Рациональная политическая оценка нынешней конъюнктуры стала настоящей редкостью, пишет известный философ Ален Бадью и делиться своими мыслями. Ниже полный текст статьи:
Между катастрофическими проповедями от лица неожиданно оказавшихся весьма религиозными групп экологов (мы на пороге Страшного суда), и фантасмагориями неавторитарных левых (мы современники образцовой «борьбы», неудержимых «массовых движений», «краха» охваченного кризисом либерального капитализма), любая рациональная ориентация ускользает, и повсюду преобладает своего рода психоз, будь то активистский или пораженческий. Я хотел бы высказать здесь несколько соображений одновременно эмпирического и предписывающего толка.
В почти что планетарном масштабе, и вот уже несколько лет — определенно с тех пор, как состоялось то, что называлось «арабской весной», — мы живем в мире, наполненном борьбой или, точнее, массовыми мобилизациями и ассамблеями. Я субъективно предлагаю назвать общую конъюнктуру мувиментизмом, движенчеством, имея в виду широко распространенное убеждение, что значительные народные ассамблеи, несомненно, добьются изменения ситуации. Мы видим это от Гонконга до Алжира, от Ирана до Франции, от Египта до Калифорнии, от Мали до Бразилии, от Индии до Польши, а также во многих других городах и странах.
Все эти движения, без исключения, похоже, обладают тремя характеристиками:
1. Они имеют сложноустроенный характер как по своему социальному происхождению, как по причинам недовольства, так и по спонтанно проявляющимся политическим убеждениям. Этот полиморфный аспект также проливает свет на их численность. Это не группы рабочих, не демонстрации студенческих движений, не бунты владельцев магазинов, раздавленных налогами, не феминистские протесты, не экологические пророчества, не региональные и национальные диссиденты, не марши, проводимые так называемыми мигрантами, которых я называю кочевниками-пролетариями. Всех понемногу в зависимости от действия тактического правила доминирующей тенденции, или сразу несколько, в зависимости от места действия и обстоятельств.
2. Из такого положения вещей следует, что единство этих движений является — и не может быть иначе, учитывая нынешнее состояние идеологий и организаций — строго негативным по своему характеру. Излишне говорить, что это отрицание относится к разнородным реальностям. Можно восставать против действий китайского правительства в Гонконге, против захвата власти военными в Алжире, против удушающей хватки религиозной иерархии в Иране, против персонального деспотизма в Египте, против маневров националистической и расовой реакции в Калифорнии, против действий французской армии в Мали, против неофашизма в Бразилии, против преследования мусульман в Индии, против возвращения стигматизации абортов и нетрадиционной сексуальности в Польше и так далее. Но ничего больше — в частности, ничего, что могло бы быть равнозначно контрпредложению в общем смысле — в этих движениях нет. В конце концов, из-за отсутствия общего политического предложения, которое явно выходило бы за пределы современного капитализма, движение в конечном итоге направляет свое негативное единство против собственного имени, обычно имени главы государства. От лозунга «Мубарак должен уйти» переходят к лозунгу «Долой фашиста Болсонару», затем «Расист Моди, уходи», «Трамп, вон!» или «Бутефлика, уходи». Не забывая, конечно, инвективы, требования отставки и личные нападки на нашу очевидную цель, которой является ни кто иной, как наш маленький Макрон. Соответственно я предполагаю, что все эти движения, вся эта борьба, в конечном итоге, является «аут-измом» (dégagismes). Есть желание, чтобы местного лидера подвесили на крюк, не имея ни малейшего представления ни о том, кто его сменит, ни о процедуре, посредством реализации которой — если он действительно уйдет — можно было бы быть уверенным, что ситуация действительно изменится. Короче говоря, объединяющее отрицание не является носителем какого-либо утверждения, какой-либо творческой воли, какой-либо активной концепции анализа ситуаций и того, что могло бы быть или должно быть политикой нового типа. В отсутствие чего движение в конечном итоге — и это сигнал о его конце — обретает окончательную форму своего единства, а именно восстание против полицейских репрессий, жертвой которых оно стало, против полицейского насилия, которому оно подверглось и было вынуждено противостоять. Другими словами, отрицание его отрицания властями. Я непосредственно знаком с подобным с мая 68-го, когда в отсутствие общего предложения — во всяком случае в начале движения — на улицах кричали: «CRS = SS!» К счастью, тогда за этим последовали — как только преобладание мятежного негатива миновало — более интересные вещи, разумеется, ценой столкновения между противоположными политическими концепциями, между разными предложениями.
