.

А если ты закрываешь весь интернет, народ уже будет вынужден искать альтернативные пути, как-то этот доступ пробивать. И тут — вуаля! — выскакивает кто-то и говорит: а я тебе дам интернет за деньги. Мое понимание таково, что президент просто был не в курсе масштабов блокировок в стране. Ему элементарно боятся донести, боятся сказать. Потому что от блокировок страдает не только население, но и ключевые министерства и банки.

Допустим, условное Министерство иностранных дел не имеет доступа к Google Meet, Zoom, или Skype перестал работать. А им надо как-то связываться с миром и друг другом. Но киберчерти, как мы называем службу кибербезопасности на своем профессиональном сленге в редакции, внесли все эти возможности связи в черный список. И все, что базируется на заблокированных хостингах, в стране не открывается. А это куча самых полезных и безобидных для туркменского режима ресурсов.

— В Туркменистане были попытки создать фаервол, как в Китае, внутреннюю альтернативу интернета? И вообще — это возможно?

— У нас есть целая программа развития собственного «Туркменета», нам ее слили, и мы ее публиковали. Это действительно аналог какого-то внутреннего интернета, наподобие того, что есть в Северной Корее. Но она пока еще не реализована. И я не думаю, что она будет реализована когда-либо, потому что без интернета современная страна существовать не может. Что касается фаервола — понимаете, Туркменистан совершенно коррумпированная страна. Условно, мне выделили $1 млн на закупку хорошего, проверенного западного оборудования. А чиновник в Туркменистане думает: а зачем, можно же купить в соседнем переулке что-то схожее, но гораздо дешевле, а деньги просто положить себе в карман. Так они и сделали. Им дали деньги на какой-то крутой софт и даже хард. Но они пошли и купили продукт у фирмы-однодневки из Сингапура, о которой никто в профессиональной сфере никогда не слышал. И в итоге все к черту заблокировали. Либо в Туркменистане это как-то неумело настроили, либо это софт такой.

Так вот, совершенно недавно, буквально месяц-полтора назад, мы писали, что все три четверти миллиарда заблокированных IP-адресов власти вернули в Туркменистан, то есть они снова стали доступны. Да, в Туркменистане по-прежнему заблокированы сайты экстремистов и террористов, порносайты, все оппозиционные и правозащитные сайты. Но по крайней мере стал доступен любой конвенциональный VPN. Вы можете его скачать с AppStore или Google Play, установить, и он пашет. А раньше и этого не было. В Туркменистане все было настолько массово заблокировано, что люди делали себе custom build VPN, чтобы пользоваться VPN. То есть кастомно кто-то покупал сервер, сначала этот сервер тестировал, пашет ли он в Туркменистане, будет ли он открываться. И потом уже на базе OpenVPN в протоколе строили свой VPN. Вот так и работало.

— Вы сказали, что президент, по вашему мнению, не знал о масштабах блокировок интернета. Вы имеете в виду Сердара Бердымухамедова или его отца Гурбангулы Бердымухамедова, который передал ему власть по наследству, но, как говорят, продолжает управлять республикой?

— Я имею в виду Сердара. А не знал он в том смысле, что дал задание что-то закрыть, а откусили, как говорится, всю руку, закрыли вообще весь интернет.

— Когда это произошло?

— Это случилось не за ночь, а происходило на протяжении двух-трех лет. Сначала это закроют, то закроют, а потом бац — и выясняется, что ничего недоступно. Как сейчас в России делают. Но плюс Сердара в том, и мы это точно знаем, что он читает оппозиционную прессу чуть ли не на ежедневной основе. И мы все эти вещи, представив, будто он наш единственный читатель, по полочкам раскладываем. Говорим, что не так и что надо сделать. Почему этим его решением закрыть доступ к каким-то сегментам интернета пользуются не так, как это предполагалось. Ведь мы даже по именам этих киберчертей назвали, которые сумели заработать на блокировках миллионы долларов. Нам слили всю эту информацию. Мы проверили, мы это дали, и им потом сильно за это влетело. Так что повторюсь: плюс Сердара Бердымухамедова в том, что он, в отличие от своего отца, все читает и смотрит. И он в шоке от некоторых вещей, которые происходят буквально у него под носом.

— Вы надеетесь, что когда Гурбангулы Бердымухамедов окончательно перестанет влиять на происходящее в стране, его сын Сердар не станет новым диктатором? И поведет Туркменистан по пути демократизации?

