Дискуссия, организованная на днях в Алматы ИМЭП при Фонде первого президента, развеяла многие мифы о китайской угрозе в странах Центральной Азии (ЦА), пишет Forbes.kz.
Взять, к примеру, миф об экспансионистских намерениях Китая.
Парвиз Мухаммадзода, замдиректора Центра стратегических исследований при президенте Республики Таджикистан, считает, что причина инвестиционной активности Китая в ЦА — это отсталость северо-западных провинций страны и прежде всего Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР). По его мнению, «для стран региона имеет огромное значение формат китайских инвестиций — малый процент и большой срок возврата, а инвестиции позволяют Китаю уверенно и спокойно чувствовать себя в регионе». Доля китайских вложений в ВВП центральноазиатских республик невелика, при этом их бурное развитие вселяет надежду на возврат денег.
Аналитик предложил подумать над вопросами, есть ли реальная альтернатива китайским инвестициям в странах региона и какие политические риски для региона несет сокращение вложений? На его взгляд, Китай еще долгое время будет продолжать влиять на жизнь региона, особенно на ситуацию в Таджикистане, «для которого жизненно важно выстраивание отношений со странами региона».
Еще один миф – о «долговой ловушке», расставленной Китаем. За него взялся главный научный сотрудник КИСИ при президенте РК Вячеслав Додонов. Он привел данные, согласно которым со времени объявления об инициативе «Один пояс, один путь» (2013) товарооборот Казахстана с Китаем значительно снизился — с $14 до $6 млрд (в 2018).
— Наш внешнеторговый оборот зависим от цен на нефть, составляющей 80% экспорта. И это снижение идет в русле общих трендов торговой ситуации в Казахстане. Не только объемы, но и доля снижается — в основном за счет экспорта, с 18 до 11,4%, тогда как импорт из Китая остается примерно одинаковым на протяжении 6 лет — около 28%, — отметил Додонов. – Хотя по данным китайской стороны они экспортируют в два раза больше, но тенденции те же самые: снижение объемов и доли Казахстана во внешней торговле Китая. Несмотря на прогресс в реализации инициативы «Один пояс, один путь», мы видим не рост, а обратную тенденцию.
Снижение доли китайских инвестиций в Казахстан, спровоцированное падением нефтяных цен, за те же годы составило 2,7% — с 9,3 до 6,9%. Такая же картина и с внешним долгом перед Китаем, составлявшим в 2013 $16 млрд, а в 2018 — $12 млрд. Доля Казахстана для КНР как получателя инвестиций за то же время уменьшилась с 1% до 0,36% — почти в три раза.
— У нас проблема — не китайские инвестиции, а мировые цены на нефть. Для нас не Китай главная проблема, а наша сырьевая зависимость, — сделал вывод эксперт.
Мир, дружба, сельское хозяйство
Узбекистан пока накопил только $8 млрд китайских инвестиций, но планы у страны грандиозные, рассказал Бахромжон Сотиболдиев, руководитель отдела Института стратегических и межрегиональных исследований при президенте Республики Узбекистан. Сейчас в стране 1121 предприятие с участием китайской стороны, из них 334 открыто в прошлом году. Прежде всего Ташкент заинтересован в максимальном раскрытии своего транспортного потенциала, дающего новые рабочие места, развивающего торговлю и инфраструктуру. Стратегическое значение имеет, например, строящаяся железная дорога Мазари-Шариф — Кабул — Пешавар, подчеркнул спикер. Общие транспортные пути будут способствовать диалогу между странами ЦА и завершению многолетнего противостояния в Афганистане.
— Когда будут созданы условия для консенсуса по афганской проблеме, все быстро поймут, что мир и торговля, в отличие от войны, приносят хорошую прибыль, — оптимистично заявил эксперт.
