Сергей Антипов считает «мерзостью» сериал «Слово пацана» и рассказывает свою версию зарождения «казанского феномена»
«Если на то пошло, то создателями считаются только я и мои близкие друзья — Фарид Дунька и Рафка Чапай. И еще Володя Богомолов. Все остальные лишь потом примкнули. Все эти Скрябы и прочие потом прибились уже, примазались к сильным мира сего», — говорит лидер казанской ОПГ «Тяп-Ляп» Сергей Антипов. О том, как прошло детство в Суконной слободе, как избивал отец, как банда Кормакова наводила ужас на Казань в послевоенные годы, кто его «грел» на зоне и что думает о завершающемся сегодня сериале «Слово пацана», он рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
Зачем мы поговорили с Сергеем Антиповым?
Сергея Антипова считают одним из лидеров казанской ОПГ «Тяп-Ляп», с которой зародился «казанский феномен». Группировка действовала в 1970-е годы. Свое имя получила по названию микрорайона, где проживали большинство членов, — района завода «Теплоконтроль». Антипов переехал туда, когда ему было 14 лет. Как считают силовики, именно он сколотил группировку, которая занималась разбоями и убийствами, хотя сам Антип утверждает, что при нем ничего подобного не было.
«Первой известной послевоенной была банда Кормакова. Никаких группировок не было. Первой была БКД (боевая комсомольская дружина — прим. ред.). Просто мы все жили вместе. Да, я был лидером. Но это же не голосованием определяется, само собой происходит. Кто-то более яркий, кого-то больше уважают, на кого-то равняются — это и есть лидер. Да, на меня равнялись, меня все уважали — и „Новотатарские“, и „Суконские“, и „Павлюхинские“. Что скрывать? Я и сейчас в хороших отношениях со многими из разных группировок, если можно так назвать, из разных районов», — говорит Антипов в интервью «БИЗНЕС Online».
Долгое время считалось, что он то ли умер, то ли убит. На самом деле он вышел из колонии в конце 1992 года и жил в Москве и Подмосковье под другими именами. В Татарстан Антипов уже не вернулся. Рассказывает, что милиция вызывала его старшего сына и предупреждала: приедет — снова посадят. Поэтому он остался в московском регионе.
Мы встретились у него дома. Последние 10 лет 74-летний Антипов живет в довольно скромной квартире в одном из подмосковных городов. Хотя вспоминает, что раньше шиковал — жил на опушке леса за трехметровым забором в доме на 700 «квадратов». «Я в этом доме понял, что все хорошо в меру. Вот здесь я кайфую, а там была общага какая-то. Там только наверху было, по-моему, 8 спален. Там сколько уровней было? Первый — цокольный этаж, там бассейн, спортзал, комната отдыха огромная, туалет. Потом первый этаж, где я жил. Зачем мне туда ходить? Мне вниз, в бассейн, спортзал, и все. И кухня на первом этаже была. На втором этаже был бар», — вспоминает наш собеседник. Сейчас в гостиной у него стоит тот самый бар и множество картин. Одна из них — подарок от уже покойного Рашида Ахунова, бывшего министра внешнеэкономических связей РТ.
Фотографироваться Антипов категорически отказался. «На меня же будут показывать пальцем. Не хочу», — объясняет он. При этом не против публикации его фотографий прошлых лет. На свой возраст Антипов не выглядит: очень бодрый, шутит, флиртует, по-прежнему занимается спортом и всячески ругает власть. Причем любую. Нам признается, что его даже «бандеровцы» пытались завербовать: мол, вы же пострадали от советской власти. Но он не поддался, говорит, что любит Россию.
О раскрученном сериале «Слово пацана. Кровь на асфальте» слышал от многих. Но признается, что начал смотреть и выключил. «Я не смог смотреть, для меня это мерзко просто, когда мальчишек ни за что избивают, за какие-то копейки их дубасят. Я мимо пройти не мог никогда», — возмущается Антипов. Зато он охотно рассказывает многочисленные байки из своей молодости. При этом всячески отрицает, что «Тяп-Ляп» была группировкой, утверждает, что Джавду, устроившего пробег по Ново-Татарской слободе в 1978 году, мог остановить только он. Но не смог, т. к. с 1974-го не жил в Казани, а в 1978-м вообще был на «химии» в Нижнекамске. И в принципе считает, что все дела в отношении него были сфабрикованы.
В интервью «БИЗНЕС Online» Антипов рассказывает свою историю начиная с детства и заканчивая сегодняшним днем.
«Отец кидался на меня постоянно, бил меня как собаку»
— Сергей Иванович, давайте поговорим о вашем детстве, которое прошло в Суконной слободе. Расскажите о том периоде.
— Наверное, лучше все же начать историю с моего деда. До сих пор в Салмачах стоит дом, где жил мой дед. Отец раньше говорил: «Давай съездим, посмотришь наш родовой дом». Но я уже стал крутым, весь из себя, машины, девушки, совсем другая жизнь. Но сейчас очень жалею, что не съездил туда. Потом, когда уже освободился, попросил ребят съездить и сфотографировать дом. А в нем живет какой-то татарин. Они ему говорят: «Ты вообще знаешь, чей этот дом?» Он говорит: «Да, знаю, репрессированных, их всех расстреляли, владельцев этого дома». Они говорят: «Нет, не всех расстреляли, есть владелец, он-то нас и попросил приехать». Татарин видит — рожи двухметровые стоят, уголовные личности. Он испугался и говорит: «Никого уже в живых нет». Они отвечают: «Есть в живых родственники». В общем, ребята сфотографировали дом моего деда, которого расстреляли в 1921-м, когда отцу было три годика. Прямо во дворе, без суда и следствия — так, как это делает поганая власть всегда. Просто зашли… А дед, говорят, был очень крутой. И физически сильный был. Мой отец тоже был физически очень сильным, намного сильнее меня, просто он ничем не занимался. А я с детства начал заниматься спортом.
И наша настоящая фамилия должна быть Михайловы. Просто бабушка испугалась, убежала оттуда и фамилию поменяла. Ведь репрессии начались, дом отняли, из него сделали школу, а потом передавали здание из рук в руки. Об этом я узнал от отца незадолго до его смерти. Он умер, когда я еще сидел. Я отсидел 20 лет по сфабрикованным делам.
— Давайте вернемся к тому, как вы жили в Суконной слободе.
— Трущобы, маленькая квартирка была. Приходилось печку топить…
Помню один случай. Дядя Саша, брат отца, жил на Островского, недалеко от нас. У него был сын — мой двоюродный брат Толик, выше и старше меня. Я с отцом приехал к ним в гости. Мы с Толиком сидим на кровати, играем. Я еще в детский садик не ходил, мне было мало лет. Как сейчас все помню, четко-четко, каждую деталь. Помню эту кровать большую, огромную комнату. И вот мы сидим с ним, играем. Видимо, я что-то сделал такое, что ему не понравилось. Он мне кулаком как дал в нос! У меня в первый раз в жизни пошла кровь, и я в первый раз в жизни заплакал. Посмотрел на отца, он посмотрел на меня и отвернулся. Я на всю жизнь запомнил этот момент. И понял одно: в этой жизни надеяться мне ни на кого не надо, только на самого себя. Меня это здорово задело.
Поэтому, когда я жил еще в Суконной слободе, уже начал заниматься вольной борьбой. Рядом был стадион «Динамо», лишь чуть-чуть на гору подняться по Некрасова. А когда мне было 14 лет, мы переехали на «Теплоконтроль», и до стадиона «Динамо стало далеко добираться.
На Тукаевской открылась секция бокса, напротив «Красного Востока» было 7-е ремесленное училище «Трудовые резервы». И тренер попался очень хороший — Ильдар Азизович Калимуллин, царство ему небесное. Известная личность в Казани, очень хороший человек. Но потом его перетянули в Москву, судя по всему, в каких-то спецслужбах работал. В общем, мы начали боксом заниматься. Само собой, наложились навыки вольной борьбы и бокса. Бокс у меня даже пошел лучше, потому что в единоборствах психология одна и та же — надо побеждать, дух иметь, чувствовать противника, его психологию. В общем, я начал выигрывать.
— Почему вы переехали из Суконной слободы?
— Отец квартиру получил.
— Чем занимался ваш отец?
— Он шофером работал на заводе. А еще был награжден как участник Великой Отечественной войны. Деда расстреляли красные твари, а его три сына пошли воевать. Но они пошли воевать за Россию, а не за этих красных гадов. Старшего дядю Васю убили, а отец и дядя Саша пришли с войны все израненные. У отца — очередь в спине, вся спина в осколках. В ЗИС-5 взорвалась бомба, а он был шофером. Его очень сильно контузило. Поэтому он не соображал, что делал. Отец кидался на меня постоянно, бил меня как собаку. Он же здоровенный, физически очень сильный был, неимоверно силен.
— За что он вас бил? Такими были методы его воспитания? Мать за вас не заступалась?