— Положение Сердара на политической арене пока еще не слишком стабильно, отец далеко от него не отходит. Я предполагаю, что все ключевые решения в стране Сердар Бердымухамедов все еще согласует со своим отцом, и у него, безусловно, нет всей полноты власти на данный момент. Он ограничен в принятии каких-то глобальных решений. Например, большая проблема — в Туркменистане до сих пор существуют два курса валют: официальный, банковский курс доллара и рыночный, черный. У Сердара нет власти поменять эту порочную систему. Но он, как нам сообщают и в дипломатическом корпусе, набирает эту власть со скоростью ахалтекинского скакуна, понемногу укрепляется.

Например, силовой блок остался наследием его отца, Сердар его перенял. А потом потихоньку начал расставлять там своих людей. Это занимает время, но вот глава МВД сменился, глава Верховного суда сменился, генпрокурор сменился. А это ключевые люди. Если случится так, что отца Сердара сейчас не станет, его положение все еще будет довольно шатким. Но если это случится через год, два, три, пять, то Сердар уже достаточно окрепнет. Считать его будущим таким Горбачевым я бы, конечно, не стал. Но я хочу верить, что в случае смерти своего отца он поведет страну в правильном направлении, захочет развивать ее цивилизованным путем.

— Что дает вам основания для такой надежды?

— У меня на это есть несколько причин. Во-первых, ему власть была отдана. Он за нее не боролся, он за нее никого не убивал, не сажал в тюрьму. Ему на блюдечке с голубой каемочкой принесли эту власть. Дали ножичек и вилочку, сказали: вот, режь, кушай и сиди. Он не давал взяток за эту должность. Он не пробивал себе этот путь локтями или деньгами. В отличие от своего отца, он хоть и немного, но видел западную жизнь, когда учился в Швейцарии. Он видел и сам Туркменистан перед тем, как вступил в должность президента. Он был и губернатором, и замминистра иностранных дел, и депутатом парламента, был в торговле, в Минсельхозе. Он видел изнутри, как функционирует Туркменистан, как двигаются эти винтики и болтики. Я думаю, что он понимает, как это все плохо работает. И мне кажется, закрепись он и получи всю полноту власти, он бы потихоньку вот эти конюшни разгребал.

— Насколько я помню, первое, что он сделал в должности президента, это ввел новые ограничения для туркменских женщин. По-моему, это скорее говорит о его консервативных взглядах, чем о прогрессивных.

— Вы запреты салонов красоты имеете в виду? Это случилось действительно при нем, но я бы не стал утверждать, что Сердар Бердымухамедов отдал приказ и сказал: все, давайте их закроем. Как известно, есть цари, а есть нехорошие бояре. Я в это не особо верю, но тогда действительно кто-то просто перестарался с исполнением.

— А как вообще в Туркменистане реагируют на такие радикально консервативные реформы? Например, с запретами салонов красоты. Насколько это возмутительно и непопулярно в обществе?

— Как и в любом в обществе, 50 на 50. Есть консервативная часть, которая считает, что женщина должна сидеть дома и не высовываться. А есть продвинутые люди, которые сказали — что за херня? И потом, в Туркменистане не закрывали все салоны красоты. Закрывали те салоны, где совершали процедуры, связанные с проникновением под кожу, — уколы и подобные вещи. Просто пойти накраситься, сделать маникюр, педикюр — пожалуйста, на каждом углу таких салонов полно. Более того, причиной запрета стал инцидент, когда женщине, которая имеет то ли высокопоставленного мужа, то ли высокопоставленного любовника, что-то сделали не так, как-то ее изуродовали. Все это пошло выше, там взбесились и начали проводить эти рейды. То есть здесь не было какого-то политического решения по отношению к женщинам в Туркменистане.

— А вы как редактор заблокированного в Туркменистане ресурса уже почувствовали на себе послабления в доступе к интернету?

— Частично да. Во-первых, стало больше пользователей соцсетей из Туркменистана. Откройте тикток — некоторые видео из туркменского сегмента набирают сотни тысяч просмотров, есть очень продвинутые и популярные каналы. Я замечаю, что больше людей стали выходить в телеграм, который тоже был недоступен в Туркменистане.

— А теперь телеграм открыт или только по VPN можно зайти?

— Только по VPN, но стало проще с VPN, вот в чем плюс. И увеличилось количество людей в Туркменистане, общающихся со мной, что-то сообщающих и посылающих информацию.

— В апреле на канале Ильи Варламова вышел ролик про Туркменистан, про строительство Аркадага, личного города Гурбангулы Бердымухамедова. Такие ролики на ютубе смотрят в Туркменистане?

