Известный таджикский оппозиционер, диссидент Мухиддин Кабири рассказал а ситуации в Таджикистане, о перспективах президента Рахмона в интервью platon.asia.
— Понятно, что экономический кризис, тяжелые последствия эпидемии коронавируса заставили Рахмона назначить проведение президентских выборов раньше обычного срока — 11 октября. Но, может быть, Рахмон зря перестраховывается, опасаясь, что народ «проснется» и будет очень недоволен после октября? То есть, возможно, Рахмон успешно для себя может провести выборы и в ноябре?
[adsforwp id=»420384″]— У Рахмона, как у любого другого диктатора, очень сильно развит «инстинкт самосохранения», когда любой шорох вокруг вызывает защитную реакцию. Последняя его перестраховка с перенесением выборов с обычного ноября на октябрь показывает, что он уже избегает самых минимальных рисков. Это уже паранойя, а не перестраховка. Лукашенко тоже перестраховался, когда арестовал своих основных оппонентов до начала выборов, но считал перегибом не допустить женщину, причем, неискушенную в политике, на выборы. Или был слишком самоуверенным. Рахмон в этом плане — менее уверенный в себе руководитель и более беспощадный к своим оппонентам. Из всех его оппонентов, кто не сумел выехать за рубеж, все находятся в тюрьме со сроками заключения более 20 лет, либо убиты.
Что касается самих выборов, то у Рахмона самая сложная задача заключается в том, какую цифру себе нарисовать на следующий день. Дело в том, что это первые выборы после того, как он стал «Лидером Нации». Результат не должен быть ниже обычных «смертных» президентов, например, Лукашенко, Мирзиёева, или Путина, которые идут по его стопам, но еще не доросли до таких титулов. С более «демократичным» результатом, скажем в 60-70%, возникает вопрос: «какой же он «лидер нации», если 30% населения ему не доверяет»? Так что эти выборы будут проходит в соперничестве между двумя кандидатами в одном лице: Рахмон-«Лидер Нации и Рахмон- Президент. По объявленным цифрам сможем сказать, какой из них победил.
— Некоторые эксперты считают, что Рустам Эмомали не сможет полновластно править после ухода в «отставку» своего отца, даже если Рахмон будет ему помогать. Правота этого предположения усиливается глубоким кризисом, вызванным пандемией. В этих условиях возможно ли, что таджикское общество в массовом порядке начнет требовать больших перемен, вплоть до введения во власть представителей настоящей оппозиции?
— Не только эксперты, наверное, сам Рахмон тоже пришел к такому выводу. Еще год назад многие были уверены, что он выдвинет своего сына, поскольку под него менял Конституцию и госпропаганда усиленно работала над общественным мнением. Видимо, он отложил план передачи власти на некоторое время, не только с учетом личных качеств преемника, но и социально-экономической ситуации страны. Это единственное рациональное решение Рахмона за подлёдные годы, которое вызвано опять не государственными, а личными интересами. Даже при передачи президентского поста сыну, он не отошел бы от власти, поскольку по закону именно «лидер нации» определяет внешнюю и внутреннюю политику страны. Такая формулировка дает возможность управлять страной и, одновременно, не отвечать ни за что.
Мне кажется, что сразу же после выборов мы увидим первые признаки глубокого структурного кризиса, в котором находится Таджикистан. Рахмон имеет полноту информации, и ситуация ухудшается ежемесячно. Он знает, какая ситуация будет в ноябре, декабре и дальше, и не зря перенес выборы на октябрь, когда еще сравнительно тепло и население еще сильно не чувствует на себе ужасы перебоев с электричеством. Кризис, конечно, не влияет на необходимые цифры, но на настроение избирателей влияет однозначно.
Как поведет себя народ в такой ситуации, предсказать очень сложно. Диктатура такая вещь, которая при стечении определенных обстоятельствах может сохраняться долго, и опять, при других обстоятельствах, рухнет в один день. Еще 5 лет тому назад я был уверен, что перед страхом новой гражданской войны таджикский народ будет терпеть Рахмона еще долго, но сейчас ситуация меняется.
Народ, особенно молодежь, начинает понимать, что власть злоупотребляет гражданской войной и хочет держать народ в постоянном страхе. Нежелание властей открыть двери для возвращения мигрантов на родину вызвано страхом перед молодыми людьми, которые больше не хотят слышать о войне и требуют минимальных человеческих условий. В отличие от «внутренней» молодежи, которую власть старается зомбировать с помощью пропаганды и «политзанятий» в школах, вузах и предприятиях, мигранты имеют возможность получать другую, альтернативную информацию, и более критично настроены по отношению к властям.
— Мухиддин ако, недавно в Таджикистане показывали пропагандистский фильм «Хиёнат», где Вас обозвали «коронавирусом XXI века», а Партию исламского возрождения обвинили во всех смертных грехах. С чем может быть связан такой чёрный пиар, Рахмон боится за устойчивость своей власти, полагая, что Вы с соратниками имеете высокий политический рейтинг среди народа, особенно сейчас, после трагических последствий эпидемии?
— Это у Рахмона надо спросить, почему он так боится нас и истерично обвиняет оппозицию во всех проблемах страны. Нас уже 5 лет нет в стране, и у него вся полнота власти, ресурсы и бюджет, но ему все время оппозиция «мешает» решать социально-экономические проблемы страны. Как любому диктатору, ему всегда нужны «враги», на которых можно свалить свои неудачи и консолидировать своих сторонников. До выборов в Белоруссии Лукашенко убеждал население, что Москва хочет его сместить, теперь он Европу «назначил» врагом Белоруссии, а Россия превратилась в его опору. То же самое и Рахмон. Не было бы нас, он с таким же «успехом» этот фильм сделал бы про других личностей или сил, которые на тот момент являлись бы его конкурентами.
