Правительству Казахстана будет дешевле сейчас спасти от разорения сотни хозяйств, занимающихся выращиванием хлеба, чем потом бороться с последствиями массового переезда крестьян в города.
Такое мнение высказал «Каравану» Евгений Карабанов, официальный представитель Зернового союза Казахстана.
— На днях министр сельского хозяйства Айдарбек Сапаров сказал, что 119 фермеров задолжали более пяти миллиардов тенге. В целом, по его словам, село сильно закредитовано. Это создает большие риски возможного разорения сельских предприятий. Как это может отразиться на селе?
— Здесь нужно понимать специфику нашего сельского хозяйства. Многие хозяйства являются системообразующими для своих сел. Они дают работу односельчанам, поддерживают инфраструктуру, зимой обогревают колонки и чистят дороги. На них повесили все что можно. Теперь представляем, что этот фермер обанкротился. Земля его никому не нужна – до райцентра далеко. Пашня зарастает сорняком. Люди без работы, они уезжают. Пройдет два-три года – от села ничего не останется, потому что там не будет людей. Я это видел в Северном Казахстане начиная с 1997 года: прекрасные села через 20 лет умирают. Там даже столбы снимают. Где-то и власти помогают: если в селе закрыли школу, значит, это село в ближайшее время умрет.
— Куда поедут люди?
— Эта масса людей поедет в города. Может быть, пожилые уедут в райцентр, но молодые — точно в города. Нагрузка на городскую инфраструктуру резко возрастет. Если это будет происходить массово, то вокруг Астаны и Алматы появятся фавелы. Не просто неблагополучные районы, а трущобы с картонными коробками, где живут люди.
Где-то я читал, что создание одного рабочего места в городе стоит 14 млн тенге. Сюда входят все социальные объекты – поликлиники, детсады, школы, коммунальные расходы – очистка улиц, подержание порядка, инфраструктура, полиция. Вот что страшно, когда большая масса людей ринется в города. Мы сможем обеспечить их работой? Нет. Сможем обеспечить их всех жильем? Нет, конечно. Криминогенная обстановка сразу же будет ухудшаться.
Лучше всего нормально выработать меры господдержки, начать обучать фермеров, создать систему лизинга сельхозтехники, возможность дешёвого кредитования. Это будет намного дешевле, чем создавать рабочие места в городах.
— Вы считаете, что для снижения рисков разорения надо обучать крестьян. Этим, по идее, должны заниматься отраслевые союзы и ассоциации. И минсельхоз должен их только подталкивать…
— Кто-то должен все это финансировать. Кто даст деньги? Пока это неясно. Но человек должен понимать, что он делает и как поднять свои доходы. Или снизить расходы.
Например, в этом году надо было провести защитные мероприятия от грибковых заболеваний зерна. Это помогло спасти от 30 до 50 процентов урожая. Те, кто работал, получили 30 центнеров урожая, кто не работал – 13-15 центнеров. Соответственно, экономика одних и вторых будет выглядеть по-разному.
Здесь есть вина и фермеров, и государства, его профильного министерства. Этот год был благоприятным для грибов. А значит — и для грибковых заболеваний. Кто-то сразу купил нужные препараты, другие опомнились позже, когда препараты уже закончились. А другие ничего не сделали.
В Аркалыке никогда не видели эту ржавчину. Я разговаривал с представителями крупных компаний, и они не видели причин тратить деньги на фунгициды: прекрасный колос стоит. А когда зашли на поле молотить, оказалось зерно в колосе пустое. А это еще и потери в качестве. Вместо третьего класса (продовольственное зерно – Ред.) получили пятый класс (кормовое зерно – Ред.). Зерно получилось не до конца сформированное, щуплое.
Поэтому, когда мы говорим об агрокомпетенциях, мы не слышали ни от одного нашего профильного ведомства тревоги и криков, что надо поля обрабатывать от грибка.
— Когда говорят о поддержке села, всегда приводят в пример Россию. В основном из-за схожести климата. За счет чего выигрывают соседи?
