Кинотрилогия «Матрица» — классика мирового кинематографа и один из самых известных фильмов в истории. Прошло более двадцати лет с момента выхода первого фильма, но его по-прежнему обожают миллионы зрителей во всем мире. Фильм задал новые стандарты спецэффектов: например, ввел в моду широкое использование эффекта bullet time — техники комбинированной съемки для создания эффекта «остановки» времени, который до этого применялся в основном в небольших видеороликах.
Но Вачовски стремились к новаторству во всем, стараясь создать не только красивое, но и провокационное, наполненное глубоким смыслом кино. Фильм о нереальности привычного мира старались снять с наименьшим влиянием гендерных и культурных стереотипов.
На роль главного героя — Избранного — изначально хотели взять Сандру Буллок или афроамериканца Уилла Смита. Оба варианта бросали вызов представлениям двадцатилетней давности о том, как должен выглядеть спаситель человечества.
Правда, в итоге роль Нео всё же досталась белому мужчине Киану Ривзу, а его возлюбленная Тринити и чернокожий герой Морфеус, несмотря на их значительную роль в сюжете, — только дополнения к главному герою. И всё же особое отличие «Матрицы» — неплохая для своего времени репрезентация дискриминируемых групп. В ней очень много второстепенных чернокожих героев, особенно среди жителей свободного человеческого города Зион.
«Матрица» стала не просто провокацией, она превратилась в своеобразный учебник по современной философии, психологии и социологии.
Давайте рассмотрим 8 небанальных тем, лежащих в основе мира сестер Вачовски, и постараемся сделать самостоятельные выводы: как сказали создательницы фильма, они не хотят давать однозначных ответов на вопросы о мироустройстве, но надеются, что их кино заставит зрителей самим о нем подумать, пишет Айман Экфорд.
1. Не живем ли мы в матрице?
«Матрица» может казаться фильмом про будущее, но ничто не мешает действию происходить в настоящем.
Как вы можете понять, что не спите, если сны бывают удивительно правдоподобны? Как вы можете быть уверены в своем прошлом или в своем восприятии? Как вы можете отличить, является ли то, что вы видите, реальностью или плодом вашего воображения?
Центральная идея сюжета «Матрицы» — мысль о том, что наш мир может быть нереален, а всё, что мы видим вокруг, — созданная машинами симуляция, которую наш мозг воспринимает как реальность.
Нереальность реальности — очень старая идея, мучившая философов на протяжении тысячелетий. Будда Шакьямуни положил похожую идею в основу своего учения, и именно буддизм во многом повлиял на творчество Вачовски. На Западе эта идея была популяризирована французским философом XVII века Рене Декартом. Современный философ Хилари Патнэм в своей книге «Разум, истина и история» (1981) предлагал читателю представить, что его мозг заключен в банку и подключен к компьютеру: как в таком случае понять, что сигналы компьютера — виртуальная реальность — нереальна? Этот образ схож с образным рядом «Матрицы».
Возможно, вы и сами когда-нибудь ставили под сомнение реальность того, что видите перед собой. Просыпались и думали: а что, если моя жизнь ненастоящая, и некое сверхсущество просто играет в меня, как я играю в The Sims на компьютере?
Но, увы, на вопрос о реальности (или нереальности) нашего мира человечество так никогда и не найдет ответа.
Когда дело касается таких вопросов, мы часто вступаем в спор, забывая, что не в силах доказать ничего — кроме факта своего мышления. Как бы иногда ни хотелось убедить себя в обратном, всю свою жизнь мы только верим, ради удобства принимая за реальность то, что видим вокруг себя.
Так что один из главных героев фильма Морфеус прав: нам не на что больше опереться, кроме информации, которую (ошибочно или верно, кто знает?) выдает нам наш мозг.
2. «Реальный мир» — это матрица?
