Боец белорусского «эскадрона смерти» рассказал DW, как участвовал в похищении и убийстве противников Лукашенко 20 лет назад. Тогда в Беларуси исчезли оппозиционеры Захаренко, Гончар и Красовский.
Юрий Гаравский, называющий себя бывшим бойцом белорусского СОБРа, в эксклюзивном интервью DW рассказал, как были похищены и убиты оппозиционные политики, добивавшиеся отставки президента Александра Лукашенко. Весной и осенью 1999 года в Минске исчезли экс-глава МВД Юрий Захаренко, экс-глава Центризбиркома Беларуси Виктор Гончар и поддерживавший оппозицию бизнесмен Анатолий Красовский. Гаравский утверждает, что их похитили и убили бойцы специального отряда быстрого реагирования (СОБР) внутренних войск МВД Беларуси. В их числе был и сам Юрий Гаравский.
По его словам, приказ о задержании бойцам отдавал создатель СОБРа подполковник Дмитрий Павличенко. Он же, как заявляет Гаравский, и застрелил политиков и бизнесмена.
Бывший собровец убежден, что об этих убийствах знали высшие должностные лица Беларуси — тогдашние глава МВД Юрий Сиваков и секретарь Совета безопасности Виктор Шейман. Гаравский считает, что в курсе был и президент Лукашенко, но утверждать это не берется. «Все приказы отдавались в устной форме. Никаких письменных подтверждений, видеозаписей, протоколов — ничего такого нет», — говорит Гаравский.
В Европе требуют прояснить роль Лукашенко в деле пропавших оппозиционеров
Признания Юрия Гаравского совпадают с выводами спецдокладчика Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) Христоса Пургуридеса, который в 2004 году расследовал исчезновения белорусских оппозиционеров. СОБР он называет «эскадроном смерти под руководством Павличенко». «Не может быть, чтобы эти похищения и убийства произошли без согласия — мягко выражаясь — очень-очень высокопоставленных чиновников. Когда я это говорю, я думаю о президенте Беларуси», — подчеркнул Пургуридес в интервью DW.
Заявления бывшего бойца СОБРа способны дать новый импульс выяснению обстоятельств предположительно заказных убийств 20-летней давности. В этом уверена немецкий политик из партии «Союз-90″/»зеленые» Маргарете Баузе (Margarete Bause), член комитета бундестага по правам человека. «Нельзя забывать, что серьезные обвинения в том, что президент Лукашенко лично был вовлечен в эти преступления, до сих пор не сняты. Правительство Германии и ЕС не имеют права прекращать требовать разъяснений. Они должны делать все возможное, чтобы привлечь виновных к ответу», — заявила Маргарете Баузе DW.
Гаравский готов рассказать все под присягой
Юрий Гаравский бежал из Беларуси в октябре 2018 года, опасаясь преследований. Сейчас 41-летний белорус находится в одной из европейских стран, где он попросил убежища. В данный момент его ходатайство находится на стадии рассмотрения. В русскую редакцию DW Гаравский обратился сам в сентябре 2019 года. Он утверждает, что готов рассказать все, что ему известно, под присягой в суде.
При этом в ответах Гаравского на некоторые вопросы DW чувствовалась недосказанность. Так, не до конца ясно, как именно ему удалось бежать из Беларуси, чем он занимался после увольнения из СОБРа. Однако Юрий Гаравский предоставил DW оригиналы и копии документов, подтверждающих его личность и историю. После проверки сообщенных им фактов — насколько это было возможно — и принимая во внимание их значимость, DW решила опубликовать интервью.
В аккаунте на Facebook Юрий Гаравский о себе написал коротко — «хороший человек«. В сентябре 2019 года он обратился в русскую редакцию DW, заявив, что 20 лет назад участвовал в похищениях и убийствах белорусских оппозиционеров — противников президента Александра Лукашенко. Гаравский утверждает, что в 1999-2003 годах был бойцом СОБРа — специального отряда быстрого реагирования внутренних войск МВД Беларуси. По словам Гаравского, по приказу сверху вместе с сослуживцами он похитил и убил экс-министра внутренних дел Беларуси Юрия Захаренко, экс-главу Центризбиркома Виктора Гончара и бизнесмена Анатолия Красовского, который поддерживал белорусскую оппозицию.