Чем слабее он себя чувствует, тем «страшнее» становятся его оппоненты в таких пропагандистских материалах. Его тактика очень простая: «Да, я вор, коррупционер и узурпатор, но моя оппозиция пострашнее». Кстати, он эту тактику использует и по отношению к мировому сообществу, убеждая их в том, что его оппозиция состоит в основном из экстремистов и радикалов. На конференциях, форумах и при встречах с западными дипломатами и экспертами они всовывают им в руки цитаты и копии старых материалов, где кто-то из представителей оппозиции в другом контексте сказал нечто негативное про Запад, христиан или евреев.
Обычно это материалы времен гражданской войны, но они надеются, что смогут, таким образом, создать образ «талибов» или «игиловцев» в лице таджикской оппозиции. Но они не понимают, что такая примитивная, «базарная» тактика в серьезных политических и академических кругах не действует, даже если и действует, то не против нас.
Помню, на одной международной площадке один из них, вставая, старался перекричать весь зал, размахивая какими-то бумагами, где он собрал из архивов все «антисемитские» высказывания оппозиции, зная, что в зале немало участников еврейского происхождения, и как на Западе чувствительно относятся к этому вопросу. Его выступление вызвал насмешку аудитории, особенно той части, на кого они изначально и рассчитывали.
То, что меня обозвали «коронавирусом 21-го века», видимо, означает, что мои идеи кажутся им страшнее, чем этот вирус. И, судя по их истерии, им нечего противопоставить нашим идеям, поэтому они вынуждены прибегать к лжи, репрессиям и даже физическим устранениям.
— Мухиддин ако, какое политическое будущее может ждать Таджикистан в ближайшие, допустим, три года, если учитывать тяжелый экономический кризис, волны пандемии коронавируса, начало транзита власти Рахмона?
— Не обязательно быть хорошим экспертом, чтобы предвидеть ближайшее будущее Таджикистана. Все факторы говорят о том, что эти 2-3 года будут определяющими и одновременно очень сложными. Рахмон, скорее всего, не останется президентом до конца срока, он истощен как физически, так и морально. Есть три варианта его ухода: он сам доведет до конца операцию «преемник», и, таким образом, еще на некоторое время продлит пребывание семьи у власти, либо его «уйдут» его же окружение, возможно, даже с участием некоторых членов его семьи, чтобы не допустить третьего сценария, а именно — народного восстания. Рахмон, как и Каддафи, построил такую систему, что все держится на нем самом, и при малейшем расслаблении все рухнет. В этом и сила, и слабость единоличных диктаторов, их отличие от системных диктатур (партийных, идеологических, или военных), где система сильнее личности и система может заменить одного диктатора на другого. Мне кажется, что нам уже не избежать народного восстания — все к этому идет. Потому что Рахмон уже перестал быть договороспособным — ни с оппонентами, ни с обществом и даже ни со своим окружением. А это уже начало конца, и все готовят себя постепенно к худшему сценарию.
Меня пугает другое, а именно: Таджикский народ отвык за 28 лет высказывать свое возмущение или протест цивилизованными и законными путями. Не было митингов, демонстраций и массовых протестов. Власть закрыла за это время все каналы для выпуска пара, и этот пар накапливается и накаливается с каждым годом. С учетом кризисов, о которых Вы говорите, ситуация будет накаляться в будущем, с возвращением мигрантов, у которых на родине нет будущего. С другой стороны, многие образованные таджикистанцы ждут конца пандемии, чтобы покинуть страну. То есть более образованные уходят, а им на замену приходят более критично настроенные и менее образованные мигранты, в основном молодежь. В один критический момент ожиревшая семья и озлобленное население могут столкнуться лбами, как, например, в Ливии или Сирии, и некому будет контролировать народ. Вся проблема в том, что Рахмон уничтожил не только оппозицию внутри страны, но и, набирающее силу и опыт, гражданское общество.
Поэтому мы в Национальном Альянсе выступаем за создание широкого Национального Совета, куда могут войти не только представители оппозиции, гражданского общества и мигрантов, но и часть нынешней власти, кто заинтересован в мирном переходе власти от семьи к народу. Только таким образом можно избежать хаоса.
— Вероятно, многое в политическом будущем Таджикистана будет зависеть от Москвы. Как Вы думаете, будет ли Москва поддерживать ослабевшего Рахмона, теряющего по итогам эпидемии COVID-19 авторитет среди народа?
— Согласен, от Москвы многое зависит, но не все. Этому свидетельство — грузинские, армянские, украинские и, наконец, белорусские события. Таджикский народ определяет будущее страны, не Москва, Пекин или Вашингтон. Это должны понимать и уважать во всех столицах, если они хотят оставаться друзьями Таджикистана.
С учетом того, что в Таджикистане нет серьёзных антироссийских сил, ни во власти и ни в оппозиции, Москва будет занимать примерно такую же позицию, как при армянской революции или белорусском восстании. Более того, Россия и все наши соседи должны быть заинтересованы в стабильном и развитом Таджикистане, чего нельзя добиться без смены нынешней власти.
Нынешняя власть стала «поставщиком» не только дешевой рабочей силы для России и региона, но и угроз, вытекающих из тотальной коррупции, кумовства и нищеты. Кстати, Рахмон долго скрывал наличие коронавируса в стране, что привело к его большому распространению и это уже прямая угроза жизни людей не только в Таджикистане, но и во всем регионе.
Мухиддин ако, ташаккур за интервью!
Подготовил Талгат Мамырайымов
