Когда-то религии, государства и национальности объединяли людей, консолидировали и развивали общество, но тотальное стремление связать воедино человечество привело нас к религиозным войнам, мировым катастрофам и геноцидам. Об этом пишет Pan Optikum.
А что сейчас?
Соцсети, мессенджеры и крупнейшие IT-гиганты заявляют о миссии — благодаря технологиям связать каждого человека со всем миром. Но мы оказались в ситуации, когда пользователь живет в пузыре, откуда видит мир только с одного угла, и еще сильнее радикализуется.
У человека есть потребность в обществе, но оборотная сторона — это поиск общего врага.
И раса — это очередная возможность для поиска врагов.
Статья ниже развеивает мифы и наши предрассудки в надежде, чтобы как можно больше людей как можно меньше убивали по цвету кожи.
О главном идеологе расизма
В первой половине XIX века доктор Сэмюэл Мортон был одним из самых почитаемых ученых Америки. Он жил в Филадельфии и коллекционировал черепа.
В привередливости доктора Мортона заподозрить сложно: он не отказывался от костей, добытых из катакомб и собранных на полях сражений. Один из самых известных образцов в коллекции ученого при жизни принадлежал осужденному и высланному в Тасманию ирландцу, которого в итоге повесили за убийство и поедание сокамерников.
С каждым черепом доктор Мортон проводил одни и те же манипуляции: наполнял его перечными зернами — которым позже предпочел свинцовую дробь — и по их количеству судил об объеме полости, в которой помещался мозг.
Мортон считал, что люди делятся на пять рас, которые представляют собой отдельные акты творения. Каждой из них приписывались характеристики, определяющие ее место в Богом данной иерархии.
По мнению Мортона, краниометрия (так доктор назвал свои занятия) ясно свидетельствует об умственном превосходстве белой расы. Выходцы из Восточной Азии — их Мортон нарек монголами — «самобытны» и «восприимчивы к обучению», но стоят на ступень ниже. За ними следовали выходцы с юга Азии, далее — коренные американцы.
На низшую ступень Мортон поставил темнокожих, или, по его терминологии, эфиопов. Идеи доктора Мортона прижились среди сторонников рабства. До Гражданской войны в США оставалось несколько десятилетий.
«Мортон обладал огромным авторитетом, особенно на юге США», — поясняет Пол Вулф Митчелл, антрополог из Пенсильванского университета, показывая мне череп из той самой коллекции. Сейчас она хранится в Музее Пенсильвании.
Мы разглядываем особенно крупный череп голландца, который в свое время позволил Мортону объявить белых главными интеллектуалами человечества. В 1851, после кончины доктора, редакция «Медицинского журнала Чарлстона» прославляла его как человека, «наконец поставившего негров на место».
В наши дни Мортон известен как отец научного расизма. Идеи доктора пропитали прошедшие несколько веков такими ужасами, что смотреть на коллекцию жутко. Но, увы, наследие Мортона до сих пор не изжито. Расовые различия ложатся в основу политических и социальных взаимодействий и влияют на наше самосознание, несмотря на многочисленные научные опровержения их существования.
Мортон думал, что обнаружил неоспоримые наследуемые различия между людьми, но в те времена ученые понятия не имели о том, как передаются из поколения в поколение определенные черты. Еще не выдвинул свою теорию Дарвин и не была изучена ДНК.
Расы — нет
Современные исследователи, изучающие генетику нашего вида, говорят, что вся категория расы понимается неверно. При расшифровке генома человека ученые собрали образцы ДНК у нескольких добровольцев, которые заведомо относили себя к определенным расам. В июне 2000 года в Белом доме на церемонии, посвященной успеху проекта, первопроходец секвенирования ДНК и основатель проекта Celera Крейг Вентер заявил: «Концепция расы не находит научного обоснования в генетике».