Весной и осенью 1999 года эти три человека пропали. Расследование их исчезновений в Беларуси до конца доведено не было. В 2004 году спецдокладчик Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) Христос Пургуридес, изучив все обстоятельства, пришел к выводу, что Захаренко, Гончара и Красовского похитили и убили бойцы СОБРа под командованием подполковника Дмитрия Павличенко с ведома руководства страны. Такую версию разделяют правозащитники и родные пропавших, но доказать ее пока не удалось.
41-летний Юрий Гаравский бежал из Беларуси в Европу, где попросил политического убежища. Его ходатайство сейчас рассматривается. Он показал DW оригиналы и копии некоторых документов, подтверждающих его слова. Проверив, насколько это возможно, факты, о которых он говорит, и исходя из высокой общественной значимости этой темы, DW решила опубликовать его интервью. Оно составлено в результате нескольких бесед с Юрием Гаравским.
DW: Юрий Гаравский — это ваше настоящее имя? Вы хотите под ним фигурировать в интервью, осознавая все возможные последствия?
Юрий Гаравский: Да, настоящее. Да, хочу, чтобы интервью вышло под моим именем.
— Где вы сейчас находитесь?
— В одной из стран Европы.
— Когда и почему вы решили покинуть Беларусь?
— В октябре 2018 года. О причинах и о том, как мне это удалось, я пока не хотел бы говорить.
— Как и когда вы оказались в СОБРе?
— В 1996 году меня призвали в армию, я попал в войсковую часть №3214 внутренних войск МВД, в третью роту первого батальона. Прошел учебный курс, отслужил срочную службу. Когда она подходила к концу, спросил у старшего лейтенанта Микши: «У меня на гражданке ничего не будет. Может, здесь где-то есть место?» Он ответил: «Да, подойди к Павличенко (создатель СОБРа подполковник Дмитрий Павличенко. — Ред.)». Тот сказал: «Оставайся по контракту в первой роте, а потом я тебя выдерну».
Это была весна, май месяц 1998 года, когда я подошел к Павличенко. И в том же году я оказался в спецотряде. СОБРом он стал называться официально в 1999 году, в июне, но костяк группы формировался за год до этого. В течение полугода было набрано еще порядка 10 контрактников. Все мы стали основой СОБРа.
— Сколько вам было лет, когда вас взяли в СОБР?
— 20 лет. Я стал заместителем командира первой группы, в ней было 20 человек. Я числился за вторым взводом первой роты войсковой части №3214 инструктором по рукопашному бою. Офицерская должность контрактника.
— Чем тогда занимался СОБР?
— Мы готовились к задержанию бандитов, так же как «Алмаз» и «Альфа» (антитеррористические подразделения МВД и КГБ Беларуси. — Ред.). Отрабатывали «на раз-два» те же самые навыки задержания преступников — в машине, в автобусе, в вагоне. Подход, отход, доставание людей из машины.
— Что входило в ваши обязанности как замкомандира группы?
— Писать рапорты. Когда производилось задержание преступника, нужно было писать рапорт — задержали того-то тогда-то — и сдавать в РОВД. Такой же рапорт я писал для себя в отряд.
— До весны 1999 года — до исчезновения белорусских оппозиционеров — кого вы задерживали?
— Рядовых обычных преступников, которые торговали наркотой на квартирах. СОБР же создали как отряд быстрого реагирования по борьбе с оргпреступностью. Мы тогда ездили в Оршу, в Могилев, в Горки и отрабатывали навыки задержания преступников.
— Каким было первое задержание, в котором вы принимали участие, кто это был?
— Это в Орше было… Четыре человека, на них в общей сложности было 16 убийств. Они коммерсантов вывозили в лес, давали телефон позвонить родным, чтобы те привезли определенную сумму денег. Деньги они забирали, а коммерсантов убивали. Из этой четверки троих мы… ну, мы так решили… Одного довели до суда. Потом мы узнавали, он был приговорен к высшей мере наказания.
— Но ведь убийство этих троих без приговора суда — это просто внесудебная казнь.
— У этих людей был охотничий обрез. И мне хочешь не хочешь нужно было выстрелить, чтобы они не выстрелили в меня.
— Когда говорят об «эскадронах смерти» в Беларуси — это о СОБРе?
— Так нас назвала пресса. Это СОБР, его фактическим командиром был Дмитрий Павличенко.
