Последние слова умирающего Биг Босса из легендарной видеоигры Хидео Кодзимы Metal Gear Solid 4: Guns of the Patriots сегодня актуальны как никогда: «Дело не в том, чтобы изменить мир. Речь идет о том, чтобы сделать все возможное, чтобы оставить мир таким, какой он есть». Об этом пишет известный философ Славой Жижек в своем эссе, текста ниже:
Но актуальны они по-настоящему, только если придать им новый поворот. Мир, в котором творятся наводнения, горят леса и разгуливают вирусы, разрушающие нашу повседневную жизнь, в котором нищета становится продуктом нового обогащения, мы должны изменить радикально, если мы хотим иметь хотя бы шанс оставить его таким, какой он есть. Если мы ничего не сделаем, наш мир скоро станет неузнаваемым для его обитателей. А то, что мы уже делаем, близко к нулю — все эти разговоры о мерах по борьбе с глобальным потеплением лишь маскируют это ничто: «Мир за последнее десятилетие не смог достичь ни одной цели, чтобы остановить уничтожение дикой природы и жизнеобеспечивающих экосистем», — говорится в новом пугающем докладе ООН о состоянии окружающей среды.
Приведем лишь один наглядный пример, проанализированный Майком Дэвисом: пожары, уничтожающие растительность на западе США: «В конце 1940-х годов руины Берлина превратились в лабораторию, где ученые-естествоиспытатели изучали результаты развития растений после трех лет непрекращающихся бомбардировок. Ожидалось, что первоначальная растительность региона — дубовые леса и кустарники — вскоре восстановится. К их ужасу, этого не произошло. Вместо этого экзотические виды-иммигранты, большинство из которых были чужды Германии, утвердились в качестве новых доминантов. Сохранение этой растительности в мертвой зоне и неспособность лесов Померании восстановиться вызвало дебаты о «Природе II». «Утверждалось, что экстремальная жара, вызванная начинкой бомб зажигательными средствами и разрушение кирпичных зданий создали новый тип почвы, которая пригласила к колонизации такие растения, как Райское дерево (Ailanthus), которые росли на моренах ледниковых отложений плейстоцена.
Тотальная ядерная война, предупреждали они, может воспроизвести эти условия» в огромных масштабах. / После пожаров «черной субботы» в штате Виктория в начале 2009 года австралийские ученые подсчитали, что высвободившаяся энергия равна взрыву 1500 бомб размером с Хиросиму. Нынешние бушующие пожары в тихоокеанских штатах во много раз больше, и нам следует сравнить их разрушительную мощь с мегатоннажем сотен водородных бомб. A новая, глубоко зловещая природа быстро возникает на выжженной земле, замещая собой ландшафты, которые мы когда-то считали священными. Наше воображение едва способно охватить скорость и масштаб происходящей катастрофы».
Мы («человечество», в смысле нашего способа производства и обмена) не просто «уничтожаем природу», мы вызываем рост новой природы, в которой не будет места для нас. И разве продолжающаяся пандемия также не является образцовым примером «новой, глубоко зловещей природы»? Так что мы не должны слишком беспокоиться о выживании природы, естественных форм жизни на Земле — природа выживет, просто изменится для нас до неузнаваемости. Поэтому давайте поставим вопрос по-ленински: что делать? Есть четыре ложных выхода, четыре вещи, которых мы должны избегать, как вампир избегать чеснока.
Во-первых, мы не должны использовать тот факт, что мы имеем дело с комбинацией многих кризисов, в качестве причины для того, чтобы рассматривать эти кризисы по отдельности. Или чтобы предпринимать конкретные меры, которые могли бы усугубить существование других проблем, как те, кто утверждает, что в борьбе с эпидемией мы имеем право немного пренебречь вопросами экологии, или что поддерживать правопорядок более важно, чем остановить эпидемию. Протесты Black Lives Matter являются реакцией не только на жестокость полиции, но и на экономическую несправедливость; причина продолжающейся пандемии кроется в нашем неверном отношении с окружающей средой и т. д. Поэтому, когда чиновник от здравоохранения из администрации Трампа заявил, что «биология /существует/ независимо от политики» (для того, чтобы объяснить 200 тыс. смертей во время пандемии, как нечто, за что правительство США не несет ответственности) он, безусловно, был неправ.