За последние десятилетия исследователи в этой области обнаружили две фундаментальные истины. Первая: мы все приходимся друг другу относительно близкими родственниками. Даже особи шимпанзе проявляют меньше генетических сходств, хоть люди и многочисленнее.
Набор генов у каждого человека одинаков, но, за исключением идентичных близнецов, мы носим в себе их некие вариации. Исследования генетического разнообразия позволили ученым реконструировать нечто вроде семейного древа человечества. И оно открыло вторую истину: вполне буквально все живущие ныне люди — африканцы.
Наш вид возник в Африке. Конкретное время и место требуют уточнения. Недавно обнаруженные в Марокко останки позволяют предположить, что современные анатомические черты Homo sapiens начали появляться целых 300 тысяч лет назад.
Еще примерно 200 тысяч лет мы провели на месте своего возникновения, но уже в то время представители вида формировали группы и разбредались по континенту, давая начало новым популяциям и изолируя себя от других объединений людей.
Как и у других видов, генетические изменения у человека происходят благодаря случайным мутациям — крошечным поломкам ДНК, кода жизни.
Они случаются с более или менее постоянной частотой, и чем дольше группа живет в изоляции, передавая следующим поколениям гены, тем больше накапливаются изменения. Чем дольше отдельные группы не пересекаются, тем больше между ними отличий.
Изучив ДНК современного населения Африки, исследователи заключили, что койсанские народы в южной части континента — одна из старейших ветвей человечества.
Пигмеи Центральной Африки тоже довольно долго живут отдельной группой. Это означает, что самые заметные отличия обнаруживаются далеко не между теми группами, которые принято называть расами — белой, черной, азиатской или американоидной. Ведь койсанские народы и пигмеи представляли собой отдельные популяции за десятки тысяч лет до исхода человека из материка.
Все люди, живущие за его пределами, утверждают генетики, произошли от нескольких тысяч переселенцев, которые покинули континент около 60 тысяч лет назад. Если говорить о родственных связях, эти ранние мигранты ближе всего к современным народам восточной Африки, включая племя хадза в Танзании.
На поиск новых земель отправилась небольшая часть населения континента, а значит, за его пределы вышла лишь некоторая доля генетического разнообразия.
По пути, вероятно, в районе современного Ближнего Востока, путешественники скрещивались с другим видом — неандертальцами. Продвинувшись дальше, повстречали денисовцев. Считается, что оба эти вида появились в Евразии, а произошли от гоминин, которые покинули Африку еще раньше, чем первые переселенцы нашего вида.
Некоторые ученые считают, что исход из Африки 60 тысяч лет назад — это вторая волна миграции современного человека. Если это так, то, судя по нашим генам, первая растворилась под ее напором.
Достаточно быстро потомки мигрантов расселились по миру. Уже 50 тысяч лет назад они добрались до Австралии, 45 тысяч лет назад — до Сибири, а 15 тысяч лет назад — до берегов Южной Америки.
В неизведанных ранее уголках мира они оседали изолированными группами, в которых со временем накапливались неповторимые комбинации генетических мутаций.
Большинство изменений в генах не приносили пользы, но и не вредили. Но иногда появлялись мутации, полезные в новых для переселенцев условиях.
Под гнетом естественного отбора они быстро распространялись по местной популяции. Например, в высокогорных районах мало кислорода, и у людей, обосновавшихся на Эфиопском нагорье, в Тибете и на плато Альтиплано в Андах, появилась мутация, помогающая жить в условиях разреженного воздуха. У инуитов, которые питаются преимущественно морепродуктами с высоким содержанием жирных кислот, появились соответствующие их рациону адаптации.
Иногда причина, по которой та или иная мутация сохранилась, так и не раскрывается. Возьмем, например, вариант гена EDAR, который обозначают как 370A. Одна, а то и две копии есть почти у всех потомков восточноазиатских групп и коренных американцев. У современных африканцев и европейцев он встречается нечасто.
Генетик Яна Камберов из Медицинской школы Перельмана Пенсильванского университета ввела мышам восточноазиатский вариант гена EDAR. Она надеялась понять, что он меняет.