— Какие отношения у вас с ним были?
— В баню вместе ходили, знал его жену, сына. Нормальные отношения, служебные. Если куда-то на шашлык, на пикник, там просто — Валерьич, а если в отряде, то — товарищ майор, товарищ подполковник. Субординация соблюдалась.
Похищение и убийство экс-главы МВД Беларуси Юрия Захаренко 7 мая 1999 года
— Вы занимались задержанием преступников. Как получилось, что бойцы СОБРа стали похищать и устранять представителей оппозиции?
— Когда нам был указан объект — Юрий Захаренко, где-то полторы недели отслеживали его.
— Кто вам давал такие указания?
— Не мне лично, а нашей группе. Восемь человек нас тогда было, Павличенко подходит и говорит: «Есть объект, за ним нужно будет проследить, и потом — если что — нам дадут команду и будем его задерживать».
— Фамилию «объекта« назвал?
— На тот момент ничего не говорил.
— Но когда вы «объект» увидели, вы же поняли, что это экс-глава МВД Юрий Захаренко. У вас не возникло никаких вопросов к Павличенко, что это не бандит, а оппозиционер?
— Ну, насчет оппозиции, знаете, особо никто не разговаривал с нами. Нам был дан приказ — мы его исполняли. Когда человек начинает задавать лишние вопросы, его либо отстраняют, либо говорят: «Ты нам не подходишь. До свидания».
— Как происходила слежка за Захаренко?
— Следили на двух машинах внаглую, мы не скрывались. Он это сам прекрасно видел и понимал. В конце апреля Павличенко стал часто уезжать c нашей базы в Воловщине (примерно в 30 км от Минска. — Ред.). Потом в один из дней он мне сказал: «Юра, поедешь со мной завтра». День ездили и следили за каким-то человеком. Когда я его увидел, то узнал Захаренко. Бывший министр. Вопросов я не задавал, почему мы следим и что делаем.
А 7 мая утром Павличенко уехал и где-то после обеда вернулся и сказал, что надо будет задержать Захаренко и ликвидировать. Тогда в первый раз была озвучена фамилия. Мы сели в две машины — BMW 525 красного цвета и Opel Оmega темного цвета — и выдвинулись в район улицы Воронянского (в Минске. — Ред.). Мы знали, где Захаренко поставит свою машину и сколько метров ему идти от стоянки до дома.
Я с Павличенко был в машине, плюс еще сидели Бородач Юра и Шкиндеров Сергей. В другой машине — Карпович Дима, Новаторский, Кожевников, Панков и Румянцев Леша. Румянцев и Карпович встали в начале и конце дома. Я и Шкиндеров — мы были повыше — когда узнали, что Захаренко припарковался и пошел в сторону дома, пошли за ним. А Кожевников и Панков пошли ему навстречу. Они предъявили ему документы: «Мы сотрудники милиции, просим присесть в автомобиль». Тут же мы подошли и сказали: «Руки за спину». Надели Захаренко наручники, подъехала машина, Opel. Мы посадили его в машину на заднее сиденье.
— Захаренко понимал, кто его захватил? Он что-нибудь говорил?
— Он лишь сказал: «Сделайте так, чтобы не было больно». Все. Но мы это проигнорировали, в машине ничего не говорили, просто играла тихая спокойная музыка.
— Что делал Павличенко при захвате?
— В машине сидел. Остальные потом сели к нему в BMW, и мы уехали в район Воловщины. Это учебная база внутренних войск. У нас там была квалификация на краповый берет. Там же есть и стрельбище. И вот в район этого стрельбища мы подъехали, достали Захаренко из машины. Он был в балдахине: мы, когда его в машину садили, надели ему балдахин, такую без глаз черную шапку, и вывезли. И когда Захаренко из машины выставили — положили на землю, Павличенко мне машет, типа, давай пистолет. Перед этим он дал мне пистолет.
— Что за пистолет?
— Пистолет ПБ — бесшумный. Внешне похож на пистолет Макарова, но немножко модернизированный. На нем был глушитель. Павличенко два раза выстрелил в Захаренко в район сердца. Захаренко лежал на животе. Минут 10-15 подождали. Шкиндеров нагнулся, потрогал, есть ли пульс. Сказал, что нет. Водитель открыл багажник BMW, там уже была клеенка, мы положили тело в багажник и поехали к Северному кладбищу в Минске. Там крематорий и кладбище друг напротив друга находятся.