— Заступалась и говорила: ты только по голове его не бей, а так давай. Первый раз дал сдачи отцу, когда мне было 15 лет. Он снова начал меня колотить, я выскочил на улицу, думая, что раз дома не смог схватить, то тут тем более. Отец — за мной, пытался схватить, я крутился-вертелся, так как борьбой и боксом занимался, то уходил от ударов. Он на меня летит, я ему вперед «двойку» прислал и вырубил его. Он, огромный мужик, упал (смеется). Это был первый раз, когда я его вырубил. Потом он еще кидался и постоянно получал. Я ему говорю: «Что кидаешься все время на меня? Твое время ушло, понять не можешь, что ли? Я первый на тебя руку не поднимаю никогда. Ты сам первый кидаешься. Но ты пойми: твое время ушло. Больше я тебе не позволю себя бить».
Как я уже сказал, отец намного сильнее меня был физически. И всех нас заставлял проходить через кран.
— Какой кран?
— На даче был вентиль, чтобы открывать воду. Отец всегда выбирал момент, когда народу много, чтобы показать, какой он сильный, и говорил: «Сережа, иди воду открой». Я подхожу к крану, пытаюсь его отвернуть — никак, двумя руками — никак. Тряпку кладу, через тряпку пытаюсь его провернуть. Он говорит: «Ну че воду-то не открываешь?» Я отвечаю: «Да не открывается этот кран». «Как это не открывается?» — демонстративно подходит и одной рукой, пальцами отворачивает кран. Все прошли через этот кран, все до одного. Показывал, какой он физически сильный (смеется). Но у него навыков единоборств не было. Если не занимался единоборствами, толку нет никакого, потому что в единоборствах не сила главное. А знаете что?
— Что?
— Быстрота и техника.
— Вы все еще занимаетесь?
— В последнее время нет. Лень. А так занимался для себя просто, только ОФП. У меня же тут мини-спортзал. И мешок висел здесь. У меня и «лапы» там, и перчатки.
«Первую группировку, на мой личный взгляд, создала Коммунистическая партия»
— Давайте о Суконке договорим. На тот момент там уже были какие-то группировки?
— Конечно, были. Первую группировку, на мой личный взгляд, создала Коммунистическая партия, они организовали боевые комсомольские дружины (БКД). Я еще жил в Суконной слободе, а они с мусорами забирали мальчишек, таких, как я, и постарше, в опорный пункт милиции и били их там. И тогда мальчишки выходили оттуда озлобленные… До этих БКД всегда собирались и дрались один на один. Не приветствовалось толпой одного избить. Толпой бить начали в Казани бэкэдэшники — это совершенно точно, меня никто не переубедит.
— А для чего эти БКД создавались?
— Ну откуда я могу знать, для чего они создавались?! Это же не я их создавал.
— Чем они тогда занимались?
— Я говорю же: с мусорами вместе ходили, дежурили, порядок наводили на улицах Казани. Забирали вместе с мусорами мальчишек в свои опорные пункты и там их избивали.
— Вас они тоже поймали?
— Нет, меня не ловили.
— Тогда откуда вы знаете?
— Потому что моих друзей забирали и колотили. Я еще все же маленький тогда был.
— Просто так забирали, ни за что?
— Откуда я знаю? Может быть, и за что-то забирали. Меня не забирали, поэтому я не могу определенно, четко сказать. Я никогда не вру, всегда говорю правду, потому что, когда человек врет, рано или поздно начнет сам себе противоречить. Это же аксиома. Но если мне, конечно, мусор будет говорить: «Скажи правду», — а я за эту правду лет 20 получу или мои друзья, то, конечно, я ему навру, потому что это враг, а с врагом идет война. А закон гласит: искусство войны — это искусство обмана.
— Ладно. Вы говорите, что первые группировки, на ваш взгляд, — это БКД?
— Да, на мой взгляд, это БКД. Первые группировки создали мусора. Когда я переехал на «Теплоконтроль», меня это не касалось. Тогда там никто не выступал, все занимались своей жизнью, ходили тренироваться. Я не участвовал в сборах металлолома, макулатуры и прочего. Я считал это глупостью.
— Не были пионером?
— Пионером я был. Но каким? Я стыдился своего галстука. У меня одного в классе был сатиновый. У всех были шелковые, штапельные галстуки, только у меня сатиновый. И мне было стыдно, что у меня самый плохой галстук в классе. Поэтому, когда из дома выходил, я его снимал и прятал. А сатин, сами понимаете, если раз смял и спрятал, то потом его только выкидывать. Я его и выкинул.
Когда переехал на «Теплоконтроль», ходил в 114-ю школу. Весь класс приняли в комсомол, одного меня не взяли. Всякие твари пишут, что я обворовывал всех, поэтому не приняли. Врут нагло! Мать прибежала: «За что вы его? Почему вы его не принимаете в комсомол?» Они ей говорят: «Если его принимать в комсомол, то кого не принимать?»
А там как получилось? Был случай на уроке физкультуры. Видимо, я набедокурил, уж не помню, что наделал, но ни с того ни с сего Кощей (мы так называли учителя физкультуры) схватил меня за волосы и начал трепать. Я ему по пузу апперкот сунул (боксом же занимался уже) и вырубил его. И вся школа одурела: «Бандюга какой-то растет». А зачем меня за волосы хватать? Не надо было меня хватать — я бы его не тронул.
Меня на деткомиссию вызвали с отцом. Бабки, оголтелые коммунистки, вызывают мальчишек одного за другим и на скандал их провоцируют. Мальчишки начинают орать на них, а бабки кнопку нажимают, и с первого этажа мусора поднимаются: одного мальчишку взяли и увели. Второго вызывают — опять та же история получатся. Опять эти твари сидят, начинают провоцировать, оскорблять: «Ты такой-сякой, тебе не место среди людей и прочее». Выводят из себя, на нервы. И второй мальчишка тоже начал орать, его спровоцировали, там тоже на кнопку нажимают, мусора снизу поднимаются — раз, его тоже уводят.
А я знал, что их отправляют в колонию для несовершеннолетних. В общем, двоих отправили туда. И меня, третьего, вызывают. И начинают меня провоцировать, какой я такой-сякой, учителя взял и ударил, избил. Говорю: «Я его не избивал. Просто он меня схватил за волосы, я хотел вырваться, может, нечаянно его задел». И эти твари на кнопку не нажали. Они меня поставили на учет, но не посадили. Отец мне потом говорит: «Ну ты и хитер. Этих всех упекли, а тебя нет». Первый раз мне обошлось.
«Сын Петра Петелина, который считался одним из главарей банды, был моим близким другом»
— И все-таки на Суконке были уже в то время банды?
— Была банда Кромака (банда Кормакова — прим. ред.). Они все с Суконной слободы. С войны пришли — все в наградах, орденах… Все были моими соседями. Славка Петелин — сын Петра Петелина, которого расстреляли. Кто-то их называет бандой Кромака, а кто-то — бандой Петелиных. Их несколько братьев, они тоже были в этой банде. В общем, троих приговорили к расстрелу: Кормакова, Петелина и Бабаева. По делу прошли очень много людей. Вот это была самая настоящая банда. Они вырезали семьями в Казани после войны.
— Почему они такое начали творить?
— Вы поймите, люди, которые пришли с войны, преодолели психологический барьер убийства. Первый раз убить очень трудно, а потом уже легко начинают убивать. Это всем известный фактор.
— Так зачем они убивали, вырезали?
— За деньги, за добро убивали. Очень много народа убили. Но суть не в этом, а в том, что именно по этому делу очень много невинных людей посадили. Они пришли с фронта в 1945 году, а их арестовали в конце 1949-го, мне кажется. Причем арестовали совершенно случайно: они начали у Кремля приставать к какой-то девушке, а мусора влезли и задержали их. И Кромак (Кормаков — прим. ред.) начал орать: «Если вы меня не отпустите, вы сами все будете сидеть». И их уже хотели отпускать, но был какой-то гэбэшник, который не позволил.
Я уже плохо помню эту историю, мне было не особо интересно. Хотя сын Петра Петелина, который считался одним из главарей банды, был моим близким другом. Я жил на улице Суконной, а он — на Качалова. Учились мы все в одной 16-й школе. Славик Петелин был высокий, крупный парень. Но он греблей занимался, а я — единоборствами. Разница большая. На разборки с веслом никто не ходит, а навыки единоборств всегда при тебе.
Как-то этот Славка с суконскими ребятами пристал к Ринату Манты (это главарь «Новотатарских») у кинотеатра «Победа». Тот стоял с красивой девушкой Алкой. Их окружили, начали докапываться до Рината…
— Это когда было?
— Я уже на «Теплоконтроле» жил. Лет 18, может, 19 мне было. Я уже не помню, когда я с Ринатом познакомился. Так вот, я могу тысячу примеров привести, когда я не мог мимо пройти, если видел, что кого-то несправедливо обижают. Я всегда впрягался. Я подошел к Ринатке: «Пойдем отойдем». Ну и Алку с собой позвал. Мы отошли в сторону, я Ринату говорю: «На них внимания не обращай. Забудь о них. Болваны, черт с ними…»
— Вы знали людей с Суконки, которые к нему пристали?
— Конечно. Я же говорю: Славка жил на соседней улице, в одной школе учились, он старше меня на два года. Кстати, я еще мальчишкой был, на Суконке жил, а со мной уже начали считаться, так как я боролся со взрослыми мужиками. Дескать, ты борец, иди поборись с этим. Ну а что с ними не бороться? Они болваны, не понимают, что силы-то не нужно, а надо просто быстро все сделать, технично и правильно. Например, мужик стоит, он же не понимает, думает: «Ребенок». А ребенок прыгает в ноги, за ноги дернул — и по инерции он падает на спину, а я на него запрыгиваю. Вот и все, вся борьба. Это называется «проход в ноги» в вольной борьбе. Не соображают (смеется).