Острая проблема для Узбекистана – деградация почв, дефицит воды и устаревшие подходы в аграрном секторе. Правительство нацелено на умное сельское хозяйство, внедрение современных технологий для сбережения водных ресурсов и т. д., поэтому китайские наработки, особенно технологии центра аграрных инноваций провинции Шэньси, крайне востребованы. Узбекистан возлагает большие надежды на создание научных кластеров и технопарков, внедрение передовых методов подготовки кадров, организацию стажировок на продвинутых китайских предприятиях для роста качества человеческого капитала. Было сказано и о развитии туристического обмена: Узбекистан намерен открыть центр туризма ОПОП в Самарканде.
— 60 стран – участников ОПОП — это крупнейшие поставщики туристов, на долю Китая приходится 20% средств, потраченных всеми иностранными туристами в мире, это более $250 млрд, — с энтузиазмом закончил свою речь докладчик.
Сами виноваты
Гораздо более осторожной оказалась позиция Акимжана Арупова, директора Института мировой экономики и международных отношений. По его мнению, цель Экономического пояса шелкового пути (ЭПШП) — распространение экономического влияния Китая вдоль наземного транспортного коридора, включающего Южную Азию, ЦА, Россию, Восточную Европу, Ближний Восток и ЕС. Он считает отсутствие конкретики со стороны Китая по наполнению инициативы ОПОП намеренной: страны-участники не могут просчитать объем инвестиций, их эффективность, результаты и пр.
Акимжан Арупов
— Китай использует так называемую концепцию жемчужной цепи, предполагающую расширение стратегических границ государства за его географические пределы, — предупредил спикер. — Все китайские инвестиции связанные, предполагающие использование китайской рабочей силы, китайских технологий, и еще вопрос, в какой степени они безопасны.
Арупов также обратил внимание на манеру Китая делать упор на двусторонние связи, несмотря на объявление глобальных инициатив. По мнению эксперта, это говорит об использовании принципа «разделяй и властвуй»: Китай стремится не допустить альянсов тех или иных стран для защиты их интересов во взаимодействии с КНР. А выдача кредитов странам, которые не могут их погасить, ведет к инвестиционному колониализму.
Каково значение ЦА для Китая? Это стратегический тыл, источник ресурсов и рынок сбыта, а также возможный плацдарм для использования избыточных производственных мощностей. Каково значение Китая для ЦА? Китай стал главный импортером в трех странах региона из пяти: Кыргызстане (56%), Таджикистане (41%), Узбекистане (20%). Для Таджикистана КНР – монопольный покупатель газа, от которого зависит экономика всей страны. В Казахстане китайские инвестиции занимают всего 9-10%, но эти инвестиции сконцентрированы в стратегически важных отраслях — нефтегазовой, горнорудной, аграрной, телекоммуникации, транспорт — там их по 30-40%. При этом дешевые китайские товары не дают развивать собственную обрабатывающую промышленность, добавил эксперт, вспомнив о печальной судьбе Алматинского хлопчато-бумажного комбината.
Выход, по мнению, Арупова – в самостоятельности.
— Регион, насчитывающий 71,3 млн населения, имеет объективную основу для экономической интеграции, — уверен он. – Необходим четкий экономический расчет и общественная экспертиза проектов, при этом сейчас даже экспертное сообщество не обладает информацией. Нужна конкурентность инвестиций, борьба с коррупцией и повышение экологических требований.
Как примеры явных ошибок в привлечении инвестиций Арупов назвал печально известный проект и Astana LRT и строительство за $50 млн завода по производству сухого верблюжьего молока, для которого, как оказалось, нужны были невероятные 50 млн верблюдов.
Во время развернувшейся после докладов дискуссии Бахромджон Сатиболдиев подчеркнул, что Узбекистана, в отличие от Казахстана, старается вкладывать китайские инвестиции не в добычу сырья, а в выпуск готовой продукции, строительство жилья и культурных объектов.
— Мы стремимся отказаться от экспорта хлопковолокна и экспортировать только текстильную продукцию, — отметил он.
Что касается разработки газовых месторождений, то Узбекистану в одиночку, без инвестиций и технологий, с ним не справиться: газ залегает очень глубоко, до 4 тыс. метров. При этом опять-таки на экспорт идет не сырой, а товарный или переработанный газ.
