На первый взгляд у Казахстана и Узбекистана много общего, но, что важно, их лидеры принадлежат к очень разным политическим культурам. Об этом пишет Emerging Europe.
С приходом к власти Шавката Мирзиёева и Касым-Жомарта Токаева в 2016 и 2019 годах, соответственно, в Узбекистане и Казахстане произошла первая с 1989 года смена руководства.
Очевидно, что у этих двух стран много общего с точки зрения их авторитарного советского наследия в сочетании с местными консервативной политической культурой, которая мешает появлению демократических ценностей и активного гражданского общества в двух странах Центральной Азии.
Таким образом, возникает вопрос об основных последствиях смены руководства в Казахстане и Узбекистане.
Что касается экономических последствий внутренних изменений, следует отметить, что к 2019 году экономические, а также политические реформы Мирзиёева привели к тому, что The Economist назвал Узбекистан своей «страной года».
Обойдя «узбекскую модель» своего предшественника Ислама Каримова, Мирзиёев предпринял шаги по интеграции страны в мировую экономику через финансы и торговлю. В отличие от Каримова, отдававшего предпочтение советской экономике с доминированием государства, Мирзиёев стремился сделать экономику более эффективной, внедряя рыночный механизм с привлечением иностранных инвестиций.
Примечательно, что, согласно отчету Всемирного банка «Ведение бизнеса» за 2018 год, Узбекистан стал «региональным лидером по общему количеству реформ в регионе Европы и Центральной Азии и [вошел] в десятку экономик, добившихся наибольшего улучшения в 2016–2017 годах».
Аналогичным образом, в отчете «Ведение бизнеса за 2020 год» говорится, что деловой климат в Узбекистане значительно улучшился, что сделало страну одной из двадцати стран мира с наиболее развитой экономикой в плане удобства ведения бизнеса.
В отчете отмечается, что страна поднялась на 69-е место из 190 стран благодаря реформам в четырех ключевых областях: налоговые платежи, защита миноритарных инвесторов, трансграничная торговля, исполнение контрактов. Амбициозная программа реформ Мирзиёева вызвала волну оптимистичных комментариев о ее положительных последствиях для экономической трансформации и модернизации страны. Очевидно, что глубина и устойчивость экономических реформ в Узбекистане в значительной степени зависят от более широких реформ управления, включая борьбу с коррупцией.
Проклятие ресурсов
Напротив, зависимая от нефти экономика Казахстана не претерпела значительных изменений при президентстве Токаева. Фактически понятие «ресурсное проклятие» подходит для характеристики состояния экономики Казахстана. Это понятие предполагает, что страны с большими запасами природных ресурсов часто хуже работают с точки зрения экономического роста, социального развития и надлежащего управления, чем другие страны с меньшими ресурсами.
Тем не менее, огромные богатства от природных ресурсов часто могут быть проклятием, а не благословением, развращая политические и экономические институты страны и препятствуя росту демократии.
Среди изучающих экономику Казахстана, существует широкий консенсус в отношении того, что структурная трансформация слабо диверсифицированной экономики страны должна основываться на ускоренном развитии обрабатывающей промышленности, увеличении несырьевого экспорта и привлечении прямых иностранных инвестиций в несырьевые отрасли.
Примечательно, что в Стратегии «Казахстан 2050» поставлена амбициозная цель — войти к 2050 году в число 30 наиболее развитых стран по доходу на душу населения. Между тем, выполнение этой амбициозной цели зависит от способности Казахстана преодолеть «ресурсное проклятие».
Рост ВВП Казахстана в 2014 году замедлился из-за ослабления спроса и падения цен на нефть. Несмотря на то, что страна восстанавливается после экономического спада, Токаев мало что сделал для изменения экономического ландшафта страны. Остается вопрос, сможет ли он провести фундаментальные экономические реформы в условиях продолжающегося мощного влияния бывшего президента Нурсултана Назарбаева.
Памела Блэкмон, доцент кафедры политологии Пенсильванского университета, метко отмечает, что преемственность элиты объясняет преемственность в экономической политике Назарбаева. В результате Токаев оказывается в ситуации, когда любой значительный прогресс в перестройке или реформировании экономики страны побуждает президента сделать это посредством президентских указов, иногда в конечном итоге противореча предпочтениям правящей элиты в отношении преемственности.