Как неоднократно подтверждали сами сестры Вачовски, на их работы повлияли идеи французского философа Жана Бодрийяра. Несмотря на то, что позже Бодрийяр раскритиковал «Матрицу» и заявил, что его идеи в фильме во многом переврали, без анализа этих идей рассуждения о философии в трилогии Вачовски были бы неполными.
В начале первого фильма главный герой «Матрицы» Нео открывает книгу «Симулякры и симуляция». Нео хранил и, вероятнее всего, изучал эту книгу как раз в тот период своей жизни, когда начал понимать, что с миром что-то не так, и отчаянно пытался найти ответы, которые помогут ему отличить реальность от иллюзии.
Бодрийяр утверждает, что мы живем в иллюзорном мире, а многие общепринятые явления называет «симулякрами и симуляцией». К симулякрам философ относит такие социальные явления, как общество потребления, моду и общественное мнение. Человечество принимает эти явления за реальные, имеющие самостоятельное существование, и подчиняет им свою жизнь, не осознавая, что на самом деле они искусственно созданы культурой и СМИ — и навязаны нам. То есть люди не знают реального положения дел и даже о нем не задумываются.
Интересно рассмотреть эту идею Бодрийяра в более широком контексте: еще до появления СМИ и общества потребления существовали определяющие жизнь людей социальные институты, волю которых никто не решался оспаривать. Вспомните такие явления, как деревенские сплетни о городских диковинках, проповеди авторитетных священников в церкви, представления об общественной морали, которые родители вбивали детям в голову.
Матрица в фильме перезагружалась и заново воссоздавалась шесть раз совершенно незаметно для человечества — но в нашем реальном мире тоже менялись «симулякры», контролирующие жизнь людей!
Они «перезагружались» снова и снова — сейчас мы называем это «сменой эпох»: скажем, взгляды на любовь и семью в современном западном обществе не похожи те, что были в Древней Греции.
Многие фанаты «Матрицы» ожидали, что в финале трилогии окажется: «реальный мир» — тоже матрица. Бодрийяр ожидал, что фильм покажет пересечения «симулякров», а не разделит вселенную фильма на иллюзорный мир, созданный машинами, и «настоящую жизнь» жителей Зиона. Многие были разочарованы.
Но ведь по сути Вачовски показали это пересечение, даже если оно осталось незамеченным для многих критиков. Они продемонстрировали два уровня матрицы.
Один — это виртуальная реальность, созданная машинами. Другой ее уровень не так заметен: это культура, в которой воспитывались персонажи, и особенности их восприятия, сформированные благодаря этой культуре. Не зря в первой части трилогии агент Смит с презрением говорит об иллюзорной жизни, которой живет Нео: престижная работа, налоги и помощь пожилой леди в выносе мусора — всё это происходит в рамках компьютерной симуляции. В третьей, заключительной части, Смит точно с таким же презрением говорит о любви, называя ее столь же искусственной, как и матрица.
В каком-то смысле так оно и есть, ведь наши представления о престижной работе или любви — социальные конструкты, целая совокупность необходимых признаков, эмоций и действий, собранные в нашей культуре в одном понятии. И в каждой культуре под такими «самоочевидными» понятиями понимается разное.
Например, в культуре древних греков для описания любви существовало четыре разных слова — поэтому древние греки не смогли бы объединить их в одну концепцию.
Так что такие явления, как любовь, истина, семья, которые важны для многих героев «Матрицы», не могут существовать вне нашей культуры, нашей «матрицы» — и они настолько реальны, насколько мы, люди, считаем их реальными (но не больше).
3. Определяет ли вера нашу жизнь?
Итак, подавляющее большинство людей не может воспринимать реальность вне рамок культуры, а для того, чтобы понять, что реально, а что нет, мы можем опереться только на сигналы нашего мозга. Так как же мы можем быть уверены в своем восприятии?
Люди просто принимают тот факт, что, как сказал бы создатель формальной логики Аристотель, «А есть А» — то есть что реальность реальна, а объекты вокруг — такие, какими мы их воспринимаем.
