Время — весна 1937 г., место действия — Испания. На фотографии виден некогда элегантный черный седан, что-то вроде четырехдверного Dodge выпуска 1934 г., изрешеченный вражеским истребителем. Теперь это была груда металла со спущенным колесом, выбитым ветровым стеклом и фарой, вывалившейся из гнезда. Капот отсутствовал, он валялся на земле рядом с автомобилем. Распахнутая дверь говорила о том, что пассажиры успели выпрыгнуть. Их было двое — Хемингуэй и голландский коммунист Йорис Ивенс. Теперь они, оставшиеся чудесным образом целыми и невредимыми, позировали фотографу на фоне разбитой машины.
На протяжении большей части своей жизни Хемингуэю нравилось ходить по краю и рисковать. Однако по выражению его лица можно понять, что на этот раз смерть была совсем рядом. Его губы сжаты, руки засунуты в карманы длинного застегнутого не до конца рыжевато-коричневого плаща с поднятым воротником. На голове — небольшой черный берет. Хотя его глаза кажутся полузакрытыми, заметно, что писатель все же смотрит в сторону фото- аппарата. А вот стоящий рядом с ним Ивенс уставился прямо в объектив. Как и на Хемингуэе, на нем черный берет и зимнее паль- то, однако оно распахнуто, а левая рука — в кармане брюк. На его лице какое-то подобие улыбки, почти удовлетворенное выражение, словно говорящее, что жизнь продолжается, несмотря на воздушный налет.
Хемингуэй отправился в Испанию в 1937 г., чтобы писать о гражданской войне, которая началась там летом 1936 г. Базовый политический расклад был простым, по крайней мере вначале: кучка реакционных генералов, включая Франсиско Франко, возглавила националистический мятеж против законно избранного республиканского правительства. В стране существовала реальная демократия. Но, с точки зрения таких, как Франко, республика имела два серьезных изъяна: ею фактически невозможно было править, и многочисленные ее сторонники слишком сильно тол- кали страну влево. Разлом очень быстро стал таким же глубоким, как и в других местах в первой половине XX в., когда крупные землевладельцы, военные и представители католической церкви объединились против разношерстных групп слева от центра — социалистов, коммунистов, тред-юнионистов и анархистов, у каждой из которых были свои цели.
Ситуация осложнилась, когда в нее вмешались три иностранных государства. Если западные демократические государства оставались в стороне, то Гитлер и Муссолини поддержали Фран- ко, предоставив ему оружие, советников и живую силу. Сталин принял сторону Республики, чтобы улучшить свои отношения с европейскими левыми и отвлечь внимание от кровавых чисток у себя в стране. В результате осенью 1936 г. Советы стали оказывать такую же помощь, как и Гитлер с Муссолини, разве что они посылали не так много техники и бойцов и делали упор на советниках и работниках спецслужб. Среди последних был человек, который называл себя Александром Орловым.
Ставший прообразом одного из второстепенных персонажей в романе «По ком звонит колокол», Орлов имел безупречную для большевика характеристику. Его жизнь была полностью посвящена революционной борьбе. Во время гражданской войны в России он беззаветно сражался с белыми, которые хотели уничтожить новый режим.
В 1920-е гг. Орлов стал одним из первых чле- нов организации, которая впоследствии превратилась в НКВД, а потом в КГБ. Обладая врожденными способностями к языкам и юридическим образованием, он не испытывал затруднений во время работы в Западной Европе в отличие от многих своих коллег, которым не удавалось избавиться от провинциальных привычек и манер российских чиновников.
На сохранившихся фотографиях Орлов выглядит как плотно сбитый человек с короткими темными волосами и тщательно подстриженными, почти гитлеровскими усами. Его глаза не выражают никаких эмоций. Он вообще редко улыбался.
В 1930-х гг. Орлов вел необычайно плодотворную деятельность в Западной Европе. Среди его достижений — помощь в создании советской разведсети, в том числе так называемой кембриджской пятерки в составе Кима Филби и других выходцев из британской элиты, использовавших свою безупречную репутацию для проникновения в высшие круги правительства Великобритании.
В послужном списке у Орлова были также командировка в Соединенные Штаты и работа на руководящий состав аппарата Кремля, где Сталин, который принимал окончательные кадровые решения, наверняка должен был знать его.
