Нейробиолог и лингвист Стивен Пинкер — редкая личность среди тех, кого сам он называет «социальными комментаторами». Ценитель фактов и при этом неисправимый оптимист, он уверен, что наш мир не катится в тартарары, а становится все лучше — по всем параметрам человеческого благополучия: продолжительности жизни, здоровью, достатку, свободе, знаниям и уровню счастья. И главное — все это можно измерить. Reminder публикует отрывок из его новой книги «Просвещение продолжается», в котором разоблачается популярный миф пессимистов — одиночество в сети:
Счастье можно понимать как результат работы древней биологической системы обратной связи, которая следит за тем, насколько успешно мы приспосабливаемся к окружающей среде. В целом мы счастливее, когда здоровы, обеспечены, находимся в безопасности, сыты и не одиноки. Но послушать знатоков проблем современности, так жители Запада все больше страдают от одиночества.
В 1950 году Дэвид Рисмен (в соавторстве с Натаном Глезером и Руэлом Денни) опубликовал классический труд по социологии под названием «Одинокая толпа» (The Lonely Crowd). В своем бестселлере 2000 года политолог Роберт Патнэм заметил, что американцы все чаще отправляются в «Боулинг в одиночку» (Bowling Alone). А в 2010 году психиатры Жаклин Олдс и Ричард Шварц написали книгу «Одинокий американец: отдаляясь друг от друга в XXI веке» (The Lonely American: Drifting Apart in the Twenty-First Century). Для представителя стайного вида Homo sapiens социальная изоляция — настоящая пытка, а стресс одиночества угрожает здоровью и даже жизни, не говоря уже о счастье. Обзавестись таким количеством технологий коммуникации, чтобы стать еще более одинокими, чем это не злая шутка современности?
Электронные медиа часто называют угрозой человеческим отношениям, и действительно, друзья в соцсетях не могут заменить общения с друзьями из плоти и крови, как и компенсировать любое отчуждение и разобщение, возникшее с исчезновением больших семей и малых сообществ. Психолог Сьюзан Пинкер анализирует в своей книге «Эффект деревни» (The Village Effect) исследования, в которых было продемонстрировано, что цифровая дружба не обеспечивает психологических преимуществ личного общения. Но это совершенно не объясняет, почему современные люди должны страдать от одиночества.
Кажется, из всех мировых проблем легче всего решить именно проблему социального разобщения: просто пригласи знакомого поболтать в кафе по соседству или собери друзей вокруг обеденного стола. Почему люди не замечают этих возможностей? Может, они, а особенно вечно обвиняемое во всех грехах молодое поколение, стали настолько зависимы от цифрового героина, что отказываются от человеческих связей и приговаривают себя к неоправданному одиночеству? Неужели прав был социальный критик, сказавший: «Мы влюбились в машины и сами превращаемся в машины»? Действительно ли интернет создал «атомизированный мир, лишенный человеческих чувств и связей»? Любому, кто верит в то, что природа человека остается неизменной, это покажется маловероятным. И, к счастью, научные данные опровергают эти опасения.
В книге «Все еще вместе» (Still Connected) социолог Клод Фишер анализирует результаты соцопросов, участникам которых на протяжении сорока лет задавали вопросы об их социальных взаимодействиях. И делает вывод: «Хотя американцы реже принимают дома гостей и чаще пользуются телефоном или электронной почтой, по базовым параметрам их поведение почти не изменилось».
Да и традиция семейного ужина, как выясняется, в полном порядке. Результаты нескольких исследований и опросов сходятся: число таких совместных ужинов с 1960 по 2014 год изменилось очень незначительно, несмотря на появление айфонов, игровых приставок и фейсбука. Детям типичный американский родитель уделяет с каждым годом все больше времени. В 1924 году только 45% матерей тратили на детей больше двух часов в день (7% вообще не занимались детьми) и всего 61% отцов — не меньше часа в день. К 1999 году эти показатели выросли, соответственно, до 70% и 83%. Даже одинокие работающие матери сегодня уделяют детям больше внимания, чем замужние домохозяйки в 1965-м.
