Марк Галеотти, почетный профессор Университетского колледжа в Лондоне, автор книги «Воры: русская супермафия» в разговоре с DW рассуждает про обоснованность внесудебных методов преследования организованной преступности и роль постсоветского криминального сообщества в жизни Европы.
DW: Украинские власти уже не в первый раз за этот год прибегают к такому внесудебному инструменту наказания, как санкции Совета нацбезопасности и обороны. Насколько, по вашему мнению, это уместно в случае организованной преступности, и были ли подобные прецеденты в других странах?
Марк Галеотти: Все зависит от особенностей национального законодательства и от условий, в которых оно формировалось. Например, в Италии довольно строгие специальные правила против лидеров криминальных группировок. Но в Украине правительство пошло на довольно интересное сочетание собственно уголовного преследования, когда членам организованных групп грозит арест и суд, и чисто административных мер, применяемых к коррупционерам высокого уровня или, например, к людям, связанным с иностранной разведкой.
Похожие методы, например, применяют США: аннулируют визы или виды на жительство нежелательным в стране лицам. Также действовала в свое время и Грузия: проcто высылала из страны «воров в законе», которых не могла арестовать. Я думаю, Украина здесь действовала с учетом как иностранного опыта, так и используя имеющиеся политические инструменты и исходя из угрозы, которые представляют собой эти люди.
DW: Вы упомянули Грузию, которая первой в свое время ввела особое наказание сугубо за пребывание в статусе «вора в законе». Позже подобные поправки в уголовное законодательство приняли в России, похожие пытались принять и в Украине. Можно ли назвать это последовательными этапами войны против «воров в законе», которая разворачивается в последнее десятилетие?
— Да, война действительно идет, но стоит отметить, что «воры» сами стали довольно легкой мишенью в войне против организованной преступности — их легко идентифицировать по особенностям внутреннего «кодекса», татуировкам, поведению и тому подобному. В этом и заключается особенность списка — вам и самому нетрудно в конце концов проверить, имеют ли конкретные люди отношение к «ворам в законе».
С одной стороны, это действительно последовательная борьба правоохранительных органов разных стран. Присмотритесь, большинство фигурантов украинского списка — иностранцы. И даже не русские, а грузины и армяне. После того, как их выгнали из собственных стран, часть осела в вашей стране, поэтому логичным для местной правоохранительной системы будет гнать их, и гнать дальше, заставлять постоянно переезжать.
Но для Украины есть и специфический момент. Правоохранительные органы и разведка идентифицируют сеть российской организованной преступности как серьезную угрозу национальной безопасности, потенциальный дестабилизирующий фактор. Обратите внимание, как начинается новый санкционный список — с господина Аксенова, руководителя российских структур власти в Крыму, с господина Дениса Пушилина — руководителя самопровозглашенной «ДНР». Интересно то, что для безопасности Украины эти люди и обычные преступники политически равнозначны.
DW: Причины для усиленного преследования «воров в законе» казались более очевидными в Грузии, где 30 лет назад их авторитет в обществе стал настоящим культурным феноменом. Или в России, где система отбывания наказаний стала домом для криминала, откуда происходит вся эта субкультура. Чем «воры» опасны для других стран, для западного мира в частности?
— Стоит отметить, что сама субкультура «воров» уже не та, что 20-30 лет назад. Старый кодекс, «понятия», претерпели существенные изменения. Многие из тех, кто сейчас называет себя «ворами», чрезвычайно далеки от «старой школы» и даже не являются преступниками в традиционном понимании этого слова. Они получают этот титул от друзей, бизнес-партнеров, часто за пределами тюрем.
Но то, что традиционно называется «русским криминалом», оперирует далеко за пределами национальных или постсоветских границ — и это главная причина, почему все больше стран определяют «воров» как международную угрозу.
Другая характеристика — их вовлеченность в политику. В первую очередь и в большинстве случаев — в российскую, но не только. И это тоже объясняет, почему в Украине «воры» стали частью кампании Совета нацбезопасности, которая началась с пророссийских олигархов, а затем перекинулась и на криминал.
DW: Если говорить сугубо о криминальной деятельности, то чем занимаются все эти люди? Какие криминальные сферы контролируют?
— Если говорить о «ворах» и русской организованной преступности в целом в Европе, то они не занимаются тем, что принято называть «уличной преступностью». Исключением можно назвать разве что скоординированные группы грузинских преступников, разоблаченные Европолом несколько лет назад.