— У них хорошо развита агронаука, высокий уровень агроподдержки в части кредитования и доступности необходимых компонентов средств защиты растений и удобрений. Но все упирается в доступность кредитования. У них это отработано лучше. И до повышения ставок у них были очень льготные условия для фермеров. Они под 6 % кредитовали своих фермеров в рублях.
— Россия начала свою программу развития АПК в 2014 году, и в 2021 году отрасль отчиталась о выполнении этой программы. Мы за это время попытались сделать три программы развития АПК, но две провалились, третью тихо положили под сукно.
— К сожалению, это так. У нас нет преемственности. У нас слишком часто меняются министры сельского хозяйства. Каждый новый руководитель вносит свои изменения в программу, меняет приоритетность направлений.
Во-вторых, сами программы достаточно сырые. Для чего в Мангыстау выращивать крупный рогатый скот? А потом его спасать, напрягая КТЖ, который должен возить через всю страну корм. Зачем? Не проще ли возить туда готовое мясо? Там можно развивать верблюдоводство, отгонное животноводство. Те отрасли, которые не требуют высококачественных кормов. Современное животноводство — это очень интенсивный процесс. Если ты не кормишь животное, как положено, то ты не получишь своей продукции. Для меня это лишний способ получить от государства поддержку. А государству не стоит вестись на это. Здесь надо четко сказать, что бюджет будет давать субсидии для ферм по выращиванию КРС только в определенных областях. Точно так же по овцеводству, по верблюдам. Если хотите – выращивайте, где хотите, но поддержку вы не получите. Я уверен, тогда никто не будет начинать такие проекты.
— Экономисты считают, что Казахстану не надо выращивать столько зерна. Как считаете Вы?
— Отчасти — да. Производить надо то, что ты можешь продать на рынке. На сегодня пшеница и ячмень продаются хуже, чем масличные. Значит надо приоритет сделать на производство масличных. Но здесь очень важна роль государства, министерства сельского хозяйства. Это не в ладоши хлопнуть и сказать, что завтра выращиваю семечку или сою. Для этого нужны агротехнологии, техника, значит, нужны лизинговые программы, нужно создавать компетенции (обучать крестьян — Ред.), нужны рекомендации, что в какой области лучше выращивать.
Видно, что мы говорим о комплексном подходе. Снова. Не о прорывах, прорывных проектах, прорывных решениях. А о методически взвешенных и реализованных программах.
— Есть ли шанс у Казахстана нарастить переработку зерна, о чем говорил президент страны?
— Мировой рынок муки – 15-16 млн тонн в год. Торговля пшеницей – 200 млн тонн. Разница в объёмах на порядок. Сжатие рынка муки – это неизбежный процесс. Из всех ведущих экспортеров муки только Казахстан, Россия, Евросоюз, Канада и Аргентина входят в десятку крупнейших экспортеров зерна.
Почему в это число мы входим? Потому, что у нас есть Афганистан. Как только Афганистан наладит свои мукомольные мощности, наша торговля здесь тоже схлопнется.
Почему Турция была лидером по экспорту муки? Потому что она очень удачно расположена и может продавать свои товары в Северную Африку и Ирак. Как только Ирак нарастил производство своего зерна, Турция тут же сдулась. Все это очень нестабильно. А вот производство и торговля зерном – это стабильно. Потому что муку, особенно в жарком климате, можно хранить 3-4 месяца, а зерно лежит годами. Муку надо перевозить особыми вагонами, она гигроскопична – хорошо впитывает влагу. Пшеницу можно перевозить универсальными сухогрузами, которые возят руду, уголь, окатыши. Конечно, при соответствующей промывке трюмов. Пшеницу легче покупать у разных стран. То есть диверсифицировать поставки.
Значит, нам тоже надо диверсифицировать производство. Например, уходить в производство жиров. Это более маневренный рынок. Но когда приходишь в любой государственный орган и что- то предлагаешь, то слышишь один ответ: денег нет.