О рисках говорил и политолог Айдар Амребаев, но опять же эти риски создает не Китай, а политика казахстанских властей, на совести которых непрозрачность и неподконтрольность притока китайских денег, недостоверность статистики (по данным КНР, в Казахстан вложено не $12 млн, а $50 млн инвестиций) и излишне доверительное отношение к внедрению информационных технологий, в том числе 5G.
Деньги или танки
Вторая сессия конференция проходила формате Chatham House, то есть участникам можно использовать полученную информацию, не разглашая данные того, кто ее предоставил. Темой было «Стратегическое сотрудничество стран ЦА с Китаем сквозь призму региональной безопасности». Участники, согласившись с тем, что Китай самодостаточная держава в плане обороны и нацбезопасности, обсуждали вопрос, начал ли Китай трансформировать свои экономические амбиции в военно-политическую плоскость?
Вообще заинтересованность в экономических проектах и так основана на интересе к обеспечению безопасности, считают участники обсуждения.
Если до 2001 года Китай был крайне пассивен в регионе ЦА, считая его нестабильным, то после того как в ЦА появились американские военные базы, в Китае поняли, что регион может стать точкой у западных границ, где будет развиваться влияние США. Но сразу власти КНР не могли предложить свою военную помощь, поэтому «зашли с козыря» — с экономики. Тем не менее с недавних пор КНР развивает и военную сферы, например в августе прошли совместные китайско-таджикские учения в Горно-Бадахшанской автономной области; китайские военные, вместе с другими 6 странами, участвуют в учениях «Центр-2019».
Несколько стран закупили в Китае военные беспилотники и самолеты, танки и зенитно-ракетные комплексы, но все в небольшом количестве. Гораздо больше у Китая больше перспектив для поставок электроники: интеллектуальных системы безопасности, камер с выявлением алгоритмов поведения, телекоммуникационного оборудования и т.д.
Эксперты видят в происходящем противостояние между Китаем и Соединенными Штатами — лидерами «коллективного Запада», в том числе Европы, где основная проблема — безопасность, в том числе технологическая, отражением чего является история с Huawei. Центральная Азия в плане безопасности для Китая интересна только тем, что она прилегает к проблемному СУАР. Но жителям стран ЦА, у которых Китай «под боком», тем не менее кажется, что он скоро заполонит все сферы.
Синофобия в силу широкой распространения становится серьезным фактором внутриполитической стабильности, отметил один из спикеров, несмотря на то что многие страхи основаны на фейковой информации. Взять, к примеру, пресловутый перенос 55 китайских заводов в Казахстан. Сколько бы ни говорили, что речь идет о новых проектах, выбранных причем местными акиматами, у людей такая картинка в голове: выкопают завод, перенесут вместе с китайцами и поставят посреди города, отнимут рабочие места, ничего от окружающей среды не оставят. Инвестиции идут на снижение, а в общественном сознании — все наоборот.
В связи с этим власти государств ЦА не видят и в среднесрочной перспективе не будут видеть Китай в вопросах нацбезопасности, в первую очередь опасаясь синофобии: первый же китаец в военной форме вызовет протесты, сделал вывод спикер. Китай же будет пытаться всеми силами переломить эту тенденцию и усилить свою безопасность.
Как свидетельствовали несколько участников, китайцы остро реагируют на проявления синофобии в Казахстане и Кыргызстане, в том числе расширяя сотрудничество с Узбекистаном и Таджикистаном. При этом альтернативы многим китайским проектам нет.
Кроме того, как отметили эксперты, «Китай очень недавно стал богатым», у него нет опыта давать кредиты, внутри страны зреет беспокойство за судьбу инвестиций. Китайцы боятся негативного опыта Советского Союза, который раздавал деньги всем, кто обещал построить социализм, и в итоге потерпел крах. Председателя КНР Си Цзиньпина, чьим проектом считается ОПОП, часто упрекают, что раздача денег укрепляет только его личный имидж, а не экономику страны.
Главное, подчеркнули участники обсуждения, что проекты, в которые инвестирует КНР, выбирают сами страны-реципиенты, и ответственность за успехи или провалы лежит не на Китае, а на правительствах этих стран.