— Я знаю, что много людей из Туркменистана оставляют там комментарии, есть и хейтеры. Скорее всего, их большинство, но это не потому, что общество так разделено, просто те, кто хотел бы этот ролик поддержать, они из-за страха не рискнут что-то написать. Они посмотрели, улыбнулись, кивнули головой и сказали, что Варламов молодец. Но оставлять такие комментарии чревато, потому что они в Туркменистане отслеживаются. Там есть люди, которые получают зарплату за то, что сидят где-то в темной комнате и читают комментарии под роликами на ютубе и смотрят тикток. Но знаете, я вижу, что потихоньку люди пытаются как-то высказываться, что-то писать. Потому что — ну сколько можно?

— То есть смотреть и читать будто бы возможность дали, но пользователи интернета стараются не светиться и не комментировать?

— Да, пока что это самая хорошая стратегия и лучший способ оставаться живым и на свободе. В июне вышел на свободу мой корреспондент Нургельды Халыков, отсидев четыре года полностью. В 2020 году его посадили за фотографию, которую он мне переслал. Это была фотография делегации ВОЗ, которая посещала Туркменистан. Фото причем сделал не он сам, а его подруга. Она выложила ее в инстаграм, он увидел, скопировал. У нас это большая тема в тот момент была, потому что правительство Туркменистана отвергало наличие в стране коронавируса, хотя люди гибли сотнями. И мы целую доску памяти создали — с нашими ограниченными ресурсами и возможностями смогли обнародовать имена порядка 100 человек с фотографиями, биографиями и обстоятельствами гибели. И он попался за эту фотографию, ему дали четыре года, придумали статью, сфальсифицировали, якобы он занимался мошенничеством. Мой корреспондент вышел, отсидев от звонка до звонка, несмотря на все призывы его освободить. В тюрьме ему угробили здоровье, молодой парнишка совсем. Сейчас в колониях остаются активисты, и их довольно много. Большинство еще из той волны — посаженных в 2020–2022 годах. Кто-то написал стихотворение о тяжелой жизни в Туркменистане — у нас был сильнейший продуктовый кризис с 2018 по 2021 год. Люди ночами дежурили перед госмагазинами в надежде купить там субсидированные куриные окорочка или по полкило сахара на человека. И вот человек написал стихотворение о тяжелой жизни во время коронавируса, опубликовал его на ютубе, и его забрали, пять лет дали. Мурат Овезов его зовут, до сих пор сидит.

— Возможно ли сейчас уехать из Туркменистана? Насколько доступна эмиграция из страны?

— После пандемии у нас в Туркменистане открылись полноценные границы, и люди стали много летать, например во Франкфурт. У нас есть прямой рейс Ашхабад-Франкфурт, и самолеты практически полные. Это хорошо, потому что люди видят другую жизнь, видят, что, оказывается, есть страны, где государство на самом деле для человека, хотя этот этот лозунг не висит на каждом столбе и на каждом здании. И потом они возвращаются в Туркменистан и опять сталкиваются со всем этим. Чтобы взять любую справку, нужно найти в своем календаре день, пойти за ней физически, поругаться с кем-то, заплатить кому надо. И с боем, с нервами взять эту заветную справочку. Я условно говорю, но любой вопрос в Туркменистане решается только так.

Вы знаете, у нас есть миграционная служба Туркменистана, и она ведет себя таким же образом, как и управление по кибербезопасности. Они превратили право человека выехать из страны в собственный бизнес. Они могут произвольно сказать: вы, госпожа Мария Литвинова, сегодня не выедете никуда. Вы сдали багаж, подошли к паспортному окошку в аэропорту, и вам вот такое заявляют без объяснений причин. Езжайте в свой регион, посетите там миграционную службу, они вам все скажут. Но когда вы пойдете туда и спросите: what the fuck, почему меня не пустили, вам ответят, что у вас все чисто, на вас ничего нет. Ну а потом, если вы простолюдин, чтобы выехать из страны, вам нужно будет дать денежку. Чтобы вашу фамилию из этого черного списка, в который они сами же ее и сунули, убрать. Они превратили это в бизнес.

Пройдешь ты или нет паспортный контроль — каждый раз игра в лотерею. Повезет — пройдешь, не повезет — не пройдешь. У некоторых людей есть больше риска, то есть изначально данных, которые могут препятствовать выезду. Например, если вы молодая женщина и летите куда-нибудь в Дубай или в Турцию, то больше шансов, что вас тормознут. Или вы молодой человек, который едет на учебу, — тоже больше шансов быть развернутым на границе. Кстати, ехать якобы на учебу — это сейчас популярный способ сбежать из страны на заработки. В ту же Россию едут работать пачками, и стар и млад, как говорится. Но есть и люди, которые, я в начале говорил, полными самолетам летают во Франкфурт. Многие ездят и в Милан сейчас.