В крематории нам открыли ворота с другой стороны, куда можно на машине заезжать. BMW заехал прямо в помещение. В нем уже стоял гроб на тележке, положили туда тело. Клеенку положили в ноги, крышкой накрыли и толкнули. И гроб поехал в … ну, я не знаю, куда… в печь — не печь… Мы вышли на улицу, закурили, стали ждать Павличенко. Он остался в помещении.
— Как долго вы его ждали?
— На время никто не смотрел. Может, минут 20-30. Потом Павличенко вышел с черным полиэтиленовым пакетом в руках и ушел с ним в сторону Северного кладбища. Там есть спецучастки, кладбище очень большое. Куда он там пошел — не знаю.
— Сколько он отсутствовал?
— Порядка 30-40 минут.
— Кто-нибудь из работников крематория вас видел?
— Никого кроме охранника на входе не было.
— А как могут посторонние люди сами сжечь тело в крематории?
— Объясняю. Скорее всего, Павличенко перед всей этой историей прошел курс обучения, поспрашивал, где и что. Даже видеокамеру — там камера есть — он пошел и отключил.
— Есть версия, что Захаренко перед смертью пытали, отрубили руки, и что существует видеозапись этого.
— Нет никакого видео, никакой фотодокументации, никто его не пытал. Ему ничего не отрезали — этого ничего не было.
— Вы совершили убийство. Что было на следующий день?
— Ничего особенного. Кто хотел — взял неделю отдыха, съездил в санаторий МВД на Нарочь (озеро в Беларуси. — Ред.). Кто-то неделю отдыхал с родственниками. Кто не хотел — продолжал работать.
— А лично вы спали хорошо?
— Лично я — как бы да.
— После убийства вас как-то отметили, дали новое звание?
— Нет, ничего.
Похищение и убийство экс-главы Центризбиркома Беларуси Виктора Гончара и бизнесмена Анатолия Красовского 16 сентября 1999 года
— Исчезновение Гончара и Красовского — тоже дело рук вашей группы?
— Да. Павличенко нас за два или три дня до этого собрал. Мы тогда находились на базе СОБРа в районе между Бегомлем и Докшицами, тренировались. Он собрал наш костяк и говорит: «Кто поедет на задержание? Надо будет двоих задержать и ликвидировать».
— Не уточнил, кого именно?
— Нет. Поймите, я говорю, как был разговор: «Значит так, вы решайте, кто поедет на задержание, кто будет копать ямы». Кто-то переспросил: «Ямы или яму?» Он сказал — две, потому что люди будут на машине. Ну, мы тогда между собой переглянулись и уже поняли, кто остается, а кто поедет. Сказали, мы уже все решили. Павличенко говорит: «Ну что, я вам дам команду». Его не было два дня, на третий день он приезжает и говорит: «Все, сегодня едем работать».
Мы день ничего не делали и ближе к вечеру, где-то часов в семь, выдвинулись из Витебской области на Минск. Павличенко уже знал, в какое время и где эти люди будут. Мы приехали, он говорит: «Люди будут в этой бане». Перед тем, как выезжать, Павличенко опять дал мне пистолет и кобуру. Мы в гражданке были, я надел кобуру.
— А Павличенко говорил вам, что это «расстрельный пистолет» (так называют пистолет для исполнения смертных приговоров в Беларуси. По словам бывшего начальника минского СИЗО №1 Олега Алкаева, этот пистолет по указанию сверху выдавался накануне дней, когда исчезли Захаренко, Гончар и Красовский. — Ред.)?
— Нет. Я видел — пистолет с глушителем, понимал, что это специальный пистолет. Я его положил в кобуру, и мы выехали в сторону Минска. Остановились возле бани на улице Фабричной. Это тупиковый двор. От бани можно было выехать только в одном направлении, где проезжая часть. Я прошелся, осмотрелся, говорю: «Так, ребята, вот здесь оставим нашу машину. Когда будет ехать их джип — перерезаем дорогу. А вторая наша машина подпирает, чтобы они не смогли ни назад, ни вперед сдать». Дальше ждали часов до 11 вечера.
— Кто участвовал в задержании?