— Значит, к началу 50-х банду Кормакова уже взяли.
— В конце 1949-го или в начале 1950-го, я уже не помню. Хотя их «малина» была в нашем дворе. Они собирались у Ксении Богаткиной — бабушки, которую я, правда, ни разу не видел. Но я знал, что она сидела. Кромак жил с ее дочерью. А внучка Ксении — Зойка Богаткина — верховодила во дворе. Она была яркая, красивая, фигура у нее была интересная. Мне очень нравилась, но Зойка была старше меня намного. Так что в нашем дворе девчонки заправляли, а Зойка самой главной была.
— Она криминальным авторитетом тоже была?
— Нет, она просто очень яркая, была настоящим лидером. В любой компании есть лидер. Не так разве? При чем тут группировка? Они считают, что, если я лидер, значит, у меня группировка какая-то должна была быть.
«Я перебил всех братьев Романовых, а Кольку не тронул, хотя и знал, что это он воду мутит»
— Тем не менее есть даже конкретные названия группировок: и «Тяп-Ляп», и «Жилка»…
— «Тяп-Ляп» — это название от завода. Я туда переехал, никакой группировки там не было, а было сборище, кто откуда переехал: с аулов, разных концов города. Это был район новостроек, а остановка называлась «Теплоконтроль». И сокращенно эту остановку стали называть «Тяп-Ляп». Вот и все.
— То есть никто в районе себя группировкой не считал? Было же какое-нибудь у вас объединение по улицам, району…
— Не было никакого объединения.
— Но как же? Даже книги написаны о казанских группировках.
— Их идиоты пишут. При мне такого не было. Я попробовал посмотреть «Слово пацана» — не смог, для меня это мерзко просто, когда мальчишек ни за что избивают, за какие-то копейки их дубасят. Я мимо пройти не мог никогда. Я сейчас вам могу дать телефоны, позвоните — вам подтвердят, что я не мог пройти мимо. Много таких случаев было. Например, у Наиля Кили был братишка, очень хороший мальчишка, Айдарка. Как-то я иду по улице в Казани, смотрю: маленькие мальчишки играют на проезжей части в хоккей — без коньков, без всего. Судя по всему, этот Айдарка или шайбой, или клюшкой задел какого-то мужика. Два татарина мимо шли. Один схватил этого Айдарку и давай его трясти. Я подхожу, говорю: «Ты че делаешь? Отпусти его». Для меня это болезненный вопрос, так как самого били ни за что.
До сих пор помню, как мой одноклассник Кукушкин сказал, что якобы я ему пальто разрезал. Меня отец убивал за этого Кукушкина, за это пальто. Потом я, когда подрос, сказал ему: «Вот сейчас зачем мне врать? Сейчас ты мне абсолютно ничего не сделаешь, я намного сильнее, чем ты. Помнишь, ты меня убивал за этого Кукушкина, за это пальто? Я это пальто не рвал и не резал. Он обманул или сам порвал… А ты меня убивал. За что ты меня убивал тогда за этого Кукушкина? Я же первый руку на тебя никогда не поднимаю. Ты сам первый лезешь, всегда получаешь и будешь получать, если руку… Больше на меня руку никто не поднимет». После этого драки дома закончились. Он меня больше не касался.
Отец хоть и больной был, но все равно на него иной раз находило. И он в общем-то подарки мне делал. Один раз говорит: «Пойдем в магазин». Я говорю: «Зачем?» Он говорит: «Ну пойдем». Пришли в магазин: «Выбирай все что хочешь. Все тебе куплю».
А еще однажды он купил мне очень красивые часы. И в первый же день авторитет Суконки Володя Твист, мразь конченая, скрысятничал у меня. Он работал кочегаром, зимой толпа бездельников собиралась у него в кочегарке. Володя был крысой, ни на что не способен. Короче, мы все суконские пошли купаться на Казанку. В часах же не полезешь в воду. Я часы снял, положил и пошел купаться. Прихожу назад — часов нет, а эта тварь сидит и ухмыляется. Он был старше меня, а я еще ребенком был, поэтому ничего ему не сказал. Потом Володя ушел в армию, а я уже поднаторел, переехал на «Теплоконтроль». Со мной уже многие боялись связываться.
— Почему?
— Потому что они думали, что я малолетка, а потом не могли поверить, что сопливый ребенок может такое творить. Тем более в школе учителя физкультуры нокаутировал. Короче, когда Твист пришел из армии, власть сменилась, на Суконке уже Слава Петелин, мой близкий друг, заправлял и издевался над ним.
— А кто такие братья Романовы?
— Тоже из Суконной слободы переехали. Вообще на «Теплоконтроле» многие оттуда были. Разные идиоты пишут, что меня якобы там избили. Никогда меня никто и нигде не бил. Наоборот, там встретили очень хорошо, потому что у меня и родственники туда переехали, например Леха Паленый, дядька. Тетя Паня, его жена, была двоюродной сестрой моего отца, а он всем говорил, что он мой дядя.
Братья Романовы встретили меня там в общем-то как своего, как суконского. Потом кого-то из них посадили, кто-то из них в армию ушел. Их пять братьев было. Колька — моего года, самый младший. Он думал, что все по наследству ему перейдет, но почему-то так не получилось, почему-то окружающие больше начали ко мне уважение испытывать, чем к нему. И он начал керосин лить этим братьям Романовым, те стали кидаться на меня. Пришлось всех нокаутировать. Я перебил всех братьев Романовых, а Кольку не тронул, хотя и знал, что это он воду мутит. А пишут, что меня избили…
Хотя однажды мне здорово перепало на «Теплоконтроле». Иду смотрю: шоферы-междугородники докопались до Кияма — моего старшего товарища. Я влез, как всегда, мне же больше всех надо было. Раньше меня как будто в задницу шилом тыкали, я не мог мимо пройти, когда видел, что кого-то несправедливо обижают.
Шоферы смотрят и думают: «Че сопляк лезет?», — и начинают со мной разговаривать… Короче, они вымогали у него, и мне пришлось применить свои навыки. А Ильдус, глава этих междугородников, мне говорит: «Пойдем один на один». Я говорю: «Ну пойдем». Короче, мы с ним вышли, он здоровый такой — и упал. Они толпой на меня все накинулись. Как сейчас помню, бьют, а я в блок встал, ухожу от ударов, думаю: «Бить не могут». И вдруг по башке — бам! У меня в глазах звезды, думаю: «Какой пацан за меня взялся!» Второй удар — бам по башке! Я по пояс в крови, мне здорово в двух местах башку проломили. Думаю: «Нет, сейчас меня вырубят». И я проход им в ноги сделал, борцовский прием (смеется). Выскочил из-под них и давай их направо-налево вырубать. Удары мощные у меня были, с обеих рук. Они разбежались. Хотел догонять, но подумал, что все увидят, что я в крови, и будут злорадствовать. И тут ко мне Сашка Михеев, брат будущей матери моих детей, подходит и говорит: «Вон тот тебе голову проломил». А я смотрю, там такой малахольный (нецензурное слово — прим. ред.) стоит. А я его даже ни разу не ударил. Тут у меня замкнуло, я два кирпича хватаю и как дал ему по башке! Чуть не убил! Эти опять на меня накинулись, я еще несколько человек положил. Единственный раз я был по пояс в своей крови. А эти твари пишут, что меня наконец-то избили.
— Кем были эти междугородники?
— Шоферы. Следующая остановка после «Теплоконтроля» — «АТХ-1». Я даже в 18 лет пришел туда работать. Мне предложили стать начальником второй автоколонны. В ней были и легковые машины, и междугородные, и бензовозы. Самая в общем блатная колонна была, где очень много денег крутилось. Эти междугородники никому не подчинялись, никого не признавали. Они могли не приезжать месяцами в гараж, и денег у них было много. Директором первого автохозяйства в то время был Михаил Кондратьевич Розенберг. Ему хотели присвоить звание Героя Социалистического Труда за выдающиеся достижения в экономике, так как это было единственное предприятие, где уже тогда были электронные расчеты.
Так вот, водители, если приезжали в гараж, ставили машину на ремонт, а чтобы угостить слесарей и прочее, устраивали грандиозные пьянки. По «бухаре» они гоняли всех подряд: и начальников колонны, и Розенберга, и кого угодно. Они никому не подчинялись, вольница была. Вольница была, оттого что денег было много.
Я в 18 лет получил права, пришел к ним работать. А они же знают, кто я, и начали: «Давай мы тебя устроим, на „междугородку“ садись, вместе с нами будешь, денег много». Мне дали огромную фуру. Я никак не мог понять, как ее задним ходом подгонять под загрузку и разгрузку. Для этого навык нужен. А я только права получил. Попробовал и думаю: нет, это у меня не получится (смеется). Короче, я не стал междугородником. Мне дали бензовоз. Там поменьше денег, но все равно по тем временам 500–600 рублей получали.
— Зарплату?
— Нет, левых денег только. Несколько дней я на бензовозе поработал.