Во-вторых, мы не должны делать вывод, что, поскольку мы живем в темные времена и сталкиваемся с многоплановым глобальным кризисом, то необходим некий моральный прогресс. Тем, кто находится у власти, всегда нравятся такие призывы к новой этике как способу выйти из кризиса, им нравится представлять кризис как этический. Когда разразился финансовый кризис 2008 года, общественные деятели, начиная с Папы Римского, бомбардировали нас предписаниями бороться с культурой чрезмерной жадности и потребления — это отвратительное зрелище дешевого морализаторства было как таковой идеологической диверсией: принуждение (к росту), вписанное в саму систему, переводится в статус персонального греха, в частную психологическую склонность, или, как сказал один из близких к Папе богословов: «Нынешний кризис — это не кризис капитализма, а кризис морали». Сегодня снова звучат похожие голоса: конкретных экономических и политических мер недостаточно, только новая глобальная этика может указать нам выход…
Третий ложный выход — это фальшивая мудрость, часто звучащая в наших СМИ: легкого выхода нет, вирусные инфекции и глобальное потепление — это факты нашей жизни, и мы просто должны научиться жить с ними, что в конечном итоге означает привыкание к «новой, глубоко зловещей природе». Эта мудрость ложна, поскольку инфекции, глобальное потепление и т.д. не являются непосредственно фактами жизни, они возникают из нашего взаимодействия с природой и между собой — просто вспомните, как изменилось загрязнение нашего воздуха во время карантина в марте и апреле.
Четвертый ложный выход. Сегодня необходимо ясное понимание всех аспектов кризиса, в котором мы находимся, и множество хорошо скоординированных радикальных социальных изменений, вызванных этим пониманием. Действие приходит после мысли, но оно должно следовать за мыслью. Однако наши враги тоже думают, хотя и по-своему — связь, которую они видят между различными кризисами, лучше всего иллюстрируется опасными метафорическими замыканиями; скажем, параллельно с «зонами без ковида» польские консерваторы говорят о «зонах без ЛГБТ» (или «зонах без идеологии ЛГБТ»), которые уже объявлены в трети страны. Аналогичным образом, пандемия ассоциируется с мультикультурными смесями, так что укрепление национальной идентичности рассматривается как форма защиты.
Так что же делать? Мы не должны ждать одного большого глобального акта, мы должны полностью включиться в конкретную борьбу и координировать их с другими видами борьбы: для борьбы с глобальным потеплением и загрязнением окружающей среды нам нужны новые Ассанжи, для борьбы с пандемией нам нужна форма глобального здравоохранения, для борьбы с расизмом и сексизмом нам нужны экономические изменения. И какова форма этой борьбы?
В «Логике миров» Ален Бадью развил идею политики революционной справедливости, традиция которой идет от древнекитайских «легистов» через якобинцев до Ленина и Мао — она состоит из четырех моментов: волюнтаризм (вера в то, что можно «сдвинуть горы», игнорируя объективные «законы» и препятствия), террор (безжалостное стремление сокрушить врага), эгалитарная справедливость (ее немедленное жесткое внедрение без всяких скидок на «сложные обстоятельства», которые якобы заставляют нас действовать постепенно), и, наконец, но не в последнюю очередь, доверие к народу.
Не требует ли от нас продолжающаяся пандемия изобретения новой версии этих четырех свойств? Волюнтаризм: даже в странах, где у власти находятся консервативные силы, принимаются решения, явно нарушающие «объективные» законы рынка, например, государство непосредственно вмешивается в производство, распределяет миллиарды на предотвращение голода или на меры здравоохранения. Террор: либералы правы в своих опасениях — государства не только вынуждены вводить новые способы социального контроля и регулирования, но и призывают людей доносить в медицинские органы на членов семей и своих соседей, скрывающих факт инфицированности. Эгалитарная справедливость: это всеобщее понимание (хотя в социальной реальности оно нарушается и будет нарушаться), что вакцина в конечном итоге должна быть доступна всем, и что ни одна часть населения планеты не должна быть принесена в жертву вирусу — лекарство будет либо глобальным, либо неэффективным. Доверие к людям: все мы знаем, что большинство мер по борьбе с пандемией работают только в том случае, если люди следуют рекомендациям — никакой государственный контроль здесь не справится.
