Все больше и больше в Соединенных Штатах светские левые и религиозные правые вовлечены в культурную войну, вращающуюся вокруг сексуальности, пола и расы, где политика больше не подлежит обсуждению. Когда это происходит, институты начинают разрушаться, и создается сцена для харизматичных демагогов и политики насилия, пишет Иэн Бурума писатель, автор новой книги «Токийский роман: Воспоминания»:
61% американцев считают, что аборт должен быть легальным в большинстве случаев. Однако Верховный суд США отменил конституционное право на аборт, утверждённое в 1973 году решением этого суда по делу «Роу против Уэйда».
Неудивительно, что реакция была бурной. Одна конгрессвумен-демократ Александрия Окасио-Кортез призвала привлечь к ответственности двух судей Верховного суда за ложь под присягой во время слушаний по их утверждению в Сенате. В панике комментаторы предупреждают о конце демократии в Соединенных Штатах. Другие обвиняют в женоненавистничестве и «театральной мужественности».
Меньше внимания уделяется одному важному элементу американских дебатов об абортах: постепенный рост влияния на американскую общественную жизнь глубоко реакционной формы католицизма. Конечно, католики не меньше, чем все остальные, расколоты по многим вопросам, в том числе по вопросу о праве на аборт. Либеральные католики, например, президент Джо Байден и спикер Палаты представителей Нэнси Пелоси, как и многие из примерно 50% католиков, голосующих за демократов, поддерживают конституционное право на аборт. То же самое можно сказать о судье Соне Сотомайор, одной из трёх либералов в Верховном суде. Тем не менее пять из девяти судей Верховного суда придерживаются ультраконсервативной формы католицизма, в соответствии с которой даже у эмбриона есть душа, и поэтому он священен.
Сэмюэль Алито, автор мнения большинства, отменившего решение по делу «Роу», сослался на английского юриста XVII века Мэттью Хейла, который считал аборт убийством (он также верил в ведьм). Подобные взгляды далеки от обычной жизни в современной Америке. Однако радикальные католики, а иначе их нельзя назвать, превратились в движущую силу борьбы с абортами, которая длится уже почти полвека.
Даже консервативные протестанты в своё время поддержали решение по делу «Роу». Южная баптистская конвенция заявила в 1973 году, что «решение Верховного суда об абортах продвигает вперёд религиозную свободу, равенство людей и справедливость». Однако десять лет спустя евангелические консерваторы, опасаясь волны прогрессивного секуляризма, которая создавала угрозу для их излюбленных институтов, например, христианских колледжей с расовой сегрегацией, начали объединяться с радикальными католиками ради общего дела. И этим делом стало дело «Роу». У них появилась общая цель – сломать стену, разделяющую церковь и государство, которую столь тщательно воздвигали авторы конституции.
Некоторые радикалы теперь даже утверждают, что разделять церковь и государство на самом деле не предполагалось. Как выразилась Лорен Боеберт, крайне правый член Конгресса от Республиканской партии, «я устала от этой болтовни о разделении церкви и государства, ведь этого нет в конституции».
Ситуация развивается очень быстро. Спустя всего несколько дней после отмены решения по делу «Роу» Верховный суд постановил, что футбольный тренер в штате Вашингтон имеет право проводить после игр коллективные молитвы в государственной средней школе, где он работает. Это тоже разрыв с прецедентным правом, запрещающим религиозные проявления (поскольку это частное дело каждого) в государственных учреждениях, в том числе школах.
Радикалы апеллируют к «религиозной свободе». Если футбольный тренер хочет помолиться на футбольном матче (в окружении игроков, которые, возможно, не очень хотят вызывать у него недовольство), он всего лишь пользуется своим правом на свободу слова и религиозных верований.
Однако разделение церкви и государства (по крайней мере, в большинстве протестантских демократических стран, подобных США) было проведено как раз для защиты религиозной свободы. Если французская идея светскости («laicité») были призвана предотвратить вмешательство католических священников в государственные дела, то конституция США была написана для защиты религиозной администрации от государственного вмешательства, и наоборот.
Одна из причин, почему вплоть до недавнего времени протестантские элиты в США всегда с подозрением относились к католикам (помимо снобистских антиирландских и антиитальянских настроений), заключалась в их опасениях, что католики окажутся более лояльными своей церкви, то есть власти Ватикана, чем конституции США. Именно поэтому в 1960 году, когда Джон Кеннеди ввёл предвыборную президентскую кампанию, ему пришлось особо подчеркнуть, что он верит «в Америку, в которой разделение церкви и государства является абсолютным, и в которой ни один католический прелат не будет говорить президенту (если он католик), что ему делать…».
То, чего опасались протестантские элиты, сегодня стало реальной угрозой. Католические радикалы и протестантские фанатики активно пытаются навязывать свои религиозные взгляды в общественной сфере. Алито, как и некоторые другие католики, например, бывший генеральный прокурор Уильям Барр, считают секуляризм угрозой (как выразился Барр) «традиционному моральному порядку», под которым подразумевается христианский моральный порядок в строгой интерпретации. По мнению Алито, брак – это «священный союз между мужчиной и женщиной». Однажды (и, возможно, уже очень скоро) он может отменить принятое семь лет назад решение Верховного суда, признавшего федеральное право на однополые браки.
Опасность включения религиозной повестки в политику или законодательство не ограничивается ослаблением автономности светских институтов. Становятся невозможными аргументированные политические дебаты. Политики, конечно, не являются беспринципными. Нет ничего плохого в политическом деятеле, или даже юристе, который считает важными религиозные ценности. Однако возникает серьёзная проблема, когда религиозная ортодоксия становится важнее всех остальных соображений.
Израильских философ Авишай Маргалит лаконично описал это в своей книге «О компромиссе и гнилых компромиссах». В «политике, как и в экономике», материальные интересы являются «предметом торга, обо всём можно вести переговоры, в то время как в религиозной среде, сосредоточенной на идее святости, о священном вести переговоры нельзя».
Именно поэтому политика в США сейчас оказалась в очень опасном положении. Всё больше и больше светские левые и религиозные правые ввязываются в культурную войну, которая ведётся вокруг сексуальности, гендера и расы. А в этом случае политические решения перестают быть предметом для дискуссий. Когда происходит подобное, институты начинают разваливаться, и создаются условия для появления харизматичных демагогов и политики насилия.