«То, что Марухин пишет, только идиот может схавать»
— Итак, вы переехали на «Теплоконтроль», и Романовы на тот момент были там главными? То есть группировка уже тогда была какая-то там?
— Никакой группировки не было. Просто их пять братьев было — болванов, и еще с Суконной друзья приезжали, помогали им. Поэтому они наглели.
— И что они делали? Чем занимались?
— Ничего, просто идиоты были, наглое хулиганье.
— То есть вы считаете, что не было никогда никаких группировок? Например, «Жилки»…
— Банда Кормакова была, «Жилка» была. У вас в газете Юрий Марухин пишет: 100 тысяч долларов со двора собирали. Врет нагло! Они схему организовали с крошкой на «Оргсинтезе». Полиэтиленовая крошка продавалась, но была в дефиците в 90-е годы. И они схему выстроили, внедрились на «Оргсинтез», получали с крошки деньги.
Со двора как можно получить 100 тысяч долларов? Это невозможно! Со двора никто отдавать не будет никогда (смеется). И то, что Марухин пишет, только идиот может схавать. Они все получали с «Оргсинтеза», они держали «Оргсинтез». Там какие-то свои схемы были, я не вникал.
— Что значит «держали»?
— Просто находили общий язык с теми, кто отпускал эту крошку. Например, чиновник сидит, который подпись ставит — «отпустить столько-то», он же боится за свою шкуру. Он боится, что если его поймают, то срок получит за это. Поэтому он делает «прокладку». «Прокладка» — это «Жилковские» были, понимаешь? Если к чиновнику кто-то обращается, он говорит нет, несет всякую ерунду, а потом дает «наколку» «Жилковским». «Жилковские» подходят к этим людям и говорят: «Мы можем все это устроить». Понимаешь? Вот и все, простая схема.
— Значит, группировки все же были. Люди районами объединялись… Вы же говорите о «Жилке».
— Я не знаю. В общем, когда я сидел, они уже поднялись.
— А была группировка «Тяп-Ляп»?
— Мы ни с кого деньги не собирали. Какая это группировка?
— Какой-то общак, что-то было?
— Никакого общака не было.
— Но вас считают одним из лидеров группировки.
— Ну само собой, я и не скрываю, что выделялся среди всех.
— А что значит «выделялся»?
— Я просто физически, морально превосходил всех. Я же говорю: когда переехал на «Теплоконтроль», на меня многие кидались, кто постарше, освободился, с армии пришел.
— То есть на тот момент, когда вы туда приехали, не было группировки «Тяп-Ляп»?
— Не было никакой группировки.
— Но о ней же говорят. И набег на Ново-Татарскую слободу был.
— Когда этот набег был, я уже находился в местах лишения свободы. Это документально подтверждается. Я с 1974 года сидел, а набег был в 1978-м. Документально подтверждается, что я с 1974 года не жил в Казани.
— Но откуда возник тогда, на ваш взгляд, «казанский феномен»?
— Журналюги и раскрутили, чтобы заработать хайп, я так думаю.
— То есть, на ваш взгляд, не было никакого бандитизма в принципе? Про «Жилку» же признаете, что она была.
— «Жилка» — это другое дело, другое время, все меняется. Как вы понять не можете? Жизнь не стоит на месте.
— Объясните мне.
— Вы такой, как были вчера, уже не будете никогда.
— Да, в одну реку нельзя войти дважды.
— Вот именно, в одну и ту же реку нельзя входить дважды. Я с 1974 года не живу в Казани!
— А до 1974-го?
— С кого там было собирать-то? С таких же нищих, как и я? В то время таких ворюг не было. Ведь никто не крутил такие схемы. Только эти Радомир Иванович и Михаил Кондратьевич крутили какие-то свои схемы.
— Это кто?
— Это начальство первого автохозяйства, где я работал.
— В 60–70-е годы уже было опасно на улице?
— В Казани всегда было опасно. Когда там было спокойно?
— А в чем особенность Казани, почему она так опасна?
— Не знаю почему. Я могу сказать только то, что до 1949 года ужас на всю Казань наводила банда Кормакова. Но это было другое время совершенно.
— А в ваше время?
— Я ни на кого не нападал, на меня нападали. Я был молодой, и все думали, что малолетка, наглый.
— Подождите, вы говорите, что были лидером, выделялись. Значит, к вам же прислушивались, вокруг вас какое-то сообщество было?
— Это уже потом началось, когда все увидели, что со мной в общем-то связываться крайне опасно. После этого начали остерегаться связываться со мной. Вот и все.
— Вы в 14 лет переехали на «Теплоконтроль». Когда вы стали таким, когда на вас никто не нападал?
— Почему не нападали? Один раз я уже взрослый был. Моя родная сестренка бежит — мы стоим, человек 5 или 6, на «Теплоконтроле». Она бежит и за меня начинает прятаться. А ее стараются схватить, я говорю: «Стоп-стоп-стоп! Вы че ее хватаете?» И один идиот (смеется) мне удостоверение показывает, говорит: «Я начальник БКД». Я клянусь, не успел никого ударить, они все упали сразу. Разве я на кого-то напал? Я никакую команду никому не давал.
— Не вы?
— Не я. Я никого пальцем не ударил, клянусь. Танька подтвердит, хотя она сейчас враг мой (смеется). Она со мной не разговаривает, не общаемся с ней.
— Все равно в то время вы были главным. Вы считали себя таким?
— Я считал, что любому могу сдачи дать, что всегда отвечу за себя, за своих друзей, кто бы это ни был (усмехается). Там один главный освободился, огромный мужик такой. Мы стоим на углу, как всегда. Мать моих детей Сашки и Димки на «Теплоконтроле» стоит. Два огромных мужика идут, она худенькая. Ну он взял ее и швырнул на меня. И дальше они пошли, герои. Я: «Ну-ка стой!» Он подходит ко мне, такой верзила. Я справа ударил — промахнулся, он голову убрал. А мне разницы нет, с какой руки ударить — слева ударил — и наглухо он лег. Второго Калачан забил. Вот это были авторитеты, которые поосвобождались и вели себя так с мальчишками, а мальчишки-то зубастые оказались, не по зубам им пришлись.
— И авторитетом стали вы?
— Нет, зачем? Со мной просто опасались связываться. Один раз в футбол играли между «Калиновскими» и «Теплоконтролем». Жора Майна как бы авторитет у «Калиновских» был. Он по мячу пинал, а у него валенки с галошами были. И галоша мне влетела прямо в лицо. Зимой. А мерзлая галоша! У меня искры из глаз полетели. Я за лицо схватился. А он смеется. Я говорю: «Жора!», — слева ударил его, чтобы не смеялся.
— Он хоть жив остался?
— Он жив остался. Потом подошел ко мне и говорит: «Смотри, что ты со мной сделал». Говорит, раза 3 или 4 челюсть ломали, она плохо срастается. «Ты мне, — говорит, — всю челюсть раздробил». Смеяться не надо было (смеется). Вот такие вещи происходили. Люди опасались просто связываться со мной.
«Если на то пошло, то создателями считаются только я и мои близкие друзья — Фарид Дунька и Рафка Чапай»
— Какова тогда была роль Скрябина и Джавды?
— Скряба — тварь. Это был крыса. Он и по зоне крыса. Я за каждое свое слово отвечаю. Его убили тепловские наркоманы. Я писал, что на «Теплом» были наркоманы. Этот Слон со всей своей шелухой — все были наркоманами… Слон убил Скрябу. Я на него внимания не обращал. А Скряба их использовал: он брал заказы и, как всегда, крысятничал. Те за копейки, видно, убивали, а потом, хотя они и наркоманы, прочухали (смеется), что крысятничают у них. Поэтому они и убили Скрябу.
— А чьи заказы он брал?
— Ну это пусть мусора ищут. Зачем я буду эти вещи рассказывать? Легко найти и узнать, с кем Скряба сотрудничал, откуда деньги получал. Это же все мусорам должно быть известно.
— Скрябина все равно уже нет.
— И что? А я зачем на себя буду брать роль доносчика? Пусть мусора сами работают, они за это деньги должны получать, а не под пытками показания выбивать.
— Но как раз Скрябина, Джавду и вас называют лидерами «Тяп-Ляпа»…
— Это идиоты называют! Идиоты! Если на то пошло, то создателями считаются только я и мои близкие друзья — Фарид Дунька и Рафка Чапай. И еще Володя Богомолов. Все остальные лишь потом примкнули. Все эти Скрябы и прочие потом прибились уже, примазались к сильным мира сего, так назовем (смеется).
— В каких отношениях вы были со Скрябиным?
— Я считал его за мразь. Могу такой пример привести. Как сейчас помню, это была демонстрация 7 ноября и моя жена заманила меня с детьми туда. Никогда не ходил, а тут поперся. В общем, по очереди несли детей на руках. Она шла впереди, я — сзади. Она поскользнулась, ее молодой высокий и красивый парень подхватил, помог ей. Но мне показалось, что слишком он ее придерживает за талию. За попу он ее не трогал, конечно, но за талию начал… Мне показалось, долго держит. Я говорю: «Ну хватит, подержал — спасибо. Хватит ее прижимать-то». И наши отношения с ним стали накаляться. Я ему говорю: «Ты чего хочешь-то? Пойдем во двор зайдем — тебя оттуда на скорой помощи увезут» (смеется.) А эта сволочь оказалась футболистом. Три брата Антоновичи — очень известными людьми они были, жили около «Буревестника». Короче, этот Антонович меня с башки ударил. У меня шапка слетела. Я шапку поднял — она дорогая была — раскачал, слева сбоку ударил, он упал (смеется). И тут мусора налетели, скрутили меня, привели в опорный пункт.