Неудивительно, что программа реформ Токаева была сосредоточена на социальных и политических, а не на экономических реформах.
Коррупция
Что касается антикоррупционных реформ, необходимо отметить, что, хотя президентство Токаева не привело к значительным достижениям, антикоррупционная политика Мирзиёева нацелена на бывших коррумпированных чиновников, некоторые из которых, включая бывшего начальника Службы государственной безопасности Узбекистана и бывшего Генеральный прокурор были признаны виновными в коррупции.
Одной из самых серьезных проблем антикоррупционных реформ в двух странах является сохранение и распространение коррупционной практики со стороны политической и экономической элиты. Ясно, что без твердой приверженности политических элит искоренению системной коррупции не обойтись. Между тем, несоответствия и слабость обязательств, как правило, приводят к ситуации, когда под лозунгом «нулевой терпимости к коррупции» правительства продолжают играть в игру «толерантной коррупции».
Уроки успешных кампаний по борьбе с коррупцией в Сингапуре и Гонконге показывают, что инициативы по реформе борьбы с коррупцией должны быть совместными и включать все заинтересованные стороны, включая государственный и частный секторы, а также гражданское общество.
Поэтому для организаций гражданского общества Узбекистана и Казахстана крайне важно и дальше развивать институциональный и профессиональный потенциал, чтобы вносить вклад в антикоррупционные реформы и влиять на их реализацию.
Права человека при Токаеве и Мирзиёеве
Исследования показывают, что смена руководства в Казахстане существенно не улучшила соблюдение прав человека.
В частности, в Казахстане свобода выражения мнений по-прежнему строго ограничена: власти подавляют инакомыслие путем задержания, заключения в тюрьму диссидентов или предъявления им административных обвинений. Точно так же права меньшинств остаются плохо защищенными.
Тем не менее, в отчете Freedom House за 2020 год говорится о том, что ситуация со свободой собраний улучшилась, и правительство проявляет большую терпимость по отношению к демонстрациям небольших групп. Следовательно, для гражданского общества, похоже, растет пространство. Тем не менее, многочисленные злоупотребления и нарушения прав человека продолжают существовать, и под президентством Токаева необходимо многое сделать для их искоренения.
Что касается Узбекистана, президентство Мирзиёева способствовало улучшению ситуации с соблюдением прав человека в стране: узбекские власти закрыли печально известную тюрьму Жаслык и сняли запрет на несколько важных веб-сайтов. Тем не менее, правительство по своей сути остается авторитарным, полагаясь на службы безопасности, сохраняя огромную власть по подавлению инакомыслия и плюрализма.
Несмотря на то, что местные СМИ, включая новостные веб-сайты и прямые телепрограммы, теперь осторожно обсуждают социальные проблемы и даже критикуют местных властей, журналисты нередко практикуют самоцензуру, чтобы избежать преследований со стороны правительства.
В результате они воздерживаются от открытой критики Мирзиёева и его правительства. Тем не менее, свобода выражения мнения в Узбекистане остается существенно ограниченной.
Имеют ли значение отдельные факторы?
Вопрос о том, почему Узбекистан работает лучше при президентстве Мирзиёева, чем Казахстан при Токаеве, вызывает вопрос о роли и значении индивидуальных факторов, лежащих в основе перемен и преемственности в двух странах.
Постсоветский переходный период в обеих странах ознаменовался накоплением сильной президентской власти за счет двух других ветвей власти. Следовательно, отсутствие системы сдержек и противовесов и отсутствие сильной оппозиции превратили президентов Узбекистана и Казахстана в «незаменимых игроков», в то же время повысив важность индивидуального измерения политики.
Примечательно, что некоторые комментаторы предполагают, что тот факт, что Мирзиеев не входил в структуру советской элиты и не извлекал выгоду из этой системы из-за коррупции, повлиял на его решение реформировать существующую систему.
Напротив, то, что Токаев входит в ближайшее окружение Назарбаева, когда первый президент Казахстана оказывает сильное влияние на страну, снижает вероятность проведения фундаментальных реформ.
В результате, в отличие от некоммунистической программы изменения правил игры Мирзиеева, восприятие и предпочтения старого коммунистического лидера Назарбаева определяют преемственность в казахстанской политике и экономике.
