Таджикистан: боевые вертолеты над городами, бронемашины по проселочным дорогам, спецназ – это не сюжет очередного блокбастера, а масштабные совместные учения таджикской и китайской армий. Главная цель – противостояние террористической группе, вторгшейся в граничащий с Афганистаном Ишкашимский район таджикского Горного Бадахшана, пишет Информационно-аналитический центр.
В учениях задействованы батальон солдат и офицеров мобильных войск Минобороны РТ и одна рота Народно-освободительной армии Китая, а также большое количество военной техники. Примечательно, что солдаты и офицеры специальной роты Народно-освободительной армии Китая прибыли в Ишкашимский район Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО) на своих бронемашинах и со своим оружием.
Защита бизнес-интересов
Казалось бы, подобные учения – это позитивное событие, учитывая, что их основное направление – антитеррор. При заявленных целях, учения не противоречат даже тому факту, что Таджикистан является членом военного блока ОДКБ. Тем более что между Россией, а также другими членами ОДКБ, с одной стороны, и Китаем – с другой, есть гласные и негласные договоренности о совместном противодействии экстремизму и терроризму. Тем не менее, некоторые эксперты уже начали говорить о том, что, помимо экономической экспансии в Таджикистане, КНР начала активно влиять и на военно-политическую сферу этой центральноазиатской республики.
Хотелось бы сразу оговориться: по сути, вмешательство в военно-политическую сферу началось с первых крупных китайских проектов в Таджикистане. Китайцы имеют достаточно выверенную стратегию развития, и все их масштабные инвестиционные проекты, в первую очередь, соответствуют их собственным интересам, которые они готовы защищать, в том числе, силовым путем.
Во многом это связано с вопросом доверия к местным властям. Китай является одним из крупнейших инвесторов и в Казахстане, и в Узбекистане, однако учитывая специфику государственного устройства и отсутствие видимых угроз внутри этих стран, а также достаточно стабильную работу индустриальных секторов, в Казахстане и Узбекистане политика защиты китайских инвестиций проходит на кулуарном уровне. Что не скажешь о других центральноазиатских странах, где комплекс внутренних проблем может напрямую отразиться на бизнес-интересах Китая.
Яркий пример этому – недавние столкновения в Нарынской области Кыргызстана, на месторождении Солтон-Сары. Инцидент с рабочими китайской горнодобывающей компанией Zhong Ji Mining начался якобы с того, что сотрудники компании повздорили с местными жителями. В свою очередь, жители близлежащих районов для «установления справедливости» закидали камнями китайских рабочих, в результате чего пострадали несколько десятков человек, в основном граждане Китая. Китайское посольство выступило с достаточно жестким заявлением, где не постеснялось напомнить о том, что китайские инвестиции направлены на благо Кыргызстана, таким образом, намекнув на зависимость республики от инвестиций из КНР.
Угрозы на афганском направлении
Если рассматривать непосредственно Таджикистан, кроме внутренних проблем, следует отдельно выделить вызовы, связанные с таджикско-афганской границей. Угрозы «из-за реки» – как реальные, так и декларируемые – несут в себе большие риски для экономики в целом и индустриального сектора в частности. Если вернуться к учениям, то их место, ГБАО, выбрано неспроста – по сути, это один из самых проблемных регионов Таджикистана (не в последнюю очередь из-за сложных отношений со столичными властями) и значительный и важный участок границы.
Таким образом, политика КНР в отношении РТ с точки зрения интересов первых выглядит абсолютно оправдано. Но как быть с интересами самого Таджикистана? Не повлияет ли столь тесная «дружба» на суверенитет центральноазиатской республики?
Влияние нарастает по экспоненте
Торгово-экономическое сотрудничество между Китаем и Таджикистаном переживает сегодня, наверное, лучший период развития в истории. Согласно данным Министерства коммерции КНР, в 2018 году объем китайско-таджикистанского товарооборота составил $1,51 млрд. На конец апреля нынешнего года объем инвестиций КНР в Таджикистан превысил $2,03 млрд. Китай стал крупнейшим источником инвестиций для Таджикистана.
В РТ зарегистрировано более 300 предприятий с китайским капиталом. При этом обращает внимание диверсифицированность направлений инвестирования: энергетика, текстильная и сельскохозяйственная сфера, нефтеперерабатывающие и горнодобывающие предприятия.
Наконец, Китай достаточно активно занимается укреплением границ Таджикистана, в частности на афганском направлении. Помимо финансирования строительства одиннадцати таджикских аванпостов, КНР взяла на себя обязанности по содержанию военных объектов, хотя, конечно же, службу на них будут нести таджикские пограничники.
Апогеем сотрудничества можно назвать строительство на китайские инвестиции комплекса правительственных зданий и Парламента в Душанбе – соответствующее соглашение было закреплено на встрече китайского лидера Си Цзиньпина и президента Таджикистана Эмомали Рахмона. Некоторые пользователи социальных сетей из Таджикистана назвали это «началом присоединения к КНР».
Нарушает ли Пекин правила игры?
При этом не совсем понятна позиция России в этом вопросе. Изначально, по негласным договоренностям относительно передела сфер влияния в центральноазиатском регионе, «полномочия» России и Китая делились по достаточно четкому принципу: КНР – экономика, Россия – политика и сфера безопасности. Встает вопрос: не идут ли действия Пекина в Таджикистане в разрез с ранее принятыми правилами игры?
Стоит признать, что пока все сообщения об увеличении военного присутствия КНР в РТ несут больше информационный и где-то даже легендированный характер. В отличие от присутствия России, которое формализовано через 201-ю военную базу, о которой прекрасно знают, как оппоненты, так и союзники. Кроме того, большое количество таджикских трудовых мигрантов в России являются важным социальным фактором укрепления российско-таджикского сотрудничества.
В то же время, по некоторым оценкам, влияние западных структур в Таджикистане снизилось: в официальном Душанбе эффективность их действий крайне мала. Однако не следует забывать о подрывной деятельности некоторых структур на местах – их взгляд зачастую прикован к наиболее болевым точкам, таким как ГБАО. Противоречивые оценки, к примеру, несет деятельность по линии Фонда Ага Хана, который многие связывают с западными спецслужбами.
Между тем главным фактором сотрудничества с Таджикистаном для мировых держав является ожидаемый транзит власти в республике: по мнению местных экспертов, Эмомали Рахмон будет продвигать на место президента своего сына Рустама Эмомали. Звучат оценки, что официальный Пекин уже дал согласие на подобный сценарий. Позиция России и других внешних игроков относительно этого проекта транзита неизвестна.