Но многие не просто соглашаются с «правилами игры», ради удобства принимая реальность мира, а становятся искренне верующими: то есть не только отказываются от сомнений в реальности мира — но и от переосмысления собственных убеждений. Для таких людей их желание верить может стать гораздо важнее понимания действительности, а их вера — единственной реальностью.
В первой части «Матрицы» есть два фанатика: Морфеус и Сайфер. На первый взгляд, они противоположны друг другу: Морфеус верит, что найдет Избранного, который освободит человечество от ига машин, позволив всем людям жить в реальном мире. Сайфер же не верит ни во что и хочет забыть всё, что он узнал о реальном мире, и подключиться обратно к матрице.
Сайфер предает Морфеуса ради возможности верить в иллюзорный мир
Но так ли эти герои отличаются друг от друга?
Ведь Морфеус готов верить в пророчество об Избранном, он рискует жизнью ради этой веры, и именно она определяет всё его существование. Фактически его вера — и есть его реальность, которая перекрывает то, что он видит перед собой «на самом деле». «Я не верю, я знаю!» — множество раз повторяет он. Пророчество для него — непреложная истина, даже когда сам Нео говорит ему о том, что это ошибка. То есть фактически Морфеус хочет жить в мире своих убеждений — как и Сайфер, вот только последнему для этого нужно подключение к матрице и стирание памяти, а Морфеусу — нет.
Оба этих персонажа могут помочь нам понять, как видят мир религиозные и идеологические фанатики.
Для них догмы из древних текстов или манифесты лидеров движений действительно могут казаться более настоящими, чем всё, о чем может сказать их собственный опыт. Они — как и люди, подключенные к матрице, — скорее умрут, чем поставят под сомнения свои убеждения. Для многих верующих из нашего обычного мира так же странна мысль о том, что ада нет, как для Нео — мысль о том, что «ложки нет» (и поэтому ее можно согнуть усилием воли).
Тема веры неоднократно поднимается в трилогии — не только в раскрытии образов Сайфера и Морфеуса, и не только в сцене с ложкой. Например, именно вера в пророчества Пифии и в любовь Тринити воскресила погибшего Нео и сделала его Избранным.
Нео воскресает и становится Избранным благодаря вере в любовь Тринити
Именно вера в то, что у него есть выбор, позволила Нео спасти Зион и победить Смита.
Даже Пифия — самая «человечная» из всех программ — постоянно говорит о вере и ее влиянии на реальность, ведь вера — одно из самых сильных переживаний для большинства людей.
4. «Человечество как вид не приемлет реальность без мучений и нищеты»?
Так говорил о человечестве агент Смит в первой части трилогии.
Знаменитый разговор Смита и Морфеуса, во время которого Смит и произносит заглавную фразу, рассуждая о человеческом несовершенстве
В этой сцене он рассказывает, что первая матрица была создана как утопичный, идеальный мир. Вот только всё закончилось полным провалом: люди быстро поняли, что что-то не так, и стали бунтовать против программы — так что матрицу пришлось перезагрузить, а всех живущих в ней уничтожить.
Действительно, довольно вероятный вариант развития событий: большинству людей не свойственно жить тихой и спокойной жизнью — им свойственно ставить цели, чего-то добиваться, соперничать друг с другом. В нашем неидеальном реальном мире это приводило к войнам, геноцидам, дискриминации меньшинств, расцвету преступности. Природа такого поведения проста: ведь мы животные, и потребность в действиях ради выживания сформировалась у нас в процессе эволюции — теперь мы не можем пойти против своей природы.
Мир, в котором конфликт невозможен, стал бы для людей слишком сложным: им стало бы просто скучно.
Неудивительно, что Смиту как программе было трудно это понять!
Итак, люди неидеальны. Если их животное стремление к действиям не направить в безопасное русло вроде спортивных состязаний или активного отдыха, идиллия может стать для них кошмаром — поэтому любой «идеальный мир» должен предлагать возможности преодоления препятствий для всех, кому это необходимо. Архитектор — создатель матрицы — пошел по более простому пути и просто воссоздал для людей тот мир, в котором они привыкли жить. Его они с легкостью приняли.