Главный у них спрашивает: «За что вы его привели?» Он говорит: «Убил кого-то, сейчас труп принесут». Отвечаю: «Я не убил его! Просто человек сознание потерял, сейчас очухается» (смеется.) И приносят — это Антонович. «Вот, — говорят, — труп». Я отвечаю: «Нашатырки ему дайте понюхать, очнется» (смеется.) Антонович очухался, ему говорят: «Пиши на него заявление». А он блатной же, тоже в авторитете эти братья Антоновичи были. Говорит: «Я ничего писать не буду» (смеется.) Мусора ему говорят: «Ну ладно, иди тогда, если писать не будешь. Мы без твоего заявления ничего не сможем сделать, но мы его придержим, чтобы он тебя не догнал и еще раз не уложил».
Короче, Антонович уходит. Меня подержали там. Я выхожу, Антонович стоит и меня ждет. Я говорю: «Че ты меня стоишь ждешь-то? Хочешь в больницу попасть, что ли? Во двор тогда пойдем, и все. Скорую помощь я тебе вызову» (смеется). Он говорит: «Ты меня знаешь. Представься». Я представился. Он говорит: «Все!» (смеется). Я говорю: «Хочешь, мы к тебе можем приехать в речной порт? Хочешь, ты к нам приезжай». Он говорит: «Нет-нет, все, извините в общем-то…» Ушел, короче, Антонович. А моя жена тоже убежала на демонстрацию дальше прославлять советскую власть. Думаю: ладно, бегай.
Я наверх поднимаюсь, смотрю — Нелька Соловьева стоит. Она мне говорит: «Пойдем посидим в ДТК». А она бухенькой маленько была. Я говорю: «У меня денег нет, мусора выгребли все деньги».
— Серьезно?
— Конечно! А как же ты думала? Просто так, что ли, выпустят? (Смеется.) С карманами, полными денег? Нет! Так не было никогда.
Нелька говорит: «У меня есть деньги». А я как-то, знаешь, не привык, чтобы за счет женщины гулять. Смотрю, идут Скряба и Джавда. Я говорю: «Дайте полтинник, завтра отдам». Ну и Джавда дает мне полтинник. Это было 7 ноября. Наступило лето, идем втроем около 48-й школы — я, Джавда и Скряба. И Джавда мне говорит: «Сереж, помнишь, ты у меня полтинник брал?» Я смотрю на этого идиота (нецензурное грубое слово — прим. ред.) Скрябу и говорю: «Ты че, ему не отдал, что ли, полтинник?» А он дурака включил и говорит Джавде: «Джавда, я думал, ты у него не спросишь!» Крыса! (Смеется.) Вот он всегда был таким! Это обо всем говорит!
— А Джавда?
— Джавда другим был человеком. Совсем другим.
— Пишут, что был жестоким.
— Твердым был. Он был очень твердым. Он меня на спарринг вызвал, хотя знал, что ловить нечего ему. Я сильнее его был во всем и умнее.
— И Джавда организовал набег…
— Кстати, набег был не первый у Джавды. Но первый организовал не он, а Витька Захаров с Газовой. Джавда тогда первый срок получил. Они избили всю команду боксеров с казанского «Локомотива». Кстати говоря, на мой взгляд, Витька очень глупо поступил. Он был чемпионом Татарии, Казани, мастером спорта. Представляешь, какие у него перспективы были? А все произошло из-за девчонки. У него была красивая девчонка в Борисково — Анька. И к ней стал приставать Галим из Борисково. Судя по всему, этот Галим был парнем непростым, дерзким мальчишкой. Витька дрался с Галимом один на один, но и после этого тот продолжил домогаться до Аньки. Поэтому, видимо, Захаров решил поквитаться с этим Галимом и напряг Джавду и весь их возраст. И вот они подняли свой возраст и напали на боксеров команды «Локомотива». Всех избили, кого-то с моста скинули. Но это организовал не Джавда, а Захар. А по делу прошли только Захар, Мусик, Сашка Рахман и кто-то четвертый еще. Хотя, сами понимаете, вчетвером толпу боксеров избить невозможно.
— Когда это было?
— 1973 год, октябрь. Потом Джавда вышел по УДО. Когда он пришел на зону, его встретил мой одноклассник — Рустик Галиахметов. Они в одной «семейке» были с Рафкой Белым с Ново-Татарской. В общем-то, они втроем были крутой «семьей» на зоне. Понимаете, «семья» — это не муж и жена, это друзья просто. Они пайку ломают, то есть что мое, то твое.
— А сколько Джавда сидел, получается?
— Он на «химию» вышел, полностью не сидел. Он же на зоне ничего не делал, только жрал и качался. Я тоже вышел на «химию», но позже Джавды.
— А вас тогда за что посадили? Это был первый раз?
— Меня посадили за охотничий нож. У меня их много, по всем комнатам валяются, но никто меня сейчас за это не сажает. Валера Степин служил в Германии и привез в подарок мне нож — через все границы провез без всяких документов. В 1974 году я поехал машину покупать в деревню, со мной Витька Хуртин, жена его беременная, и Коля Даньшин должен был с нами ехать. Но он спрыгнул, потому что сдал нас. Я взял с собой охотничий нож — мало ли чего там, колбасу порезать, сало. Ну и 7 тысяч рублей с собой. На дороге нас остановили — явно уже ждали.
И не было экспертизы, что это холодное оружие. А меня посадили: первая статья была 218-я — за ношение и хранение холодного оружия.
— Но зачем он вас сдал?
— На него было три заявления, и мусора ему сказали: «Ты нам не нужен, но есть три заявления на тебя. Мы тебя можем посадить. Но ты нам не нужен, нам Антип нужен.
«Я находился на «химии» в Нижнекамске. Как я мог дать добро?»
— Как думаете, почему же у милиции было такое отношение к вам?
— Да «зацепы» были. Однажды я ехал на «Ниве» с двумя братьями Рябчиками. Смотрим, стоят «Павлюхинские». Я предложил остановиться и поболтать с ними, так как давно не виделись. И вдруг у меня сзади начинает кто-то по карманам шарить. За руку хватаюсь, оборачиваюсь, а это Волков — начальник уголовного розыска приволжского отдела. Я говорю: «Ты зачем по карманам шаришь?» А он, видимо, был поддатым и говорит: «Поехали в приволжский отдел». Отдел был в 100–200 метрах от этого места, где мы стояли. Я сказал, что не поеду. Подумал, что если поеду, то всю ночь в каталажке проведу. Зачем мне это надо? Волков был не один, с ним были еще двое — один в гражданском и второй в форме. Он отправил второго звонить: «Вызывай наряд, сейчас мы их упакуем». Тот пошел звонить.
А я говорю Волкову: «Садись в машину, поехали». Я их посадил назад, заблокировал двери, а сам вперед сел, Рябчик был за рулем. Чтобы ехать в отдел милиции, Дом культуры надо было объехать по кругу. Волков говорит: «Давай налево». А я — Рябчику: «Нет, прямо, на Ленина, в прокуратуру». Волков орет, возмущается: «Ты кого слушаешь?» А Рябчик отвечает: «Хозяина машины».
Короче, приехали в прокуратуру на Ленина. А времени было уже полвторого ночи, заходим к дежурному прокурору, а этот бухой Волков садится на стол к прокурору и говорит, что ему надо позвонить: «Сейчас наряд вызовем, упакуем». Прокурор попросил того слезть со стола, а мне говорит: «Ты будешь на него заявление писать?», — дает мне бумагу, я ухожу в другую комнату, чтобы написать, как пьяный Волков залез ко мне в карманы и стал деньги вытаскивать, которых ему на бутылку не хватает. В общем, писал всякую чушь.
Видимо, Волков с прокурором договорился, приходит ко мне и говорит: «Ты же блатной, тебе западло писать бумажки». А я ему: «Тебе не западло? По 100 за день бумажек пишешь. Ты мне еще про понятия что-то будешь говорить?» — и послал его на ***. В итоге я написал заявление и отдал прокурору. Тот говорит: «Ты сможешь отвезти Волкова на экспертизу?» — «Конечно». — «Хорошо, иди, я возьму от него объяснения, а ты потом отвезешь Волкова».
Я вышел из прокуратуры, было уже два часа ночи, стало прохладно. Хотел надеть пиджак, подхожу к машине, а там сидит еще один мент. Я забыл про Волкова и начал орать на этого: «Что ты тут сидишь? Пошел вон из моей машины». Тот стал жаловаться, что транспорт уже не ходит. «Ты хочешь, чтобы я тебя до дома довез? Пошел отсюда!» — короче, выгнал его, сел в машину и уехал.
Как-то уже потом едем с Шатуном, и нас тормозят мусора. У этого Шатуна постоянно были в машине и ножи, и всякие дубинки. Нас заводят в приволжский отдел, а там: «Зачем вы Антипа сюда привезли? Из-за него Кагадуллина подняли в четыре утра и к прокурору увезли. Давайте скорее от них избавляйтесь». И нас выгнали из отдела. Оказалось, что их прокуратура сильно взгрела. Судя по всему, карьера Волкова закатилась, а ко мне было такое отношение у мусоров.