НКВД направил Орлова в Испанию в августе 1936 г. с четким заданием. Одной из главных задач была разведывательная и вооруженная поддержка Республики, которая включала в себя подготовку антифашистских добровольческих формирований. Орлов помогал наращивать советское присутствие в Испании, а также влияние Коммунистической партии Испании. Постепенно правительство Испании превращалось в подконтрольный Советам орган.
Одновременно НКВД развернуло безжалостные репрессии против местных «троцкистов» (т. е. против тех, у кого были связи с главным соперником Сталина, изгнанным из России Львом Троцким). НКВД в Испании начал преследовать всех, независимо от национальности, кто казался неблагонадежным или мог стать неблагонадежным в будущем. Целью могла стать любая испанская политическая группа вроде анархистов или ультралевых, если она имела собственное, несталинистское видение будущего.
Тем, кто попадал под подозрение, грозил арест, допрос, пытки и расстрел нередко в одном из собственных объектов резидентуры. Английский скульптор Джейсон Герни, идеалист с левым уклоном, отправившийся в Испанию воевать за Республику, очень быстро своими глазами увидел то, о чем «знали все»: практически всегда «где-нибудь поблизости находилась тюрьма и допросный центр» НКВД.
При «малейшем намеке на подрывную работу или «троцкизм», под которым могло пониматься все что угодно, человек исчезал навсегда». Как минимум в одном из таких центров в Испании имелся собственный крематорий. НКВД мог заманить троцкиста к себе под каким-нибудь предлогом, допросить его, убить и кремировать, не оставляя никаких следов.
Если такая параноидальная практика была осмысленной, то в краткосрочной перспективе ее цель заключалась в укреплении Республики за счет сплочения сторонников, а в долгосрочной — в превращении Испании в марионетку Советов.
Орлов говорил своему неожиданному распорядителю литературного наследия, отставному агенту ФБР по имени Эдвард Газур, что это НКВД организовал поездку Хемингуэя в Испанию. «В результате усилий республиканского правительства, за спиной которого стояли Советы, Североамериканский газетный альянс [NANA] в Нью-Йорке заключил контракт с Хемингуэем…» Заявление Орлова трудно подтвердить и, даже если оно соответствует истине, это лишь часть истории.
В цепочке событий, которые привели Хемингуэя в Испанию, было много звеньев: его давняя любовь к Испании, притягательная сила новой войны, новостная служба, готовая щедро платить за слово, возможность сделать фильм о Республике и, не в последнюю очередь, стремление добиться своего, несмотря на нежелание Госдепартамента США выдать паспорт для поездки в Испанию. Прежде чем отплыть из Нью-Йорка, писателю пришлось отправиться в Вашингтон для встречи с Рут Шипли, могущественной чиновницей, возглавлявшей паспортный отдел. Нужно было представить ей контракт с NANA и дать заверения, что он «не имеет намерений участвовать в… конфликте».
Писательница Джозефина Хербст, друг Хемингуэя со времен его жизни в Париже, которая вновь объявилась в Ки-Уэсте и в Испании, понимала ситуацию лучше, чем Орлов. Она чувствовала, что Хемингуэй, как и многие другие, «переживал своего рода трансформацию», и поездка в Испанию была частью этого процесса. Она также знала, что он хотел быть военным писателем для своего поколения: война давала ответы, которые нельзя найти где-то еще, даже в водах Ки-Уэста, когда подсекаешь тарпона. «То, что было там повседневной реальностью, встречалось здесь лишь в экстремальных ситуациях».
Хербст совершенно справедливо говорила о процессе. Хемингуэй изменился не в одночасье. Поначалу он встал на сторону Республики и против фашизма. В декабре 1936 г. он написал своему редактору Перкинсу, что Франко — «это первостатейный сукин сын».
В другом письме, отправленном несколько недель спустя, его тон уже был неоднозначным. Правды нет ни на одной стороне, и он не готов поддерживать кого-либо из них. Однако ему не были безразличны судьбы людей и их страдания, а это означало, что писатель симпатизировал тем, кто возделывает землю. Он добавлял, что не слишком задумывается о советском режиме, который поддерживает Республику: «В России сейчас у власти грязная клика, но мне не нравятся никакие правительства».