Важно заметить, что тема неидеальности людей, как и тема веры, раскрывается в «Матрице» с разных сторон. Сестры Вачовски показывают, что любовь часто похожа на безумие, но при этом идеализируют ее, потому что она способна побуждать людей делать невероятные вещи и чувствовать себя счастливее. Слепая вера Сайфера чуть не погубила Морфеуса — но слепая вера Морфеуса в каком-то смысле спасла Зион и привела к перемирию между машинами и человечеством.
Сцена из фильма «Матрица: Перезагрузка», в которой раскрывается тема противоположности человеческой телесности машинам — через дикие танцы жителей Зиона и секс Нео с Тринити
Мир матрицы — мир программы контроля над человечеством — показан красивым, монументальным, почти идеальным. Сравните обшарпанное здание, в котором живет помогающая свободным людям Пифия, с полностью иллюзорным «прилизанным» офисом, в котором работал Нео. Сравните сцену беспорядочных, диких танцев жителей Зиона со сценой из того же фильма, в которой показан шикарный ресторан Меровингена. Посмотрите, как круто и харизматично выглядят подключенные к матрице главные герои в своих латексно-кожаных нарядах и темных очках — и как бедно и затрапезно смотрятся свободные люди вне матрицы.
Реальный человеческий мир показан нам сложным, многогранным и очень-очень неидеальным.
Но люди ведь действительно неидеальные существа с неидеальной психикой, живущие в неидеальном мире. Принять это несовершенство гораздо важнее, чем стремиться к некой абстрактной и недостижимой идеальности.
Смит был неправ: люди не могут быть совершенными — но им необязательно страдать, они могут быть счастливы.
5. Как человеческий фактор влияет на власть?
Во второй и третьей части трилогии («Матрица: Перезагрузка» и «Матрица: Революция») время от времени показывают Меровингена — одну из старейших программ, созданной с целью сбора информации.
Меровинген очень похож на людей: ему свойственно множество человеческих пороков — но совершенно не свойственно понимание человеческой психологии.
Он воплощает собой стереотипный образ влиятельного мужчины, разве что с небольшой «изюминкой» — интересом к французскому языку и культуре. Когда-то он был очень «человечным» и любил свою жену Персефону, но со временем его стала интересовать только власть и укрепление своего положения. Мир стал для него более простым: в нем не осталось ничего, кроме причин и следствий, которые можно просчитать.
Но эмоции (и не только людей, но и программ в мире «Матрицы») не поддаются упрощенному анализу. Непонимание этого факта раз за разом становилось причиной провала Меровингена.
В первой же сцене Меровинген игнорирует чувства своей жены Персефоны, ради развлечения изменяя ей. В другой раз он держит Нео в заложниках — а когда Тринити ради освобождения возлюбленного рискует жизнью всех находящихся в комнате, Меровинген не может поверить, что она и правда готова пойти на такие крайние меры только потому, что влюблена.
Меровинген в очередной раз проигрывает, потому что не учитывает «человеческий фактор» — любовь Тринити к Нео
Игнорирование роли чувств становилось причиной падения не только Меровингена, но и большинства диктаторов. Такие люди просто не понимают, что те, кем они пытаются управлять, — больше, чем просто пешки в их игре.
Человеческую психику невозможно полностью подчинить правилам какой-либо игры. Именно игнорирование человеческого фактора приводило к восстаниям и революциям в нашей реальной истории.
6. Есть ли у человека предназначение или всё определяет свобода выбора?
Еще один интересный вопрос из «Матрицы» — есть ли у человека свобода выбора или наша судьба предопределена, и мы только можем следовать одному-единственному предназначению?
Для того чтобы проанализировать этот пласт, давайте посмотрим на две противоположности: Нео и Смита.