— Договорим о Джавде. Зачем он организовал набег на Ново-Татарскую слободу?
— Это был идиотизм полный. Никто не пишет, а Джавда просил прощения на суде у ребят, которые с ним сидели на скамейке. Их же много по делу проходило. В последнем слове он попросил прощения, сказал: «Ребята, простите за то, что я вас подставил». Он подставил на самом деле всех. И мне срок дали из-за этого дурацкого набега, хотя я был в то время на «химии» в Нижнекамске и в набеге не участвовал.
Вот хочешь верь — хочешь не верь, твое личное дело. После этого набега на следующий день стоим мы — я, Бульдог (его уже в живых нет), Сашка Карасев (тоже в живых нет) и еще там кто-то, не помню. И я им говорю: «Сегодня нас всех закроют». Я совершенно точно знал, что нас всех закроют.
— Писали, что якобы Джавда всех собирал, ссылаясь на вас.
— Я не поверил этому. Когда недавно Баранкин освободился, «Павлюхинские» приехали ко мне, и я задал им вопрос: «Вы сами слышали, как Джавда говорил, что якобы я дал добро на это?» И он сказал мне: «Да, я сам слышал, что он говорил, дескать, Антип сказал, что надо „Новотатарских“ сломать». Но я этого не говорил. Правда. Джавда наврал. Сами посудите, это был 1978 год, тогда не было мобильников. Я находился на «химии» в Нижнекамске. Как я мог дать добро? Звонить на деревню дедушке по междугородке? Телефонов тогда, даже домашних, ни у кого не было. Домашний телефон был страшным дефицитом, а мобильников не было совсем. Я находился в Нижнекамске. Как я мог дать добро? Какая-то идиотка в интернете написала: «Он мог дать добро отдаленно». Как это отдаленно? Голубя, что ли, пустить?
— Зачем Джавда все это устроил?
— До этого Манты с «Новотатарскими» увезли Скрябу в лес, они его подвесили, били, пытали, еще всякие плохие вещи с ним делали.
— Когда это было?
— После того как те толпой избили Манты. Скряба, как всегда, ударил Ринатку сзади, тот упал, и его толпой отпинали. После этого последовала «ответка». Скряба жил на Жданова, его там легко было выхватить, а на «Теплоконтроле» — сложнее: если приедут, то сразу всем интересно к кому. Короче, они этого идиота выхватили у подъезда, погрузили в машину и вывезли в лес. Скряба — идиот. Он на свободе был крысой, так и на зоне тоже. «Новотатарские» пытали Скрябу в лесу, короче, опустили его. Я не знаю, почему Джавда так впрягся за него. Тоже идиот…
На Кольце, у кинотеатра «Вузовец», они увидели автомобиль, в котором находились Манты и «Новотатарские», и начали стрельбу средь бела дня, а закончили около «Акчарлака». Представляете, какое расстояние?
— Где они взяли оружие?
— Это никогда не было проблемой.
В общем, их машину мусора тормознули. Они приняли Джавду и прочих, которые устроили стрельбу. И потом мусора пишут: у двоих были смывы. Другими словами: экспертиза подтвердила, что двое стреляли. Я догадываюсь кто… Но не буду лишний раз фамилию называть. Короче, мусора потом дали показания, что старшие братья забрали Джавду, на несколько дней он пропал из лап МВД. Представляете, никого за это не осудили!
— Странно…
— Нет, не странно. Если человек дает подписку, что он внештатный сотрудник КГБ, то ничего не будет.
— Вы уже рассказывали в одном из интервью, что Джавда вам признавался в сотрудничестве с КГБ.
— Да. Я привык отвечать за каждое свое слово.
— Вы сами не были сотрудником КГБ?
— Нет. Мне один раз предлагали возглавить БКД, но я отказался. Также предлагали стать начальником второй автоколонны. Я тоже отказался. Может быть, зря…
— Договорим о Джавде. Он вам признавался в сотрудничестве с КГБ. Но зачем же он устроил набег на Ново-Татарскую слободу? Что это было?
— Я думаю, что набег на Ново-Татарскую был заданием от КГБ. В 1978 году Леонид Брежнев был уже дряхлым, все понимали, что его дни сочтены. Поэтому шла борьба за власть, за трон генерального секретаря. А Фикрят Табеев входил в днепропетровский клан, в котором главным был Брежнев, а также входили министр МВД Щелоков и его зам Чурбанов, который был женат на дочери Брежнева. Андропов понимал, что против него сильный блок. Поэтому я думаю, что таким образом был нанесен удар по группировке Щелокова, Табеева и Чурбанова.
«Новотатарским» перед набегом в школу вместе с черноземом завезли оружие. Кто завез? «Тепловские» завезли? А кто стрелял в Музафарова, подельника Джавды по первом сроку, когда они боксеров избивали? Пишут, что Джавда выстрелил ему в спину. Джавда был не тем человеком, чтобы стрелять в спину. Экспертиза установила, что выстрел был в живот, а не в спину. Кто стрелял? Сами они, что ли, стреляли? Даньшин был стукачом. Меня и Джавду сдавал, сроки мы получали из-за него.
— Зачем же тогда Джавду расстреляли, раз он был сотрудником КГБ?
— Я в это не верю. Я же сидел в камере смертника рядом с Джавдой. Сидел в 4.0 на особом режиме. В 3.9 сидел Каюм (один из братьев), 3.8 была пустая, а в 3.7 сидел Джавда. Как-то раз вышли на прогулку я и Андрюха Японец, он сцепился с мусорами. И нас вдвоем с ним посадили в 3.8. Таких страшных камер я больше нигде и никогда не видел.
— Что в той камере было?
— Очень узкий проход, что вдвоем не разойтись, между одним каменным топчаном и вторым. И очень тусклая лампочка горит.
Мне в 4.0 на особом режиме даже газеты не давали, а Джавда учил английский язык. К тому же один знакомый, который живет в Сан-Франциско (100 процентов цэрэушник), потом фотографии из Афганистана присылал, где якобы Джавда стоит. И он мне пишет: «Смотри, какой наклон головы. Однозначно Джавда стоит». Но я знаю, что Джавды 100 процентов нет в живых. А где он погиб или его расстреляли, не суть важно. Но его нет в живых. Парень он был хороший, честный.
— Зачем он с КГБ связался?
— Безвыходная ситуация, видно, была. Смывы же были, 100 процентов они стреляли. Также мусора говорили, что смывы были, а оружия при себе у них не было. А потом те же самые обрезы, из которых стреляли по машине Манты, по данным экспертизы, использовали при набеге на Ново-Татарскую слободу в 1978 году. Получается, те обрезы никто не выкинул.
— Почему вы уверены, что Джавды нет в живых?
— Сашка Маклауд (Михеев) был близким другом Джавды, они за одной партой сидели. Он приходил к матери Джавды, спрашивал. Она 100 процентов знает, что его нет в живых. В любом случае, даже если он в Афгане погиб, служил, мать все равно в курсе. Он же был единственным ребенком у нее, отца не было.
— Тем не менее как Джавде удалось организовать набег? Получается, он тоже был своего рода лидером? То есть его также слушались?
— Конечно. Поймите, там по возрастам было. Мой возраст его не слушался, а его возраст и младше слушались.
— Была в группировке иерархия?
— Не знаю, как объяснить. Надо было себя показывать, иметь сильный характер духа, плюс «физуха» нужна. У Скрябы не было ни твердости духа, ни «физухи». Он был гибкой и хитрой мразью. Но он тоже был младше меня. К Скрябе я всегда негативно относился, всегда чувствовал, что в нем есть что-то гнилое.
«Я с 1974 года в Казани не жил, рулил Джавда»
— Говорят, что вы организовали на «Теплоконтроле» спортзал. Правда?
— Идиотизм (смеется)! Я всегда занимался в секциях. Начинал в самом лучшем в то время борцовском обществе на стадионе «Динамо». Потом, когда переехал на «Теплоконтроль», стал ходить к одному из лучших тренеров — Ильдару Калимуллину, царство ему небесное. Оттуда все навыки пошли. А не из каких-то дурацких «качалок».
Совдеповское вранье, что мы занимались с утюгами и батареями. Это просто идиотизм!
— То есть у вас не было «тренажерки»?
— «Тренажерок» было много там. Не одна! Да, все в подвалах, делали сами. Пишут, что якобы я куда-то пришел и что-то организовал. Это Скряба пришел, а не я. Домоуправление помогло создать «тренажерку» в доме, где он жил. Но тогда было много спортзалов, я в любой мог прийти. Кто бы мне отказал? Все были только рады. Даже сейчас ко мне приходят хорошие ребята и просят, чтобы я им помог в некоторых навыках. У меня вон и перчатки лежат, я им прямо тут преподаю.
— С другими районами и улицами «Тяп-Ляп» дружила? А то был же набег на Ново-Татарскую слободу…
— Все знают, что если бы я был, то этого не случилось бы. Джавду только я мог остановить. Он был дерзкий.
— Есть конспирологическая версия, что вообще «Тяп-Ляп» — это проект КГБ.
