Лидеры Америки, России и Китая теперь все нацелены на территориальную экспансию, пишет обозреватель Гидеон Рахман для The Financial Times.
Вы слышали о неолиберализме и неоконсерватизме. А теперь — добро пожаловать в эпоху неоимпериализма.
Самым поразительным моментом инаугурационной речи Дональда Трампа в прошлом месяце стало его обещание, что США «снова будут считать себя растущей нацией — той, что увеличивает свое богатство и расширяет территорию».
Надежды на то, что разговоры Трампа о территориальной экспансии были лишь пустым риторическим приемом, угасли. Слишком часто президент упоминает о зарубежных территориях, которые он хотел бы заполучить, чтобы можно было игнорировать или списывать это на случайность.
Трамп уверенно заявлял, что Америка «заполучит Гренландию». Он клялся «вернуть» Панамский канал. Часто говорил, что Канада должна стать 51-м штатом США. А на прошлой неделе даже претендовал на Газу.
Его одержимость приобретением новых территорий удивила даже некоторых его сторонников. Однако амбиции Трампа в области экспансии становятся более понятными, если рассматривать их в контексте глобальной тенденции.
Два других мировых лидера, которых он, похоже, считает своими настоящими соперниками, — Владимир Путин и Си Цзиньпин — также рассматривают территориальное расширение как ключевую национальную цель и часть своего исторического величия.
Российские официальные лица часто называют национальную безопасность оправданием военного конфликта против Украины. Но сам Путин снова и снова возвращается к мысли о том, что Украина — это не самостоятельное государство, а часть «русского мира».
Министр иностранных дел России Сергей Лавров однажды сказал своему доверенному лицу, что перед «вторжением на Украину» Путин прислушивался к трем советникам: «Ивану Грозному, Петру Великому и Екатерине Великой». Все эти правители значительно расширили территорию России, а Екатерина завоевала значительную часть Украины.
Очевидно, что Путин хотел бы уйти со сцены истории, восстановив контроль России над сердцем ее бывшей империи — Украиной, а возможно, и двинувшись дальше на запад.
Аналогично, Си Цзиньпин рассматривает контроль над Тайванем как ключ к национальной судьбе Китая и своему собственному историческому наследию. В недавней речи он заявил: «Тайвань — это священная территория Китая».
Си говорил, что вопрос Тайваня не может передаваться из поколения в поколение. Завершение «воссоединения» Китая стало бы его главной заслугой, позволяющей ему претендовать на статус, сравнимый с Мао Цзэдуном, основателем Китайской Народной Республики.
Интерес Трампа к имперским амбициям проявился относительно недавно. Его советники теперь пытаются задним числом рационализировать его заявления о Гренландии, Панаме и даже Газе — этот процесс уже получил название «рационализация безумного» (sanewashing).
Как и в случае с Путиным, первый аргумент «саневошеров» заключается в национальной безопасности. Гренландия богата редкими минералами, а китайцы проявляют интерес к Панамскому каналу. Но Канада? Газа? Здесь рациональные объяснения уступают место пожиманию плечами — или даже усмешкам.
Поскольку у территориальных амбиций Трампа нет убедительного стратегического обоснования, остается единственное очевидное объяснение — это личное тщеславие. Если Нобелевская премия мира по каким-то причинам ему недоступна, то, возможно, он сможет высечь свой лик на горе Рашмор, расширив территорию США.
Мысль о том, что Трамп просто хочет увеличить площадь США, стала особенно правдоподобной после его знаменитого телефонного разговора с премьер-министром Дании Метте Фредериксен.
Сообщается, что она предложила Трампу практически все, что он мог бы пожелать, кроме суверенитета над Гренландией. США могли бы получить больше военных баз или прав на добычу полезных ископаемых. Но это его не устроило. Ему нужна была сама Гренландия.
Планы Трампа по захвату Канады или Газы пока выглядят маловероятными. Однако Панамский канал и Гренландия более уязвимы: американская военная мощь будет подавляющей, если ее направить против Панамы или Дании.
США, Россия и Китай во главе с лидерами, стремящимися к территориальному расширению, — тревожный сигнал для современной международной системы.
Мир может перейти от эпохи, когда малые государства полагались на защиту международного права, к той, где, как писал Фукидид, «сильные делают, что могут, а слабые страдают, как должны».
Такой мир мог бы существовать в условиях неустойчивого равновесия между великими державами, основанного на сферах влияния: США контролируют Западное полушарие, Россия — Восточную Европу, Китай — Восточную Азию. В XIX веке великие державы уже собирались на конференции, чтобы делить мир — например, Берлинская конференция 1884–1885 годов в разгар «гонки за Африку».
Но любое подобное разделение мира будет изначально нестабильным. Соглашения между великими державами XIX века в конечном итоге рухнули, приведя к мировым войнам XX века.
Рост имперских идеологий также имеет последствия для внутренней политики. Империи требуют императоров. Экспансионистская внешняя политика Путина и Си сопровождается культом личности и политическими репрессиями. Амбиции Трампа за рубежом сочетаются с яростным стремлением подавить «врагов внутри страны».
Илон Маск, активно поддерживающий этот курс, говорил, что думает о судьбе Римской империи каждый день, и намекал, что Америке нужен «современный Сулла» — римский диктатор, который уничтожил сотни своих оппонентов, реформируя государство.
Вы предупреждены.