Как известно, все программы матрицы созданы с определенной целью, а те программы, которые не справляются с этой целью, — удаляются. Например, цель Агентов — бороться с угрозой для системы, в том числе со свободными людьми, которые ей противостоят. Если Агент был побежден (как Смит в конце первого фильма), он должен вернуться в источник главного компьютера и быть уничтожен.
Но даже у программ есть выбор, хоть и очень ограниченный: у Смита он фактически был всего один раз, когда тот отказался умирать.
Многие программы-«изгнанники», обреченные на удаление, принимают то же решение, обращаясь за помощью к Пифии или Меровингену. Но Смит так сильно отличался от других программ, что не мог к ним пойти. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как самому начать борьбу с системой, став своего рода «компьютерным вирусом», и делая матрицу наиболее безопасной для себя — то есть превращая в копии себя всех окружающих.
Смит утверждает, что всё неизбежно, а выбора у нас нет — и это правда, но правда для него самого.
У него не было выбора: он Агент, программа — и все его действия были продиктованы системой, частью которой он являлся. Вне зависимости от того, служил ли он ей или боролся с ней — он не мог «выйти» за ее пределы.
Подвержены ли люди тому же року, той же неизбежности, о которой так часто говорит Смит? К счастью, в подавляющем большинстве случаев — нет. Так что и всё, что говорил Нео в спорах со Смитом — тоже правда, правда для самого Нео. Ведь он человек, а не программа, его жизнь не подчинена неизбежности, как жизнь Смита.
Так «Матрица» выступает против идеи о раз и навсегда заданном предназначении человека.
У Нео было несколько «жизненных целей»: вначале он стремился докопаться до истины, потом считал своим предназначением спасти Морфеуса и погибнуть, затем понял, что ему суждено стать Избранным — то есть отправиться к Архитектору, позволить ему уничтожить Зион, выбрать нескольких людей для воссоздания нового свободного города и перезапустить программу матрицы. Его отказ от миссии мог привести к уничтожению человечества после падения Зиона.
Все «избранные» — предшественники Нео — выполняли инструкции Архитектора (еще в первом фильме Морфеус рассказывал о «первом Избранном», который освободил «первых» свободных людей, вот только на самом деле таких избранных было несколько, и все они поступали так, как им говорил создатель матрицы).
Но Нео снова переосмыслил свою цель: отказался следовать правилам ради спасения своей возлюбленной. Это было его сознательное решение, и он понимал, что, отвергнув «миссию», он подвергает опасности человечество.
Нео разговаривает с Архитектором, узнает о своем «предназначении» и отказывается его выполнять
Угроза потерять Тринити для Нео важнее угрозы человечеству. Кроме того, поняв, что миссия Избранного — только часть системы контроля, он решил сам выбрать свой путь и решить, как распорядиться своими способностями. Оказалось, что ни система, ни его прошлые жизненные цели не обязаны определять его существование в данный момент! Он может их менять, как меняет матрицу — в зависимости от обстоятельств и желаний.
Во время финальной битвы Нео и Смита, когда бывший агент забрасывает Нео вопросами о том, ради чего тот продолжает упорно сражаться в, вероятно, убийственной для него схватке, Нео отвечает просто: «Потому что это мой выбор».
Финальное сражение Смита и Нео, в котором Нео объясняет, ради чего он сражается
Именно свобода выбора — возможность самостоятельно определять цели своей жизни, а не следовать навязанному «пророчеством» (а также обществом и системой) «предназначениям» — и есть одна из главных идей «Матрицы».
Противоположность миру матрицы — мира контроля и культурных «симулякров» — это свобода выбора. Именно этой идеей трилогия отличается от большинства произведений массовой культуры с «избранными» персонажами, которые обычно спасают всех, покорно выполняя свою заданную заранее миссию.
Люди — не программы, они не созданы с определенной целью, ради которой они должны жить. Люди могут просто жить — без смысла жизни, со смыслом или принимая за смысл то одно, то другое. Как сказали сами сестры Вачовски о роли судьбы, «судьба зависит от человека, как вам такой ответ?»