— Может быть, стал… Я с 1974 года в Казани не жил, рулил Джавда. Он вперед меня сел и вперед меня вышел. Он был на «химии» в Казани, а я — в Нижнекамске.
— В то время, когда вы оба сидели, кто был главным?
— Степин рулил. Они как раз толпой избили Манты.
— Все-таки криминальные разборки были…
— Просто Степин — интриган. Ручонки тоненькие, сам ни на что не способен, поэтому брал с собой двухметровых кабанов — Рябчика, Нияза — бестолковых болванов. Лимон им ботинки чистил. И вот они толпой избивали всех подряд. Так что со Степина все началось, все эти избиения, нападения на бывших друзей.
Когда Скряба ударил Манты, Джавды не было. Они «зацепились» в ресторане на Кольце. Они пришли толпой туда, Манты вышел. Раньше ведь все знали друг друга, в хороших отношениях были. А Скряба ударил Манты сзади, тот вырубился, тогда они толпой его отпинали. Я как раз вышел на «химию», и меня встретил Гусманчик — родной братишка Ринатки Манты. Рассказал, что того сильно избили, дома лежит и не шевелится. Мы приехали с ним к Ринатке. Тот говорит, что избили ни за что. Я говорю: «Ринат, ты сам посуди. Мы были близкими друзьями. Я сидел в Дербышках на 11-й зоне, они чуть ли не каждый день приходили, „грели“ меня. И сейчас я не могу права качать, потому что они меня не забывали, добро мне делали. А ты даже ни разу не подошел к зоне. Я могу накрыть поляну за свой счет и попытаться все свести на мировую. Как я могу им сейчас качать?» Ринат отвернулся, ничего не сказал.
— То есть раньше вы все-таки с «Новотатарскими» нормально общались?
— Я всегда был в хороших отношениях со всеми. При мне до 1974 года никаких массовых драк не было, они были только с БКД. С Ринатом Манты мы были друзьями. Уже в 1990-е в пивбаре в Казани, напротив «Бегемота», сидели Скряба, Колибрик (Ильгиз Исмагилов) и еще один парень с «Хади Такташа». Манты зашел в бар, увидел их и вышел. Они втроем за ним выскочили и начали его бить, пинать. А он им говорит: «Вы что делаете? Я туберкулезник. Вы же меня убьете». А Скряба ему отвечает: «А мы и хотим тебя убить». После этого избиения Манты умер.
— Можно ли сказать, что история «Тяп-Ляпа» закончилась после набега на Ново-Татарскую?
— Не знаю. Я же с 1974 года в Казани не живу. Но знаю, что до сих пор «сходняки» собираются, звонят, фотографии отправляют.
«Эта Сонька письменные показания дала, что якобы я ее изнасиловал, чтобы от Баранова отвязаться»
— За что вы получили самый большой срок?
— Мне дали 15 лет за изнасилование Соньки Зариповой. Я ее хорошо знал, она работала секретаршей у Пашки Спирина. А с Пашкой я был в хороших отношениях. Он был директором — на Баумана был в то время универмаг большой. Через него цветы там покупал, любимой женщине шубу, сколько она там стоила — 250 рублей в то время. Он по своей цене продавал, на мне не накручивал. Это было время дефицита, я через него любой дефицит мог достать. И эта Сонька у него работала, я все время туда приходил, она в приемной сидела.
Как-то сидели мы в ДТК на Баумана, а напротив жил Валерка Павлухин, мой близкий приятель. Его жена Тамара тогда только родила. Смотрю, Сонька Зарипова. Посидели с ней и пошли домой к Валерке с Тамарой. Сонька понимала, зачем идет, никто насильно ее не тащил. Тамара нам постелила. Она даже может все это подтвердить. В общем, переночевали с Сонькой, никакого насилия и извращения не было. Просто секс, как у нормальных людей. Видимо, Даньшин сдал ее… Не знаю.
Короче, до мусоров дошло, что мы с Сонькой сексом занимались. Ее вызвал негодяй Баранов, а Сонька тогда оканчивала пятый курс института, могла дальше продвигаться, тем более у нее были хорошие отношения с Пашкой. А ей Баранов говорит: «В общем, если ты не дашь показания на него, что он тебя изнасиловал, мы тебе дадим такую характеристику, что тебя даже на работу туалеты мыть не возьмут. В общем-то, ничего хорошего тебя не ожидает». И эта Сонька письменные показания дала, что якобы я ее изнасиловал, чтобы от Баранова отвязаться. А на суде она сказала, что секс был, но по согласию. Причем ни Валерку, ни Тамарку никто не допрашивал.
— А с этой Сонькой вы больше никогда не встречались?
— Зачем?
— Так, поговорить…
— А о чем мне с ней говорить-то? Какой смысл?
— Вы из-за нее отсидели 15 лет.
— Я не из-за нее отсидел 15 лет. А она при чем тут? Ее заставили это сделать. К ней потом ребята подошли, она расплакалась и все это рассказала, что я тебе сейчас говорю. Я ее вообще не насиловал. Все дела были сфабрикованы! Внаглую тогда мусора Казани пытали и до смерти забивали! Мы там жили и все это видели, так было в Татарстане.
Когда Владислава Баранова (убит в 1996 году — прим. ред.), который сфабриковал мне дело по изнасилованию, то ли убили, то ли он покончил жизнь самоубийством, мусора подумали, что я его заказал. Тогда они приехали ко мне в Дедовск. В итоге я год под следствием отсидел. Если бы в Казани был, то 100 процентов срок бы дали. А здесь, хотя татарин судил, все строго по закону, отпустили из-за недоказанности.
Тогда мой сын Сашка поехал холодильник покупать, ворота были открыты, казанские мусора этим воспользовались и залетели, без понятых и всего остального начали шмон. Дома нашли много оружия. На суд ко мне мусора приехали всей толпой. Судья зачитывает, что нашли в комнатах. Спрашивает: «Кто в этих комнатах жил?» Я отвечаю: «Откуда я знаю? Рабочие там жили, прислуга, гости останавливались». Зачитывает дальше, что в такой-то комнате сняли куртку, а под ней в кобуре пистолет, патроны и прочее. «Чей пистолет?» — «Чья куртка, того и пистолет, ищите хозяина куртки». — «А куртка пропала, ее нет». Нашли у меня сумки с оружием, а я судье говорю: «Они приехали и подбросили сами эти стволы. Понятых не было, беззаконие, как они привыкли это делать». Встает один из них и говорит: «Зачем нам подбрасывать сумки с оружием? Нам достаточно горсть патронов ему кинуть в карман. Зачем нам эти сумки с оружием везти из Казани?»…
Я считаю, что Баранов покончил жизнь самоубийством. Этот оборотень в погонах же с «Жилкой» работал.
— Вас часто этапировали. Как думаете, по какой причине?
— По всей стране меня возили, меня долго не держали. Карцер, штрафной изолятор, БУР — и дальше поехал. По всей стране возили, долго не задерживался нигде. И знаете, чем это плохо? Наплевать, кто ты был где-то и когда-то, мало ли кто там что-то о тебе говорит. Ты приходишь в новую зону, и все надо начинать сначала. Ты должен сначала показать, кто ты есть. Какой ты герой был или какой картежник был хороший, никого не волнует. Покажи здесь, как ты играешь и кто ты есть на самом деле. Приходится снова все начинать сначала. А утверждаться сначала всегда сложно.
Считали, что плохо влияю на окружающих. Вы сами уже поняли, какое у меня мировоззрение. Я всегда плохо относился к любой власти. Вот вы спросили, почему меня возили по зонам. Там раз в неделю шло политзанятие, начальник нес всякую чушь про то, какая советская власть хорошая и какие мы плохие. Я не мог спокойно сидеть, постоянно вставлял пару слов. Все начинали смеяться. «Отрядник» меня все время штрафовал ларьком или еще чем-то. Это дело возили со мной по всем зонам, оно все в полосах: склонен к нападениям на конвой, крайне опасен, антисоветчик — все что можно туда записали.
Так вот, «отрядник» вызывает меня и говорит: «Тебе не надоело, что я тебя ларька лишаю? Давай договоримся: ты молчишь на занятиях, а я перестаю тебя штрафовать». На следующее занятие прихожу с журналом. Этот идиот просит его убрать. Я его убрал, но уже волей-неволей этот коммунистический бред лезет в уши. Я не смог…
— И где вы побывали?
— По всей стране ездил. Был в Сибири, на Урале, в Коми.
— Где лучше всего было?
— Везде плохо, везде надо было выживать, показывать, кто ты есть.
— И как? Получалось?
— Наверное. Если бы не получалось, то целая толпа не приехала бы и не ждала меня целый день. Меня не было в гражданской жизни 15 лет, а они меня помнили. Очень много народа приехало встречать. Автобус «Икарус» был и много легковых машин.
«Передай отцу, что если приедет в Казань, то сразу закроем»
— Кем были те, кто приехал вас встречать? Те, с кем сидели?
— Разные сословия, в том числе крупные чиновники, например министр внешнеэкономических связей Татарстана Рашид Ахунов. В честь его отца названа улица в Татарстане. Он умер, поэтому я так спокойно о нем говорю. Я называю имена только тех, кому уже не смогу навредить. Алексей Барбариуш тоже встречал, он был близким другом Ахунова, его тоже уже нет в живых. Он был крупным бизнесменом, у него имелась крупная ювелирная фирма. Он мне крестик с бриллиантом подарил. И таких подарков много было.