«Милашки, правда?» — говорит она, открывая клетку с подопытными. На вид это обычные мыши с гладкой коричневой шерсткой и черными блестящими глазками.
Но если взглянуть через микроскоп, то можно увидеть незаметные на первый взгляд, но важные отличия между подопытными животными и их не менее симпатичными собратьями. Шерстинки толще, потовые железы многочисленнее, скопления жира вокруг молочных желез меньше.
Возможно, это объясняет, почему у некоторых выходцев из Восточной Азии и коренных американцев волосы растут толще, а потовые железы располагаются чаще (как влияет этот ген на человеческую грудь — неясно). Но эволюционных предпосылок снова нет.
Можно предположить, рассуждает Камберов, что предки этих людей когда-то оказались в обстановке, в которой пригодилось увеличение количества потовых желез. А может, более толстый волос лучше защищал от паразитов.
Есть основания полагать, что вариант 370А давал другие, еще не обнаруженные преимущества, а те изменения, которые ученой удалось зафиксировать — просто побочный эффект. В генетике такое часто встречается: совсем небольшое отличие проявляется во множестве черт.
Может, полезной окажется только одна. Потом она останется, даже когда условия, в которых в этой черте была необходимость, уйдут в прошлое. Так в семьях хранятся старые фотографии, даже когда никто уже не помнит, кто на них.
«Без машины времени этого уже и не выяснить», — со вздохом говорит исследовательница.
ДНК часто сравнивают с текстом, где буквами обозначаются азотистые основания: А — аденин, Ц — цитозин, Г — гуанин, Т — тимин. Человеческий геном состоит из трех миллиардов парных оснований, разделенных примерно на 20 тысяч генов. За более толстые волосы у части азиатов отвечает единственная замена в единственном гене с Т на Ц.
Схожим образом более светлая кожа у европейцев объясняется одним изменением в гене SLC24A5, всего одним отличием на 20 тысяч парных нуклеотидов. Там, где у большинства южных африканцев Г, у европейцев — А. Это изменение около десяти лет назад обнаружил патолог и генетик Кит Чэн из Пенсильванского медколледжа. Исследуя рыбу-зебру с более светлыми полосками, он нашел в гене, отвечающем за окрас, мутацию, аналогичную той, что есть у европейцев.
Изучив ДНК из древних останков, палеогенетики выяснили, когда в соответствующем гене произошла замена Г на А: в Западной Европе это случилось не так давно, около 8 тысяч лет назад. Мутация пришла с Ближнего Востока вместе с еще одним новшеством — сельским хозяйством.
Это означает, что создатели великолепных наскальных рисунков в гроте де Ласко скорее всего имели довольно темную кожу. А древние образцы ДНК позволяют предположить, что у этих темнокожих европейцев были голубые глаза, — в наши дни такое сочетание встречается нечасто.
Нет никаких фиксированных черт, однозначно связанных с определенной территорией: как изоляция создавала отличия, так миграция и смешение размывали их, если не искореняли подчистую.
В современном мире можно встретить много оттенков кожи. Во многом отличия соотносятся с широтой.
Ближе к экватору, под жарким солнцем, темный пигмент защищает от радиации. В сторону полюсов, где солнца становится мало, кожный покров бледнеет — это позволяет получать больше витамина Д.
Тон кожи определяется несколькими генами, а в разных группах обнаруживаются разнообразные сочетания их вариантов. Например, у эфиопских мурси он невероятно темный, цвета эбенового дерева, а для представителей койсанских народов характерны «медные» оттенки.
У многих восточноафриканских обитателей, к удивлению исследователей, нашелся «светлокожий» вариант гена SLC24A5 (вероятно, в Африку он попал, как и в Европу, с Ближнего Востока). У азиатов кожа, как правило, светлая, а вот вариант гена соотносится с темной. Чен надеется с помощью рыбок понять, почему так происходит, но признается, что это нелегко.