3. Сегодня, с течением времени, планетарный мувиментизм достиг только укрепления воспроизводства власти или в значительной степени косметических изменений, которые могут оказаться хуже, чем то, против чего исходно восставали. Мубарак ушел, но сменивший его Ас-Сиси — еще одна (возможно, худшая) версия власти военных. В конце концов, контроль Китая над Гонконгом стал только крепче за счет законов, более соответствующих тем, которые действуют в Пекине, и массовых арестов активистов. Религиозная камарилья в Иране осталась нетронутой. Наиболее активные реакционеры, такие как Моди или Болсонару, или польская клерикальная клика, находятся в хорошей форме, большое вам спасибо. И маленький Макрон, с рейтингом доверия в 43% сегодня находится в гораздо лучшем электоральном здоровье — не только по сравнению с началом движения протеста, но даже по сравнению со своими предшественниками, которых, говорим ли мы об очень реакционном Саркози, или эрзац-социалисте Олланде, который после такого же по продолжительности президентского срока едва имел 20% тех, кто к его деятельности относился положительно.
На ум приходит одно историческое сравнение. В период между 1847 и 1850 гг. на большей части Европы проходили крупные волнения рабочих и студентов, крупные массовые восстания против деспотического порядка, созданного после Реставрации 1815 г. и успешно закрепившегося после Французской революции 1830 г. Отсутствие твердого представления о том, что — помимо яростного отрицания — могло представлять собой принципиально иную политику, весь фурор революций 1848 года привел лишь появлению новой волны регресса. В частности, баланс во Франции был восстановлен бесконечным правлением типичного представителя зарождающегося капитализма, Наполеона III, также известного, благодаря Виктору Гюго, как маленький Наполеон.
Однако в 1848 году Маркс и Энгельс, принимавшие участие в немецких восстаниях, извлекли уроки из всего этого, одновременно в текстах, представляющих собой пример исторического анализа, таких как брошюра под названием «Классовая борьба во Франции», так и в окончательном позитивном руководстве, которое описало — в каком-то смысле на века — какой должна быть совершенно новая политика, название которого «Манифест Коммунистической партии». Именно вокруг этой позитивной конструкции, несущей «манифест» партии, которой не существует, но которая должна появиться, в конечном итоге начинается другая история политики. Маркс совершит новое преступление двадцать три года спустя, извлекая уроки из замечательной попытки, которой, несмотря на ее героическую оборону, снова не хватило эффективной организации своего позитивного единства, а именно Парижской Коммуны.
Излишне говорить, что наши обстоятельства совсем другие! Но я считаю, что сегодня все сводится к тому, что негативные лозунги и оборонительные действия должны быть наконец подчинены ясному синтезированному образу наших собственных целей. И я убежден, что для этого мы должны обязательно вспомнить то, что Маркс объявил ядром своей мысли. Ядро, в свою очередь, конечно, негативное, но такого масштаба, что оно может быть поддержано только грандиозным утверждением. Я имею в виду лозунг «Отмена частной собственности».
Если присмотреться, такие лозунги, как «защищайте наши свободы» или «прекратите насилие со стороны полиции», строго говоря, консервативны. Первый предполагает, что в рамках существующего положения вещей мы пользуемся настоящими свободами, которые необходимо защищать, в то время как наша главная проблема должна заключаться в том, что без равенства свобода является лишь обманкой. Как может кочевник-пролетарий, лишенный юридических документов и прибытие которого сюда является ни чем иным как жестоким эпосом, называть себя свободным в том же смысле, что и миллиардер, обладающий реальной властью, владелец частного джета с собственным пилотом, находящийся под защитой электоральной ловушки из его прокси, работающих в государстве? И как могут последовательные революционеры вообразить — если они действительно поддерживают позитивное и рациональное желание мира, отличного от того, который они оспаривают, — что полиция властей предержащих всегда будет дружелюбной, вежливой и мирной? Чтобы полицейский мог сказать вооруженным мятежникам в масках: «Как пройти к Елисейскому дворцу? Вон большие ворота справа по улице».
Лучше вернуться к сути вопроса: к вопросу о собственности. Общим объединяющим лозунгом непосредственно и однозначно должен быть: «коллективизация всего производственного процесса». Его негативным промежуточным коррелятом, находящимся в непосредственной близости, может быть «отмена всей приватизации, проведенной государством с 1986 года». Что касается толкового, чисто тактического лозунга, который предоставил бы некоторую работу тем, в ком преобладает стремление к отрицанию, то это мог бы быть следующий: давайте захватим помещения очень важного департамента Министерства экономики и финансов под названием Комиссия по участию и трансферам. Давайте сделаем это с полным осознанием того, что это эзотерическое название «участие и трансферы» — всего лишь прозрачная маска Комиссии по приватизации, созданной в 1986 году. И пусть люди знают, что мы будем находиться в помещении этой комиссии по приватизации до исчезновения любой формы частной собственности в отношении всего, что так или иначе можно считать общественным благом.
Просто популяризируя эти цели, как стратегические, так и тактические, мы, поверьте мне, откроем новую эпоху после эпохи «борьбы», «движений» и «протестов», чья негативная диалектика исчерпывает и себя и нас. Мы будем пионерами нового массового коммунизма, чей «призрак», говоря как Маркс, снова будет преследовать не только Францию или Европу, но и весь мир.