А когда ехали, меня рвать начало прямо в автобусе. Я думаю, может, это с непривычки растрясло? Пересел в Mercedes — и там рвет. Думаю, может, не привык к чему-то? Приехали в ресторан на Цветном бульваре — ничего не ел, рвет в ресторане. Потом поехали в ночной клуб, и там та же история. Вызвали скорую помощь, меня увезли в больницу. У меня VIP-палата была, один лежал, телевизор, телефон — все у меня было. Из ресторана мне кушать приносили всегда. А мне врач еще сказал: «У тебя камни в почках, надо пить как можно больше и лучше всего пиво» (смеется). Пиво ящиками мне привозили. Короче, нормально в этой больнице жил.
Только перед Новым годом оттуда вышел. Приехали «Павлюхинские», братья Каюмовы, и говорят: «Поехали в Казань». Я согласился. А тут Игорь с Таганки, с кем я в БУРе сидел, приехал ко мне в больницу. Вышел всех проводить до лифта. А Игорь говорит: «Не-не, пойдем, на улицу нас проводи». Я говорю: «Да там холодно, че я пойду провожать на улицу?» — «Посмотришь, на чем я приехал». А я знаю его, хвальбишку! Думаю, чем-то хочет похвалиться. Любопытство заело. Спускаемся вниз, подходим, он на кнопку нажимает, там кабриолет «Мерс» 500-й и без номеров еще стоит. Раз — нажал, и открылся этот кабриолет. Он мне говорит: «Смотри». Документы достает и мне дает: «Читай». Я читаю: за 120 тысяч долларов купил этот Mercedes. Думаю: если этот обормот на такой машине, я-то на чем должен ездить? Когда мы сидели в БУРе, я тебе клянусь, ни одной партии у меня не мог ни во что выиграть. Я всегда очень хорошо играл, всегда, с детства.
— В карты?
— Во все. Я в зону приходил, меня спрашивают: «Играешь?» Я говорю: «Да, играю». — «Во что?» — «Во все я играю». В общем, многие лезли проверить, как я играю.
— И вы ни разу никому не проиграли?
— Ни разу никому не проиграл, хочешь верь — хочешь нет.
— Как такое может быть?
— В шахматы проигрывал. Я сидел с мастером спорта, он тоже под следствием был. Да, он получше меня играл. Я у него выигрывал, но намного реже, чем он у меня. Но мы играли с ним без интереса. И он отметил: «Ты занимался шахматами?» Я говорю: «Нет». Вот он меня маленько начал натаскивать, говорил: «Ты, не зная азбуки шахматной (а там надо учиться), так играешь. Тебе надо обязательно было шахматами заниматься». И он мне начал объяснять, что такое гамбит, разные термины, защиты разные, нападения. Он меня маленько поднатаскал. Но мы с ним играли без интереса. А в зону когда приходишь, там без интереса не играют.
На деньги прежде всего играют. На работу играют. На работу играть можно как? Например, я не могу поставить работу, если я себя считаю правильным, порядочным, я не имею права работать на кого-то. Я могу работать только на себя. А если он играет на работу, а я в общем-то себя считаю правильным, значит, я должен поставить что-то другое — деньги или еще что-то, но не работу. Работу нельзя играть с себя. По крайней мере, меня так учили. У меня был очень хороший учитель — шулер Костя Харьковский, царство ему небесное. Он был шулер высочайшего класса и меня учил шулерскому искусству.
— Поэтому вы выигрывали?
— Конечно, а без этого нельзя. Без знания шулерского искусства не выиграть. У меня был очень сильный учитель.
В общем, Игорь добился того, о чем мечтал. Ну и я тоже добился своего, у меня дом был на опушке леса. Огромный домина с бассейном с подогревом, сауна — все в доме было.
— Почему вы оттуда уехали?
— Я в этом доме понял, что все хорошо в меру. Вот здесь я кайфую, а там была общага какая-то. Там только наверху было, по-моему, 8 спален. Там сколько уровней было? Первый — цокольный этаж, там бассейн, спортзал, комната отдыха огромная, туалет. Потом первый этаж, где я жил. Зачем мне туда ходить? Мне вниз, в бассейн, спортзал, и все. И кухня на первом этаже была. На втором этаже был бар. Кстати, я его в квартиру сюда притащил. Я смотрел разные квартиры по 200 квадратных метров. А потом прочитал, что самый оптимальный вариант — 80 «квадратов» на человека. И в этой квартире как раз столько. Это самый оптимальный вариант.
— Картины у вас даже есть.
— Очень хорошие картины. Вот эта в Третьяковке висела, которую ты рассматриваешь сейчас (на картине изображен храм — прим. ред.). Мне ее Рашид Ахунов подарил.
— Правда, что милиция вас припугнула, сказав, что не надо возвращаться в Казань?
— Не меня, а сына Сашку. «К отцу на „свиданку“ едешь? — спросили. — Передай отцу, что если приедет в Казань, то сразу закроем». Но я все равно приезжал много раз. Давно уже не был, нет теперь желания.
— Долгое время считалось, будто вас убили либо вы умерли. Зачем вы фамилию поменяли сразу, как освободились?
— Когда освободился, у меня был надзор, а это очень плохая история: чтобы пойти в магазин, надо сходить через весь город в милицию за разрешением. Идиотизм и скотское издевательство над человеком! Я этого сначала не понимал. Пока лежал в больнице, мои друзья все сделали. Они помнили обо мне, пока я 15 лет сидел.
«Да, на меня равнялись, меня все уважали — и «Новотатарские», и «Суконские», и «Павлюхинские»
— Сейчас идет сериал «Слово пацана. Кровь на асфальте».
— Я его не смог смотреть. Увидел, как там мальчишку в автобусе начал другой избивать. Для меня это мерзко — сразу выключил. Я же не мог пройти мимо такого! Я всегда впрягался. Уже рассказал, как впрягался за Айдарку, братишку Кили.
Был еще такой случай. Иду, смотрю — толпа народа, и два бугая бьют мальчишку.
— Получается, что нельзя же сказать, что такого, как показано в сериале, вообще не было.
— Но лично я такую мерзость смотреть не могу. Так вот, я подхожу, все молчат, боятся этих двух бугаев, которые крупнее меня. А у меня, как всегда, ботинки расшнурованы: «Подождите, сейчас ботинки зашнурую». Они мне говорят: «Давай-ка отойдем, герой». Заходим за угол, я два удара сделал — оба мордоворота легли. Это вам подтвердит сестра того мальчишки. Она мне уже позже рассказала, что те два бугая начали над ним издеваться, поставили на колени, и все на это смотрели, никто слова не сказал, пока я не подошел. Я не могу на такое спокойно смотреть, когда мальчишек избивают. Я мимо пройти не мог, мне как будто шилом тычут, не могу не влезть! А на сериал мне наплевать.
— На ваш взгляд, как формировался «казанский феномен»?
— Повторю, первой известной послевоенной была банда Кормакова. Никаких группировок не было. Первой была БКД. Просто мы все жили вместе. Да, я был лидером. Но это же не голосованием определяется, само собой происходит. Кто-то более яркий, кого-то больше уважают, на кого-то равняются — это и есть лидер. Да, на меня равнялись, меня все уважали — и «Новотатарские», и «Суконские», и «Павлюхинские». Что скрывать? Я и сейчас в хороших отношениях со многими из разных группировок, если можно так назвать, из разных районов. Да, вырубил Антоновича, но я его врагом не считал, как и он меня.
— Так был ли «казанский феномен»?
— Откуда я знаю? Кто его придумал? Мало ли что в книжке написали. Но я за каждое свое слово отвечу, на каждое могу привести аргументы, доказательства, в отличие от болтунов и болтушек.
Меня даже «Борисковские» «грели», Сашка Карась приезжал. Он у меня везде на фотографиях. Какие же это враги? Я сидел в БУРе, туда упекают самых злостных нарушителей режима. Все БУРы у меня по 6 месяцев, изоляторы — по 15 суток. Мне всегда по максимуму давали. Везде у меня красные полосы стоят.
Думаю, почему они написали, что я крайне опасен и склонен к нападению на конвой? Джавда мне дал напечатанную на машинке инструкцию старшего инструктора спецвойск США по рукопашному бою. Там было описано, как нужно вести себя в различных ситуациях, как надо разговаривать. Например, описываются ситуации, когда человек с ножом. Ни в коем случае не надо начинать рукопашную схватку, а нужно орать и бежать на выход. Если выход перекрыт, то нужно ударить пальцами в глаза или проломить лобковую кость.
Когда мне Джавда передал это, я глаза вытаращил. Он вышел на «химию» вперед меня и устроился в молодежный центр, куда можно было попасть только через КГБ, электриком. Джавда там развлекался и мог таскать туда кого угодно.
— Чем вы занимались после того, как освободились?
— Жил, любил женщин. Очень многих. Дети рождались, воспитывал.
— Бизнесом занимались? Или где-то работали?
— Помогал некоторым серьезным бизнесменам. Например, люди Барбариуша поехали в Якутию, у них начались проблемы. Я позвонил, и проблемы закончились, отпустили алмазы по хорошей цене…