Чем грозит понятие «расы»
Когда речь заходит о расе, люди вспоминают не только о цвете кожи, но и обо всех стереотипах, что за ним стоят. И все благодаря Мортону и ему подобным деятелям, которые нашли своим предрассудкам якобы научное обоснование. Сейчас мы знаем, что видимые отличия между людьми — случайные повороты истории. По этим отличиям можно судить о том, как реагировали на солнце наши предки, но на этом, пожалуй, и все.
«Часто приходится сталкиваться с убеждением, будто видя цвет кожи, мы сразу узнаем о человеке то, то и это, — говорит Хизер Нортон, антрополог из Университета Цинциннати. — Поэтому немаловажно объяснять, что это внешнее отличие — всего лишь замена Г на А».
В часе езды от хранилища мрачного наследия доктора Мортона расположен Уэст-Честерский университет, где под руководством Аниты Фоумен работает проект DNA Discussion.
Этим ясным осенним утром она обращается к очередным участникам проекта — десятку студентов разных оттенков кожи. Те внимательно смотрят на экраны ноутбуков. Несколько недель назад в анкетах они писали, что знают о своих предках.
А затем студенты сдали на анализ образцы своей слюны. Теперь на экранах появляются результаты, а на лицах отражается реакция.
Вот девушка, предки которой с незапамятных времен живут в Индии, удивляется, узнав, что у нее в роду есть ирландцы. Другая, уверенная, что ее семья корнями уходит в индейские племена, выясняет, что заблуждалась. Третья участница растеряна. «Я ожидала, что Ближнего Востока будет больше», — говорит она.
Фоумен по роду деятельности привыкла к такой реакции. В 2006, когда родился проект DNA Discussion, она осознала, что память и ДНК рассказывают совсем разные истории. Вот смуглый юноша как будто даже злится, узнав, что в предках у него сплошь европейцы. Несколько убежденных христиан переваривают мысль о том, что у них в роду есть евреи.
«Забытые истории возвращаются из небытия благодаря генам», — считает Фоумен. Даже ее, афроамериканку, удивили собственные результаты. Оказалось, что в предках у нее есть и выходцы из Ганы, и скандинавы.
«Я росла в 60-х, когда цвет кожи имел слишком большое значение, — объясняет она. — Себя я всегда считала, собственно, темнокожей. А оказалось, четверть моих предков — европейцы. Меня это навело на мысль, что люди сами придумывают себе расовую принадлежность».
Но это, естественно, не умаляет силы предубеждений. Даже немного пугает, насколько они определяют восприятие людей, их возможности и опыт.
Представления о расе сохранились и в переписи населения США. Еще в 2010 году американцев просили отметить, в соответствии с исторически сложившимся делением, один из вариантов: белый, черный, американский индеец, азиатский индеец, китаец, японец или самоанец.
Расовые различия отражены в законах Джима Кроу, созданных после Гражданской войны и реконструкции Юга, и вписаны в Акт о гражданских правах и другие документы, которые в наши дни запрещают дискриминацию по расовому признаку. Жертв расизма вряд ли успокоит торжество научных открытий.
Секвенирование ДНК, позволившее исследователям проследить пути миграции человека, а нам — свои истоки, дает возможность иначе взглянуть на многообразие, которое встречается среди представителей вида.
По крайней мере, именно на это надеется Фоумен. Участники ее проекта могут узнать о своем происхождении, и зачастую оказывается, что корни их генеалогического древа переплетены гораздо хитрее, чем казалось. Это открытие служит отправной точкой для размышлений и обсуждений сложной, запутанной и часто жестокой истории всего человечества.
«Расовые ярлыки были придуманы людьми, но это совсем не значит, что мы одинаковы или не заслуживаем принадлежности к какой-либо группе. Раз уж мы смогли придумать расовые категории, то, возможно, сумеем изобрести и другое деление — более осмысленное и полезное», — заключает Фоумен.