7. Что делает нас людьми?
Многие зрители воспринимают «Матрицу» как фильм, в котором отважные люди борются с поработившими их машинами. Но на самом деле мы видим противостояние двух очень близких видов.
Для начала обратите внимание на то, какими показаны машины в «Матрице». Некоторые из них не очень отличаются от обычной кофеварки или компьютера: они не мыслят и посвящают свою жизнь выполнению возложенной на них задачи. Это такие машины как роботы-охотники, преследующие корабли свободных людей и атакующие Зион, или такие программы, как большинство Агентов.
Некоторые программы очень похожи на большинство людей: они «человечны» в полном, принятом в нашей культуре, смысле этого слова.
Это такие программы, как Пифия, маленькая девочка Сати и ее родители, и, наконец, даже Меровинген и Персефона. Они склонны к человеческим увлечениям: неважно, идет ли речь об изучении языков или о выпечки печенья. Они испытывают человеческие эмоции: любовь, ненависть, надежду, зависть, ревность. Они мыслят в человеческих категориях и практически ничем не отличаются от нас.
Даже такие программы, как Архитектор и Смит, которых нельзя однозначно отнести к одному из двух этих типов (потому что они способны чувствовать и думать самостоятельно, но при этом не похожи на большинство людей), сохраняют в себе человеческие черты. Ненависть Смита — такая же человеческая эмоция, как и любовь Пифии. Стремление Архитектора к совершенству — такое же «хобби», как интерес к власти Меровингена.
Разговор Нео и программы Рама Кандра, которая очень по-человечески рассуждает о любви к близким
То есть можно предположить, что предшественник программ матрицы — искусственный интеллект — был создан людьми прошлого по своему образу и подобию. Поэтому раса машин, порожденная этим искусственным интеллектом, оказалась такой же разумной и живой, как и люди.
А раз так, то она должна была обладать теми же правами, что и люди. Но человечество никогда не было склонно к мирному сосуществованию внутри собственного вида: люди всегда искали тех, кого они могут назвать «неправильными» и «неполноценными». Неудивительно, что мирное сосуществование с разумными машинами продлилось недолго.
Морфеус говорил, что неизвестно, кто именно начал войну, — люди или машины. Но я считаю вполне вероятным, что это были люди.
Во всяком случае в конечном счете машины оказались гуманнее людей. По сюжету, для выживания машинам был нужен солнечный свет — поэтому люди закрыли небо облаками, чтобы уничтожить их, лишив источника питания. Фактически люди планировали совершить «геноцид» машин. Когда же их план не удался, выжившие машины поместили людей в инкубаторы и стали использовать их в качестве батареек.
Но действительно ли им так уж были необходимы такие батарейки?
Использование людей для получения энергии и тепла не очень целесообразно, когда у тебя есть доступ к атомной энергии — а как мы знаем (благодаря Морфеусу), у машин этот доступ был. Кроме того, убрав с дороги людей, машины могли не только построить больше атомных электростанций, но снова открыть для себя небо.
Вместо этого они снова и снова перезапускали матрицу и снова и снова пытались сохранить человеческий вид. Более того, первую матрицу они пытались сделать идеальной, создав для людей наиболее комфортные условия.
Какой в этом смысл, если люди пытались их уничтожить? Зачем вообще сохранять человеческий вид, если он потенциально опасен, но при этом в нем нет необходимости?
Вероятнее всего, дело в простой сентиментальности, в нежелании уничтожать своих создателей. То есть машины оказались намного человечнее, чем немецкие нацисты, устроившие геноцид евреев, или руандские представители народности хуту, истребившие как минимум полмиллиона представителей племени тутси, — и уж точно гуманнее самих людей в этой войне.
Машины ограничивали людей ровно настолько, насколько было необходимо, чтобы люди стали безопасными для самих машин — а некоторые программы вроде Пифии и вовсе перешли на сторону людей.
Итак, «Матрица» ставит перед нами очень важные вопросы: кто такие «люди» и что определяет человечность?