Люди просто перераспределили свое время, потому что семьи стали меньше, многие вообще живут одни, а доля работающих женщин растет; но, несмотря на это, мы не начали проводить меньше времени в кругу семьи, у нас в среднем столько же друзей, и встречаемся мы с ними так же часто. В целом люди ощущают такую же эмоциональную поддержку и настолько же удовлетворены количеством и качеством дружеских связей, как и во времена сериала «Счастливые дни» (1974-1984). Фишер приходит к выводу, что человеческая природа не сдает позиций: «Люди пытаются приспособиться к меняющимся обстоятельствам, чтобы защитить то, что для них важнее всего, в том числе объем и качество их личных отношений: время, проводимое с детьми, общение с родными, некоторые вещи, которые обеспечивают им моральную поддержку».
А как обстоит дело с субъективным ощущением одиночества? Опросы всех слоев населения редки: данные, которые удалось найти Фишеру, говорят о том, что «американцы так же или, возможно, несколько более одиноки, чем раньше», в основном из-за того, что больше людей решают не связывать себя узами брака. Но опросы студентов, этих вечных респондентов поневоле, доступны в изобилии: десятилетиями они сообщали, согласны ли с утверждениями вроде «я несчастен, так как многие вещи делаю в одиночестве» и «мне не с кем поговорить». Выявленные тенденции суммированы в заголовке опубликованной в 2015 году статьи «Одиночество со временем сокращается» (Declining Loneliness over Time).
Так как этих студентов не продолжали опрашивать после окончания учебы, мы не знаем, чувствовали ли они себя менее одинокими благодаря возрасту (молодым людям проще удовлетворять свои социальные нужды) или же эффекту когорты (каждое новое поколение лучше вписано в общество и останется таким и в будущем). Но мы точно знаем, что молодые американцы не страдают от «токсичного уровня пустоты, бесцельности и отчуждения».
Одиночество среди американских учащихся, 1978-2011. Студенты колледжей (левая ось): пересмотренная шкала одиночества UCLA Loneliness Scale, суммарная тенденция многих выборок. Учащиеся старшей школы (правая ось): средний рейтинг по шести показателям одиночества опроса «Наблюдая за будущим» (Monitoring the Future), среднее за три года.
Одиночество среди американских учащихся, 1978-2011. Студенты колледжей (левая ось): пересмотренная шкала одиночества UCLA Loneliness Scale, суммарная тенденция многих выборок. Учащиеся старшей школы (правая ось): средний рейтинг по шести показателям одиночества опроса «Наблюдая за будущим» (Monitoring the Future), среднее за три года.
Наряду с «современными детьми», излюбленный объект культурного пессимизма — технологии. В 2015 году социолог Кит Хэмптон с соавторами представили доклад о психологическом воздействии социальных сетей, который начинался так:
«Поколения критиков беспокоились о влиянии технологий на уровень стресса. Поезда и промышленное оборудование считались грохочущими, доводящими людей до исступления помехами деревенской идиллии. Телефоны мешали домашнему отдыху. Наручные и настенные часы усугубляли расчеловечивающее давление времени на фабричных рабочих, напоминая им о производительности труда. Радио и телевещание строилось вокруг рекламы, породившей современную культуру потребления и обострившей тревогу людей по поводу своего статуса» .
На самом деле, согласно новым опросам, не только подростки, но и взрослые не погружаются в изоляцию из-за соцсетей. Наоборот, близких друзей у их пользователей больше, они больше доверяют людям, ощущают большую поддержку и больше интересуются политикой. Наконец, несмотря на все кривотолки, будто соцсети ввергают людей в состояние истерического соперничества с цифровыми псевдодрузьями, которые с безумной частотой предаются изысканным удовольствиям, уровень стресса у пользователей соцсетей не выше, чем у тех, кто там не зарегистрирован. Больше того, женщины-пользователи даже меньше страдают от стресса, с одним показательным исключением: они расстраиваются, когда узнают, что кто-то небезразличный им заболел, потерял близкого человека или еще как-то пострадал. Пользователи соцсетей слишком сильно, а не слишком слабо беспокоятся о других; они сопереживают им в их трудностях, а не завидуют их успехам.