— Всего нас было восемь человек. Я и Панков работали по Гончару, а Бородач и Кожевников — по Красовскому. Я достал из бардачка специально взятую металлическую цепь — сантиметров 50 длиной. Говорю: «Паныч, когда будешь за дверь дергать — подожди, я разобью стекло, и потом ты дернешь дверь» (чтобы дверь не смогли заблокировать изнутри. — Ред.).
Гончар и Красовский последними вышли из бани, сели в машину. Улица темная, там фонарей нет, людей не было — мы контролировали. И когда пошло движение их машины, мы перекрыли дорогу. Я сделал буквально два шага, разбил стекло и цепью попал в губу и переносицу Гончару. Панков открывает дверь, я этой цепью беру Гончара на задушку, достаю его из машины, кладу на землю.
Панков ему застегивает наручники и надевает балдахин на голову. Мы посмотрели, что было очень много крови. В рот ему вставили небольшой такой кляп, чтобы он мог дышать, и кровь стекала в этот кляп, чтобы в машине не было крови. Садимся, руки подпираем сзади, чтобы его голова была между сиденьями, и говорим: «Не поднимайте голову».
— Где был в это время Павличенко?
— Уже сидел в машине спереди.
— А что с Красовским?
— Другие люди Красовским занимались, он был за рулем. Конкретно я не видел, но стекло ему не били. Его просто выдернули и увезли на другой машине.
— Какой была реакция Гончара и Красовского?
— Никто ничего не кричал. Наш водитель сел в черный джип Cherokee — в машину Красовского, а мы сели в свои машины и поехали в сторону Витебска. Где-то на кольцевой есть «карман» на съезде на витебское направление. Мы останавливаемся, Павличенко выходит из машины. Подходит какой-то человек, одетый во все темное, засовывает голову и говорит: «Показывайте». Мы снимаем балдахин, слышим, этот офицер говорит Павличенко: «Да, это он». Мы надеваем Гончару балдахин, Павличенко садится в машину, мы уезжаем.
— Почему вы решили, что это был офицер, если он был в штатском?
— У него погон не было, но кто еще может так проверять? Думаю, только офицер.
— Куда вы дальше поехали?
— До Бегомля, там в 5 километрах военная база была законсервированная. На тот момент на ней СОБР базировался. Там в начале дороги оставили джип Красовского, в деревья его закатили, дали задний ход. Около полосы препятствий достаем Гончара и Красовского, кладем их рядышком. Яма уже была готова. Это была могила.
— Кто ее копал?
— Когда мы приехали, я увидел там Балынина, Шкиндерова Сергея, увидел Юру Будько.
— Во сколько это было?
— Где-то в районе половины первого — в час ночи. Ко мне подходит Павличенко, я ему даю пистолет. И Павличенко делает два выстрела в область сердца Гончару и два выстрела в область сердца Красовскому. После первого выстрела Гончар вскрикнул, потому что, видимо, пуля не в сердце попала, а где-то рядышком прошла. Ну а второй выстрел его уже приговорил.
— Почему пистолет сначала был у вас, а потом вы его передавали Павличенко?
— Павличенко — любитель пафоса, но носить оружие он не любил. А почему мне отдавал пистолет — есть понятие иерархии, я уже служил по контракту полгода, а другие только заступили. Ну, или он, может, мне больше доверял.
— Что произошло дальше?
— Мы постояли-покурили минут 10-15, проверили пульс. Люди были мертвы. Раздели их. У Гончара на левой ноге, или на правой, точно не помню, не было большого и указательного пальцев. У него в ботинке была стелька ортопедическая. Наверное, чтобы нормально ходить. Сложили одежду в один большой пакет, отдали, по-моему, Кожевникову. Он пошел, прямо на дороге облил пакет бензином и начал палить вещи.
А Гончара и Красовского… Подошли ребята еще, мы взяли — кто-то за ноги, кто-то за руки. Я нес Гончара за левую руку, Юра Бородач тоже со мной нес. В ногах был Панков… и побросали их в яму, первым — Гончара, вторым — Красовского. Яма была достаточно глубокая, 4-5 метров. Мы, здоровые мужики, закапывали ее минут 40. Обувь Гончара и Красовского я тоже туда бросил, потому что она долго горит. Тела мы закопали, а вещи сожгли.
— А что с машиной Красовского?