Эти вопросы важны не только из-за того, что искусственный интеллект может на самом деле быть создан в будущем. Они не менее важны и сейчас, в мире, пережившем несколько геноцидов только за последние сто лет.
На первый взгляд эти вопросы просты, но это не так.
Например, можем ли мы считать людьми всех, кто обладает разумом? Разумеется. Но обязательно ли быть «разумным» в общепринятом понятии этого слова, чтобы быть человеком? Если да, то можем ли мы считать людьми младенцев и людей с тяжелой интеллектуальной инвалидностью? Для меня очевидно, что можем, но, увы, это очевидно не для всех.
Что же тогда определяет человечность, если не разум? Умение чувствовать? А как же люди в коме?
Умение любить? А как же миллионы аромантиков и просто людей, которые, как Смит, не понимают или ненавидят понятие «любовь»? Почему общество так часто демонизирует их просто за то, что они чувствуют не так, как «принято»? Это же просто несправедливо!
Как видите, понять, кого считать «людьми» — то есть полноценными, заслуживающими все права личностями, — может быть не так уж и просто.
8. Могут ли люди создать нечто «нечеловеческое»?
«Родители» матрицы Пифия и Архитектор рассуждают о мире и надежде
Люди из мира трилогии «Матрицы» создали искусственный интеллект по своему образу и подобию.
Даже те «нечеловечные» особенности поведения машин, которые часто рассматриваются персонажами фильмов как доказательство особой жестокости мира машин — вполне себе «человечные». Чем использование мертвых людей для скармливания живым хуже убийства людей нацистами, которые использовали волосы, кожу и жир убитых людей в промышленных целях? Или почему удаление «не приносящих пользу» программ, таких как милая девочка Сати, — более бесчеловечно, чем, скажем, идеи об уничтожении людей с инвалидностью?
Вся жестокость в поведении машин унаследована ими из человеческой культуры.
А могло ли быть иначе? Могли ли люди, создавая искусственный интеллект, изобрести нечто совершенно не похожее на себя? Как мне кажется, ответ на этот вопрос — нет, не могли.
Большинству людей трудно представить что-то за пределами «матрицы» нашей культуры, а представить и продумать что-то, что совершенно не вписывается в представления о человеческой психике, — и вовсе невозможно. Именно по этой причине большинство инопланетян в фантастике либо непродуманны и изображены просто «странными», либо (что бывает гораздо чаще) показаны очень человечными и зачастую отличаются от людей из этого же фильма не больше — а то и меньше, — чем представители одной человеческой культуры отличаются от другой.
Нам с древних времен свойственно наделять окружающий мир антропоморфными чертами: от природных культов с говорящими ветрами и реками до приписывания котикам человеческих эмоций.
Но еще интереснее эта тема становится, если анализировать ее с религиоведческой позиции.
Во всех земных религиях боги и духи подозрительно похожи на людей, и их действия обычно объясняются логикой человеческих эмоций. На этот факт обращал внимание еще Ксенофан, критикуя в своих работах религию древних греков, чьи боги были очень похожи на людей. Конечно же, это не ускользает от внимания и современных критиков религий, в том числе авраамических. Верующие могут сказать, что Бог создал их по своему подобию, а религиоведы — что верующие создали Бога по своему.
Атеистам и агностикам любопытно было бы проанализировать этот факт со стороны, а верующим полезно понять, насколько их представления о Боге (или богах) могут быть далеки от истины: ведь если Бог (или боги) и правда всезнающий и всемогущий (или всезнающие и всемогущие) — то он (они) совсем не похож (не похожи) на людей!
Больше философских трактовок «Матрицы» можно найти в книге «Прими красную таблетку: наука, философия и религия в „Матрице“».
Перед просмотром недавно обещанной четвертой части фильма не забудьте пересмотреть оригинальную трилогию, которая, возможно, заставит вас по-новому взглянуть на мир: «Матрица» — один из немногих фильмов, который на это способен.