Даже чисто статистически пользователи интернета и соцсетей чаще контактируют с друзьями (хотя лицом к лицу встречаются несколько реже) и ощущают, что такие электронные связи обогащают их отношения. И электронные технологии действительно стали бесценным подспорьем для человеческой близости. Если сто лет назад член семьи переезжал в далекий город, оставшиеся могли никогда больше не увидеть его лица и не услышать его голоса. Внуки вырастали, а бабушки и дедушки не могли за этим наблюдать. Пары, разделенные учебой, работой или войной, по десять раз перечитывали редкие письма и впадали в отчаяние, если следующее запаздывало: то ли почта его потеряла, то ли любимый человек обиделся, изменил или умер. Именно об этом напоминают из прошлого The Marvelettes и The Beatles в песне «Пожалуйста, господин почтальон» (Please Mr. Postman), а также Simon & Garfunkel в композиции «Почему ты мне не пишешь?» (Why Don’t You Write Me?). Даже когда междугородняя телефонная связь уже позволяла людям общаться, ее непомерная стоимость ограничивала близость. Мои ровесники помнят, как быстро надо было говорить в трубку таксофона, который глотал монетку за монеткой, или бежать сломя голову к домашнему телефону на звук «междугороднего» звонка, — щемящее чувство, когда деньги кончаются посреди важного разговора.
Электронные технологии соединяют нас, как никогда раньше. Сегодня почти половина человечества имеет доступ к интернету, а три четверти из нас владеют мобильными телефонами. Стоимость междугородных переговоров упала практически до нуля, причем беседующие могут не только слышать, но и видеть друг друга. Кроме того, цифровые технологии способствуют и изменению критериев социального статуса. Социальные сети побуждают молодых людей хвастаться пережитым опытом, а не машинами и гардеробом, тогда как хипстеризация приводит к тому, что они скорее идентифицируют себя по предпочтениям в пиве, кофе и музыке.
Современный образ жизни не разрушает наши тела и души, не превращает людей в разобщенные машины, страдающие от смертельно опасной пустоты и бесцельности, и не отдаляет нас друг от друга, лишая человеческих эмоций и контактов. Откуда вообще взялась эта безумная карикатура? Отчасти она обязана своим существованием обычному для социальных критиков методу распространения паники: вот перед нами случай, а значит, наметилась тенденция, а значит, налицо кризис. Но отчасти она возникла потому, что люди теперь действительно общаются иначе. Они реже встречаются в привычных для этого местах вроде клубов, церквей, профессиональных организаций, студенческих братств и банкетных залов, зато чаще пересекаются на неформальных встречах и в соцсетях. Они меньше доверяются дальним родственникам, но легко открывают душу коллегам. У них редко бывает много друзей, но они меньше к этому и стремятся. В целом то, что социальная жизнь сегодня выглядит не так, как в 1950-е годы, еще не значит, что человек, этот в высшей степени социальный вид, стал менее социальным.
Тоскующие по старым добрым традициям забыли, через какие трудности пришлось пройти нашим предкам, чтобы от них избавиться. Конечно, никто не раздавал анкеты с вопросами о счастье людям, жившим в замкнутых сообществах, распавшихся с приходом Нового времени, но на сломе эпох было создано множество великих произведений искусства, демонстрирующих миру темную сторону традиционных сообществ: провинциальность, приспособленчество, клановость и ограничения прав и свобод женщин в духе современного «Талибана». Множество романов, написанных с середины XVIII до начала XX века, рассказывают о борьбе человека против удушающих норм аристократических, буржуазных или сельских сообществ. Об этом книги Ричардсона, Теккерея, Шарлотты Бронте, Джордж Элиот, Фонтане, Флобера, Толстого, Ибсена, Олкотт, Харди, Чехова и Синклера Льюиса. Эти же конфликты нашли выражение чуть позже в популярной культуре — в песнях Пола Саймона («В моем маленьком городке я никогда ничего не значил; я был всего лишь сыном своего отца»), Лу Рида («Если ты вырос в маленьком городке, ты знаешь, что там и умрешь») и Брюса Спрингстина («Крошка, этот город пересчитает тебе кости, это смертельная ловушка, это рассадник самоубийств»).
Сегодня мы обладаем такой личной свободой, о которой герои этих книг и песен могли лишь мечтать: свободой выбирать супруга по своему вкусу, работать, жить и общаться, как нам нравится. Вообразите нынешнего социального критика, предупреждающего Анну Каренину, что толерантное космополитичное общество будущего не такое уж идеальное и что, лишившись семейных уз и тесных связей внутри сообщества, она будет время от времени тревожиться и чувствовать себя несчастной. Я не могу решать за нее, но думаю, она бы согласилась на такую цену.