— Возле базы рядышком место было подготовлено. Там такая старая проселочная дорога, прямо на ней была выкопана яма. На следующий день Будько Владимир и водитель БТРа — солдат-срочник — взяли машину Красовского и загнали ее туда. БТРом раздавили этот джип и закопали.
— Когда вы выезжали на захват Гончара и Красовского, вы понимали, кто эти люди?
— Нет. Мы не знали. Я тогда и фамилии-то Гончара не знал. Потом Павличенко рассказал, что это был Гончар, а про Красовского он вообще ничего не говорил. А дня через три Павличенко приехал и говорит: «Вот вам, ребята, за Гончара и Красовского». И дает нам по тысяче долларов.
— Исчезновение Гончара и Красовского в те дни было темой номер один в Беларуси. Об этом сообщали все СМИ. Вы понимали, в чем дело?
— Мы понимали. Но мы спокойно к этому относились, потому что были уверены, что никто об этом не узнает, настолько синхронно мы сработали, без свидетелей. По Захаренко свидетели были, люди могли видеть, кто куда кого сажал. А по Гончару и Красовскому — это было почти ночью в начале двенадцатого, никто ничего не видел.
— В СМИ писали, что в так называемом «эскадроне смерти» люди идейные. Якобы Павличенко перед похищениями зачитывал задания от имени президента, что выполнить такой приказ — это большая честь и т.д.
— Не было этого ничего. Все приказы отдавались в устной форме. Такое понятие как приказ, напечатанный такого-то числа, — это миф.
— Вы могли бы показать место захоронения Гончара и Красовского?
— Послушайте, прошло уже больше 20 лет. Да, тела, скорее всего, разложились, но кости должны остаться. Машина никуда не делась. Она где закопана, там и будет лежать — сгнившая. На том месте, где было совершено убийство, от четырех пуль отскочили гильзы. На следующий день никто из нас не ходил их искать. Это лес. Отскок гильзы — от 4 до 6 метров. Их там реально найти, эти четыре гильзы там и будут лежать. Если серия пистолета известна, если есть закрепленные за ним серийные патроны, то по гильзе, по пуле в теле можно выяснить, из какого пистолета стреляли.
— Кто помимо вас может подтвердить то, что вы рассказали?
— Те, кто сейчас работают в структурах МВД, и те люди, которых я пофамильно знаю. Не больше 14 человек. Мы сидели, смотрели друг другу в глаза. И никто бы никогда в жизни вот это не рассказал.
— Между собой вы эти вопросы обсуждали?
— Нет. У нас как-то не было заведено. Да, мы все совершили преступления, но обсуждать, мурыжить это… Не было такого понятия.
— И ни у кого не шевельнулась мысль, что все-таки могут найти улики и доказать, что это было преступление, совершенное вами?
— А как вы можете найти улики, если на сегодняшний момент все, кроме меня (принимавшие участие в похищениях и убийствах. — Ред.), находятся при власти? У кого и что может шевельнуться?
— А у вас?
— У меня шевельнулось. Я, скажем так, такой человек… У меня позывной был «Голова». Я все анализировал, взвешивал и прекрасно знал, что через год, через два, через 5 лет все это мне аукнется.
Судьба оператора белорусского корпункта ОРТ Дмитрия Завадского, исчезнувшего 7 июля 2000 г.
— Вы знаете, что случилось с Дмитрием Завадским?
— Я в этом не участвовал. У меня был выходной, и я не могу точно сказать, наших ли рук дело Завадского. Но в день его пропажи мои ребята выходили на работу.
— А не должны были?
— Не должны. У них тоже был выходной. Обычно когда мы приходили на работу, все отмечались в журнале учета личного состава. Или если кто-то пришел в выходной день в спортзал, он тоже писал свою фамилию. Я посмотрел, кто приходил в тот день. Это были Кожевников, Бородач, Новаторский и Панков. Говорю пацанам: «Чего это вы на работу приходили?» — «А приходили позаниматься» — «Ну-ну, ясно. Понял». То есть они сказали, что приходили позаниматься, но я думаю, что они работали по Завадскому.
— В 2002 году Верховный суд Беларуси признал виновными в похищении Завадского бывших офицеров МВД Валерия Игнатовича и Дмитрия Малика, при этом их причастность к возможному убийству оператора доказана не была. В итоге они были осуждены на пожизненное заключение за убийство еще пяти человек.
