Футуролог Кевин Келли о том, почему медленное развитие технологий редактирования генома предпочтительнее. Его мнение опубликовала «Идеономика»:
Ни вы, ни я не выбирали унаследованные гены. Наш облик был предопределен. Я не имел права голоса ни в отношении аллергии, ни в отношении маленького роста, лысины, глухоты, склонности к оптимизму, голубых глаз и пристрастия к шоколаду. Мои родители также не имели выбора в отношении моей генетики, если не брать в расчет само решение завести ребенка. Генетический набор достался мне случайно, и поэтому я принимаю его как данность. Как и все поколения до меня. Мы можем сжимать кулаки и гневаться на богов за свой жребий (что, я вероятно бы и делал, если бы у меня был серьезный генетический дефект), но мы не имеем права злиться на предков. Каждый человек унаследовал по крайней мере одно смертельное генетическое заболевание. Оно есть у каждого и называется «смерть от старости».
Можно либо принять прихоти случайного набора черт в нашем бренном теле как лучшее, что нам могло достаться, либо прибегнуть к научному методу и попытаться добиться большего, выбирая гены и черты. Однако задолго до того, как генетическое программирование станет обычным явлением для людей, оно будет опробовано и усовершенствовано на животных. Экономика животноводства огромна и, вероятно, на начальном этапе превышает рынок генной инженерии для человека. Поэтому, пока метод редактирования генома CRISPR и ему подобные не будут использоваться в животноводстве на регулярной основе, чтобы отработать все нюансы, они вряд ли будут применяться к людям.
Один из принципов селекции животных заключается в том, что нельзя одни элементы просто вычеркнуть из списка, а другие добавить в организм. Это так не работает. Даже принцип генетической последовательности не означает, что вы получите набор признаков или определенные характеристики. Большинство признаков генерируется не одним геном, а целым комплексом. Что еще важнее, даже черты, обусловленные одним геном, модифицируются, смещаются, изменяются или вытесняются действием других генов. Эта сложность является вызовом для науки.
Допустим, я составляю список всех генов или черт, которые хотел бы видеть у своих детей. Высокий уровень интеллекта, способность пробежать марафон, отсутствие страха высоты, склонность к риску, экстравертность, сострадательность, фотографическая память, эмпатия, высокий рост, стройное тело, звучный голос, легкий характер, отсутствие аллергии, математические способности, умение хорошо слушать. Таких детей все хотели бы.
Проблема в том, что белки, необходимые для осуществления каждого из этих процессов, могут конфликтовать друг с другом. Генетические белки, необходимые для склонности к риску, могут быть препятствием тому, чтобы ребенок стал хорошим слушателем. Повышение IQ может стоить снижения чего-то другого, например, эмпатии. Существует генетический компромисс, который заключается в том, что вы не можете оптимизировать все характеристики. Другими словами, у каждой врожденной особенности есть генетическая цена. Дело в том, что гены не могут сделать все. Они сильно ограничивают друг друга. Это все равно что пытаться сконструировать машину: невозможно вывести все ее характеристики на максимальное значение. Она не может быть самой быстрой, самой легкой, самой мощной и самой дешевой одновременно. В чем-то придется идти на компромисс. Производительность, надежность, скорость, стоимость — все эти характеристики должны быть сбалансированы друг с другом. Гены и характерные черты действуют в похожем режиме. Получение выгоды всегда связано с затратами, бесплатных завтраков в этой сфере нет.
Однако есть генетические заболевания, настолько ужасные, что люди, которые опасаются, что они могут проявиться у ребенка, готовы заплатить любую генетическую цену, лишь бы исключить такую возможность. Скорее всего, это будут первые виды генной инженерии, которые мы применим к детям.
С научно-технической точки зрения мы еще долго не сможем вставлять или удалять гены по своему усмотрению для следующего поколения. Это все еще далекая мечта. В настоящее время наиболее близким к этой цели методом является отбор эмбрионов. С помощью ЭКО получают множество эмбрионов, проводят генетический анализ, а затем, основываясь на полученных результатах, выбирают эмбрионы с самыми высокими или самыми низкими показателями по определенным признакам. Несколько компаний уже предлагают эту услугу парам, и уже есть дети, родившиеся в результате процесса.
Как легко догадаться, это очень сложно. Во-первых, у нас не так много научных доказательств генетической связи с определенными чертами, поэтому список того, что мы можем выбрать, невелик. Во-вторых, все эмбрионы — это братья и сестры, поэтому разброс характеристик между ними не так уж велик, может составить всего несколько процентов. И наконец, мы не имеем ни малейшего представления о компромиссах между наличием желательных и отсутствием нежелательных признаков.
В дополнение к списку желательных генетических признаков необходим список генетических «затрат». И ко всему, для каждого нежелательного признака или гена, от которого мы хотим избавиться, мы должны знать, каковы соответствующие генетические затраты на его устранение. А когда мы знаем о непредвиденных последствиях и естественных компромиссах между признаками, это знание значительно усложняет выбор характеристик. Некоторые родители решат положиться на случайность (или природу) и не станут делать такой выбор. Другие будут ждать, пока мы не получим гораздо больше информации о том, какова генетическая цена популярных желательных характеристик.
Мы можем ускорить получение этих знаний, занимаясь селекцией животных и применяя методы компьютерного моделирования генетики и модели искусственного интеллекта. Это углубит понимание экспрессии генов. Но настоящим (и единственным, для многих родителей) доказательством будет то, что произойдет, когда отобранные эмбрионы вырастут до взрослого человека, а это очень медленный процесс, ускорить который невозможно.
Для следующих поколений замена случайного выбора осознанным будет неизбежным благом. Но генетический выбор будет медленно продвигаться вперед из-за научных сложностей, нашего медленного процесса взросления и нежелания родителей чувствовать ответственность за генетические последствия. Все это будет препятствием, в дополнение к ожидаемому сопротивлению общества всему, что хоть отдаленно напоминает евгенику или является совершенно новым.
Медленный темп хорош для генетического выбора. Он дает время оценить эксперименты, углубить понимание, разработать лучшие инструменты и осознать ответственность перед будущими поколениями.