— Но это какие-то обеспеченные люди из определенных слоев?

— Если в семье работают оба взрослых, у которых есть собственное жилье, и им не надо выплачивать кредит за квартиру, есть неплохая работа — например частный предприниматель, госслужащий на хорошем посту или врач, они имеют больше материальных возможностей на выезд. Врачи у нас очень небедные люди, но не потому, что у них зарплата высокая, а потому, что они делают много левых денег. Каждое движение врача в Туркменистане стоит денег. Чтобы медсестра элементарно не больно сделала укол или капельницу поставила, ей нужно сунуть в карман бумажку. Вот эти люди могут себе позволить ездить. У нас сформировались популярные туристические направления — Куала-Лумпур, Вьетнам. То есть народ ездит. Местные турагентства придумали целые туристические пакеты, пять или семь дней all inclusive или полупансион. И вот они ездят по мировым меркам за очень небольшие деньги, так как авиабилеты субсидируются, и цены на них не мировые. Например, 4 тысячи манатов в Куала-Лумпур — это 200 долларов. Не знаю, много это или мало, но некоторые жители Туркменистана могут себе это позволить.

— Какая в среднем сейчас зарплата в Туркменистане, если смотреть в реальном пересчете на доллары?

— Школьный учитель высшей категории на полной ставке, например, может получать в районе 5–6 тысяч манатов, это $250–300. По туркменским меркам, это мало, но больше, чем у многих. У нас есть люди, которые живут на 2 тысячи манатов, а это $100 в месяц. Есть пенсионеры, которые получают по 600 манатов, это вообще $30. Поэтому те самые 5–6 тысяч манатов — да, прожить можно, не балуя себя. Но только в том случае, если в семье двое получают по столько, и плюс у них нет каких-то глобальных затрат. Например, не надо тратиться на лечение хронического заболевания или выплату кредита. Если нет долгов и всего этого, то это считается сносной зарплатой.

— Ездить на заработки в Россию из-за войны с Украиной стало меньше граждан Туркменистана?

— Больше, намного больше, чем до войны. И часто едут люди, не знающие ни слова по-русски, готовые жить в любых условиях. Они часто становятся жертвами мошенничества и обмана. Потому что уровень образования, осведомленности у многих людей в Туркменистане крайне низок. Они едут в Россию с туристической визой, а им лапшу на уши повесили, сказали, что у них виза рабочая. А потом по истечении срока действия визы они уходят в серую зону и становятся нелегалами.

Сейчас очень много туркменов находится в вашем депортационном центре Сахарово в Москве. И на каждом рейсе в Туркменистан из России есть депортники.

— Что с этими людьми происходит в Туркменистане, когда их депортируют из России?

— С ними проводится беседа, где их расспрашивают, что, почему и как. А потом их включают в списки невыездных, по закону это возможно. Но миграционная служба Туркменистана, как я уже сказал, это номер один по коррумпированности. Например, можно выйти из тюрьмы, заплатить взятку и уехать из страны. Доходит до того, что люди могут себе за деньги поменять статью Уголовного кодекса, по которой их судят. То есть заплати — и тебе дадут не ту статью, которая предполагает пятнашку, а ее более мягкую версию, которая предусматривает шесть лет. Это стоит больших денег. Но люди знают: зачем сидеть дополнительные 5–10 лет, если можно дать денег, а потом заработать и отдать долги?

— Жители Туркменистана следят за политическими событиями в России? Как они воспринимают войну России с Украиной, которая, как и Туркменистан, в прошлом была советской республикой?

— Да, следят. И, к сожалению, большинство, может быть процентов 60–70 населения, поддерживают нынешнее руководство России и его действия в отношении политических оппонентов и стран-соседей. Но они начинают задумываться, когда задаешь вопросы: а вдруг Путину взбредет в голову, что и Туркменистан был в составе и царской России, и Советского Союза? Город Красноводск, сейчас Туркменбаши называется, считается основанным русскими. Как бы вы себя повели, если бы он захотел все это вернуть через войну? Тогда люди говорят: а мы-то что? Мы же друзья с Россией. Так и Украина когда-то была другом России.

Конечно, большое влияние на жителей Туркменистана оказывает российское телевидение. Люди его смотрят, несмотря на доступность, допустим, турецких каналов. Ну, хотя и турецкие каналы, знаете… Там у них свой идол, Эрдоган, и через ТВ передается его видение, его трактовка положения дел в мире. Туркменское телевидение в Туркменистане никто не смотрит. Более образованные люди смотрят хотя бы Euronews, телеканал «Дождь» по кабельному. Но в основном русскоязычные люди смотрят российское телевидение, к сожалению.