— Завадского убили не Игнатович, не Малик… Малик вообще на тот момент работал в «Алмазе» (антитеррористическое спецподразделение МВД Беларуси. — Ред.). Если они убили Завадского, почему не рассказали, где он захоронен? То, что эти люди оказались за решеткой (из-за Завадского. — Ред.), для меня нонсенс.
Я вообще не понимаю, за что Завадского убили, и к чему он причастен. А вот по Гончару я задал Павличенко вопрос: «А вообще за что?» Он сказал: «У него был 100-процентный компромат для отстранения Лукашенко». В верхах сказали, что его надо убрать.
— Кто сказал?
— Я не знаю, кто сказал, я на этих встречах не присутствовал.
— А вы не думали, что вас, собровцев, со временем власти просто сдадут, представив все вашей самодеятельностью?
— Тогда надо было бы жертвовать и тогдашним министром внутренних дел Юрием Сиваковым, и тогдашним главой Совета безопасности Виктором Шейманом.
— Вы полагаете, они были в курсе того, чем занимался СОБР?
— Естественно. Сиваков был в курсе, Шейман был. Я не знаю, присутствовал или нет Лукашенко (на встречах, где СОБРу ставились задачи. — Ред.), но у меня сложилось мнение, что Лукашенко тоже об этом знал. Сивакова мы между собой называли «дедом». Он приезжал в Воловщину и в Бегомль. Приезжал к нам в бригаду — в в/ч 3214 на проспекте Скорины (в 2005 году переименован в проспект Независимости. — Ред.). Мы могли с ним там пообщаться, поговорить. Шейман тоже неоднократно приезжал.
Арест и освобождение Дмитрия Павличенко
— В ноябре 2000 года Генпрокуратура Беларуси санкционировала арест создателя СОБРа Дмитрия Павличенко по подозрению в причастности к исчезновениям оппонентов Лукашенко. Какое-то время Павличенко находился в СИЗО КГБ. Что вы об этом знаете?
— Дело было так. Мы — Павличенко, я и водитель — ехали, не помню откуда. Нас с Павличенко задержали, а водителя отпустили. Меня мурыжили часов пять-шесть — ни попить, ни покурить, ни в туалет… Я сказал, что у меня есть командир — все вопросы к нему. Меня выпустили через день. А Павличенко — вечером через три дня. Он мне позвонил, сказал, чтобы я подъехал к нынешнему «Президент-Отелю», это с тыльной стороны от президентской администрации. Там стояла наша машина. Павличенко пошел в администрацию с сотрудниками КГБ. Минут через 30-40 вышел с папкой, махнул мне рукой, мы сели в машину и поехали на базу.
— Что было в той папке?
— Вы хоть одну страничку этого дела видели?
— Нет. Все поджигалось и палилось. Вот так по одной бумажке вырывали и палили в ведре, вырывали и палили.
Жизнь Юрия Гаравского после СОБРа
— Чем занимаются сейчас те, кто входил в группы по ликвидации Захаренко, Гончара и Красовского?
— Тогда мы были рядовыми бойцами, а сейчас кто-то ушел в КГБ в «Альфу» работать, кто-то — в «Алмаз» в МВД, кто-то — в Службу безопасности президента, кто-то остался в СОБРе. Многие пошли на повышение — майоры, подполковники, полковники.
— Вас тоже повысили?
— О (смеется. — Ред.), меня нет. Я же писал неоднократно рапорт на увольнение, и его все время отклоняли. Объяснял, что устал, сломался, но мне ответили: «Мы тебя уволим, если ты подпишешь бумагу». — «Какую?» — «О неразглашении военной тайны». Я говорю: «О, а какую ж я военную тайну знаю?». Прикололся так над ними. Они отвечают: «Ты сам прекрасно все знаешь, так что подписывай». В итоге рапорт подписали, и в 2003 году я уволился.
— И чем занимались?
— Работал «на дядю», на своих знакомых. Изготавливали мебель, был цех. Я развозил и собирал компьютерные столы, тумбочки, шкафчики — такая мелочевка. Но заработок был хороший. Потом стал индивидуальным предпринимателем, занимался бизнесом. А в 2007 году со мной случилось ДТП, хотя мне кажется, что на меня было совершено покушение. В мою машину влетела фура — 16 дней комы, перелом позвоночника, перелом ноги, трепанация черепа. Я три с половиной месяца провел в больнице, а потом три с половиной года жил по графику больница-дом.