Но, вспомним 1990-е, когда постсоветские преступные банды пытались взять под контроль европейские уголовные рынки. Они врывались в страны Балтии, Центральной Европы, даже в Германию, и почти в каждом случае терпели поражение. Из-за противодействия местных правоохранительных органов или местных банд, а порой из-за сотрудничества тех и других.
Но позже они изменили тактику. Те же «воры» приходили к местным группировкам, например, в Северной Европе и спрашивали: а что вам надо? Вам нужно оружие? У нас полные склады! Наркотики? Половина афганского героина проходит через Россию, а метамфетамин варят прямо под Санкт-Петербургом. Девушки? Хакеры? Ресурсы для отмывания денег? Все это есть!
Так постепенно «русская мафия» превратилась в настоящих оптовых продавцов на мировом криминальном рынке. Они не торгуют наркотиками на улице, однако контролируют большую часть мировых поставок и даже воюют с латиноамериканскими бандами за рынки кокаина. На постсоветском пространстве они конечно больше вовлечены в «полевую» преступность, однако в глобальном мире прочно закрепились в роли оптовых поставщиков. Такая роль требует и определенного опыта в коррупционных схемах, в их внедрении в различные политические системы, а также знаний современной глобальной экономики, умения использовать прикрытия, например, в виде легальных транспортных компаний.
Но здесь также стоит обратить внимание, что Россия, ведя гласную и негласную войну в Украине и дальше в Европе, время от времени привлекает к ней весь этот криминал. Иногда для шпионских целей, а иногда и для убийств, как мы видели в последние годы с убийствами чеченцев в Турции, Германии или Австрии.
И это уже другое измерение угроз, которую несут подобные группировки. Вспомните, о волне заказных убийств, взрывов в Украине в 2016-2017 годах, часть из которых была результатом деятельности российской разведки, а часть — передана на субподряд гангстерам.
DW: Национальный состав украинского санкционного списка многих наталкивает на мысли об этнической предубежденности — большинство людей в нем родом с Кавказа. Соответствует ли это реалиям криминального мира, или правоохранительная система находится в плену стереотипов относительно этнической преступности?
— Конечно, всегда есть место для предрассудков. Но если взглянуть на российские списки тех, кого там называют «ворами», то там мы тоже увидим подавляющее большинство грузин, или азербайджанцев, или армян. Как по мне, это скорее культурная особенность. Дело не в том, что этнические русские или украинцы не становятся бандитами. Они просто не становятся бандитами такого типа — «ворами в законе», особой субкультуры внутри постсоветской организованной преступности.
Что же касается чеченцев, то их участие и в организованной преступности, и в военном конфликте в Донбассе создало новый пласт отношений — кровную месть, которая до сих пор имеет большое значение в культуре чеченского народа. Поэтому не исключено, что часть чеченцев из вашего списка является «кровниками» тех чеченцев, кто воевал на стороне правительственных сил.
DW: Куда в конце концов деваться «ворам в законе» после мер против них в Грузии, России, Украине или Европе — и насколько долго мировой правоохранительной системе удастся их «гонять»?
— Если внимательно присмотреться к американскому списку санкций против русской оргпреступности, то можно заметить, что некоторые персонажи в нем имеют регистрацию, например, в Дубае. В конце концов, в мире есть еще места, где довольно приятно жить и где не слишком присматриваются к уголовному бэкграунду резидентов.
Впрочем, по моему мнению, история такого явления как «воры в законе» действительно подходит к концу. Этот статус, это звание перестало быть выгодным и несет, скорее, проблемы с каждым новой кампанией вроде украинской. Я подчеркну, речь не идет о конце организованной преступности как таковой, а о конце «воров в законе» как бренда. Реальный уголовный рынок закрывается для «воров», это больше невыгодно.
Несколько лет назад я разговаривал с одним русским из Дагестана, и он размышлял над тем чтобы присоединиться к «воровскому миру». Для него это было довольно прагматичное бизнес-решение, без всей этой «блатной романтики». Он рассуждал о появлении покровителей, определенном авторитете, но в конце концов пришел к мысли, что в долгосрочной перспективе вступать в этот клуб невыгодно. А если молодняк не хочет идти в «воры», то их дни сочтены.
