Обозреватель FT Саймон Купер о том, почему сегодня важна не добытая шпионами информация, а факт их разоблачения, пишут «Ведомости», разместив перевод статьи на своем сайте:
Я только что закончил книгу, работая над которой погрузился в мир российско-британских шпионских историй времен холодной войны. Я следил за тем, как двойные агенты пересекали границы, создавали британским премьер-министрам проблемы и (если они были русскими) умирали преждевременной смертью. Британские предатели, особенно из аристократов, как правило, выходили сухими из воды.
Мало что изменилось с тех пор. Бывший двойной агент Сергей Скрипаль и его дочь Юлия находятся в критическом состоянии в Солсбери, став жертвами нервно-паралитического вещества советских времен. Бывший офицер спецслужб Владимир Путин воссоздает мир, который сформировал его: мир шпионажа. Путину удается манипулировать нами, потому что он знает – в разведке важны не секреты, а реакция общества, СМИ и политиков на публичный шпионский скандал.
У СССР и Британии было не так много общих тем до тех пор, пока богатые русские не колонизировали центр Лондона, но две наши страны беспрестанно шпионили друг за другом. Большая часть добытых секретов оставалась невостребованной. Британские двойные агенты Ким Филби и Гай Берджесс жаловались, что советские кураторы игнорировали их. Многие документы, добытые Берджессом, так и не были переведены на русский.
Дело в паранойе: вы можете завербовать агента, но вы не можете ему доверять. В КГБ всегда подозревали, что золотой шпион вроде Филби может оказаться британской подсадной уткой.
Даже если советские спецслужбы верили тому, что получали по разведканалам, информация могла теряться. Были случаи, когда советская сторона просто не могла переварить чемоданы британских секретов. Данные вырывались из контекста и искажались по пути вверх по иерархической лестнице. Сообщения, которые могли расстроить высокое начальство, отправлялись в корзину.
Рихард Зорге, советский агент в Токио, неоднократно предупреждал Кремль о готовящемся нападении Германии. В мае 1941 г. он сообщил, что наступление начнется между 20 и 22 июня. Но послания Зорге раздражали главного начальника. «Этот подонок, опекающий в Японии фабрики и бордели, соблаговолил сообщить нам дату германского нападения – 22 июня. Неужели вы думаете, что я ему поверю» – так Сталин отзывался о Зорге (цитируется по русскому переводу книги Сьюзен Батлер. «Сталин и Рузвельт. Великое партнерство». – «Ведомости»).
Никита Хрущев и Леонид Брежнев тоже далеко не всегда руководствовались данными разведки. Скептически относилась к шпионским находкам и Маргарет Тэтчер, хотя отдельные сообщения очень ценила, пишет в своей недавней книге «Паранойя и Армагеддон» бывший посол Британии в СССР Родрик Брейтвейт. Брейтвейт объясняет, что шпионы идеальны для получения конкретных секретных данных – химических формул и ядерных технологий. Но работа разведчиков редко помогает решить комплексную задачу выяснения намерений противника. В 1980-е гг. никакие шпионы не могли предсказать, что держава – противник Запада начнет сотрудничать с Западом в демонтаже холодной войны.
Большая часть секретов на самом деле уже лежит себе где-нибудь в публичном поле – на малоизвестных технических веб-сайтах или на странице 437 никем не прочитанной научной книжки. Находки шпионов крайне редко формируют политику государств. Мир шпионажа похож не на сундук с сокровищами, а на лавку старьевщика, владелец которой давно потерял счет хламу, которым торгует. «Шпионы добывают второсортные секреты, притягательность которых не в их значимости, а в готической таинственности, с которой связан процесс их получения», – писал автор знаменитых шпионских романов (и бывший сотрудник MI-6) Джон Ле Карре.
Готическая таинственность действительно ключ ко всему. Покров секретности завораживает публику. Шпионы производят наибольший эффект в тот момент, когда их выводят на чистую воду. Каждый раз, когда выяснялось, что очередной британский госслужащий работал на СССР – событие, ставшее почти ритуалом в послевоенные годы, вплоть до начала 1960-х, – вера британцев в их систему подтачивалась. Разведчики-англичане переглядывались: «А ты случайно не агент КГБ?»
Тревожность внутри британских спецслужб достигла уровня паранойи, когда один из руководителей английской контрразведки Питер Райт устроил чистку спецслужб в 1960-е и 1970-е гг. Райт был одержим поиском советских агентов среди британских политиков. Предатели вроде Филби довели британскую госслужбу до состояния психического расстройства не самим фактом передачи секретов советским кураторам во время поездок на лондонских автобусах, но тем, что – помимо собственной воли – были выявлены и пойманы.
Точно таким же образом взлом компьютеров со скучнейшей перепиской национального комитета демократической партии США вряд ли что-то добавил к пониманию Кремлем устройства американской политики. Весь эффект взлома был достигнут фактом опубликования русскими этих е-мейлов на WikiLeaks. Американские СМИ сделали все остальное. От простой охоты за секретами Россия поднялась до уровня информационной войны. Не исключено, что журналистские материалы, накручивая публику, капля за каплей, в итоге склонили чашу весов в пользу Дональда Трампа. А выявление роли России (против воли самих россиян) поляризовало американцев еще глубже.
Нападение на вышедшего в запас малозначительного двойного агента Скрипаля является прежде всего публичным заявлением. Россия говорит британцам: мы можем безнаказанно убивать на вашей территории. Россия говорит влиятельным соотечественникам в Британии: мы можем убить и вас. Шпионские истории завораживают публику, и поэтому сообщение попадает в резонанс (случаи таинственной гибели россиян, не являвшихся шпионами, прошли почти незамеченными). Создание эффекта паранойи стало более целенаправленным занятием со стороны России. Российский шпионаж – как и многое в том, что делает Москва, – превратился в отрасль пиара. Российские шпионы должны быть на виду – так задумано.
Автор — обозреватель Financial Times
Перевел Максим Трудолюбов
FT, 22.03.2018