— Если это действительно, как вы говорите, было покушение, почему же его организаторы потом не довели дело до конца?
— А зачем? Я остался инвалидом, передвигался на двух костылях. Понимаете, что такое, когда человек никуда не может выйти, поехать? У меня были постоянные боли в ноге, спине, голове. То есть я был под наблюдением.
— Лечение, вероятно, требовало немалых средств. Откуда деньги?
— Свои сбережения, плюс мама помогала.
— А бывшие сослуживцы, Павличенко?
— Павличенко мне помогал трижды, давал деньги на дорогие лекарства — обезболивающие. В общей сложности 700 долларов.
— Как часто после увольнения вы встречались с бывшими сослуживцами?
— Практически каждый год, иногда и два раза в год. У меня был телефон Павличенко. Он мог позвонить, я мог позвонить, если какие-то вопросы были. Поддерживал контакт, скорее, он. Думаю, что ему говорили следить за мной, держать на контроле. Потому что я — единственный человек, который откололся от этой структуры, ушел на гражданку.
— Обсуждали ли вы свои прошлые дела с бывшими сослуживцами?
— Вы поймите, у людей, которые, скажем так, совершили определенное преступление, как мы, происходит осознание, переосмысление. И мы стараемся эту тему не обсуждать. Единственное — разговор года три назад. И то его начал Павличенко. Он сказал: «Что ты думаешь насчет того, что у нас было в 1999 году?» Я говорю: «А что у нас тогда было?» Он говорит: «Все, я понял». Я сделал вид, что этого не помню и не хочу вспоминать.
Попытки обращения в СМИ и бегство в Европу
— Почему вы, обладая полной информацией о судьбе Захаренко, Гончара и Красовского, так долго молчали?
— Я не молчал, все время искал возможность рассказать. В ОБСЕ писал на польский адрес, но ответа не получил. Года два назад под чужим электронным адресом, скрыв все данные, написал на оппозиционный сайт «Хартия-97»: «Здравствуйте, я такой-то. Хочу рассказать, что знаю про Захаренко, Гончара и Красовского». Они ответили: «Хорошо, давайте встретимся». А на следующий день звонит мне Павличенко и говорит: «Ты туда не ходи, потому что там тебя посадят». Я говорю: «Понял. Хорошо». После этих слов я пришел к выводу, что вся почта, что приходит на «Хартию», вскрывается и контролируется нашим КГБ.
— Вы попросили убежище в Европе?
— Да, попросил. Могу показать документ.
— При подаче ходатайства вы объяснили, кто вы, чем занимались в Беларуси?
— Да, все это я рассказал. Мне задали вопрос, почему я бежал из Беларуси. И я им рассказал все то же самое, что и вам сейчас.
— Чувствуете ли вы себя в безопасности в Европе?
— Вы знаете, пока при власти в Беларуси находится незыблемый уже больше 25 лет наш Александр Григорьевич Лукашенко, я себя не чувствую в безопасности.
— А почему в Беларуси вы не рассказали следователям всю правду о похищениях и убийствах?
— Вот если бы я это сделал, меня в тот же день и закрыли бы. И мне бы ни за что дали 25 лет минимум.
— Так уж и ни за что?
— Ну… Да, есть за что. Но я не хочу сидеть 25 лет. Тем более, что в белорусских тюрьмах это не сахар. А я сидел бы в какой-нибудь особой тюрьме, где-нибудь в Глубоком.
— Вы готовы повторить то, что рассказали, под присягой?
— Да. Я могу под присягой в суде официально все подтвердить. Могу на карте показать места убийств Захаренко, Гончара и Красовского. Я не знаю, где точно захоронен Захаренко, потому что Северное кладбище большое. Но это знает Павличенко. А место захоронения Гончара и Красовского могу с точностью до метра показать.
— Вы признались в убийстве. Вы сейчас раскаиваетесь в том, что совершили?
— Есть раскаяние, есть чувство вины… Если бы эти люди остались живы, что-то было бы по-другому в Беларуси. Я приношу искренние соболезнования родным и близким, так как я участник убийства. Прошу у них извинения. Могу показать места захоронений на карте. А дальше все зависит от них и от нашей белорусской правоохранительной системы.
