В отопительный сезон Казахстан вошел очень жестко. За месяц произошло сразу несколько аварий в энергетике. В начале месяца были остановлены четыре из шести котлов ТЭЦ в Риддере. Без тепла остались более 20 тысяч человек.
В ночь на 27 ноября прорвало трубу тепловых сетей в Экибастузе. А на городской ТЭЦ были остановлены котлы. Более 150 многоквартирных домов и десятки социальных объектов остались без отопления.
Что происходит с энергетикой Казахстана? Об этом «Каравану» рассказал заслуженный энергетик РК Жакып Хайрушев.
— Почему нашу страну захлестнула серия аварий в энергетике? Мы ведь только зашли в отопительный сезон.
— Во-первых, конечно, из-за высокого износа оборудования. Во-вторых, из-за отсутствия должного контроля со стороны государства. Горсорганы не могут в полном объеме контролировать потому, что они сами этот контроль и убрали в погоне за некими рейтингами. Якобы контролирующие органы кошмарят бизнес. Но, извините меня, когда бизнес связан с жизнедеятельностью человека, нужен жесткий контроль. И ничего придумывать не надо. В Министерстве энергетики был комитет по госэнергонадзору. Он всегда следил за деятельностью энергопредприятий. И он не должен был эти аварии видеть постфактум. Он должен был их предупреждать. Он должен был заходить на любую станцию, на любой объект и проводить диагноз: где и что может произойти. А у нас он увидел, что труба упала, и пришел на станцию.
На станциях есть специфические приборы – самописцы. По ним видно было, что точка росы в теле трубы повышенная. Проще говоря, она была мокрой. Некоторые эксплуатанты отключают такую защиту в погоне за прибылью. Но инспекторы энергонадзора этого не видят. Если бы инспектор приходил на Петропавловскую ТЭЦ до трагедии, он бы увидел, что защита выключена. Тогда он как минимум выписал бы предписание. И не дал был работать станции в таком режиме. А если он не исполняет, то инспектор пишет представление в генпрокуратуру. У нас так теперь не делается. В регионе должно работать не 5 инспекторов, а 15. Тогда бы они распределили усилия по разным объектам и начинали свой рабочий день не в кабинете, а на объекте.
Что произошло конкретно в Петропавловске: на ТЭЦ оборудование устаревшее, котлы часто останавливались, их быстро подшаманят и включают. Для растопки котла применяют мазут. А это же жидкое топливо, в котором может быть влага. Регулярно использовали мазут – влага регулярно попадала в трубу.
— В 2023 году правительство намерено возобновить программу «Тарифы в обмен на инвестиции». А каковы были итоги первой программы?
— Для себя я называю ее «Тарифы в обмен на инвестиции 1.0». Прекрасная программа была. Были введены достаточные мощности. Что-то около 3-5 ГВт было реконструировано. Построены новые объекты мощностью 1,5 ГВт. Другое дело, что после их ввода прошло 8-10 лет. Это оборудование новее не стало.
Та программа была проведена в условиях профицита энергии. К 2022 году оборудование обветшало. Его же надо постоянно поддерживать. А что, думали, что в 2016 году установится другая программа предельных тарифов и на этом оборудование будет стоять вечно? И сегодня мы имеет то, что имеем.
И третье: в каждом городе по 30-40 порывов, и все плохо. Поверьте, мне на слово, такие локальные аварии происходят каждый год и в каждом городе. Просто изменилось отношение к энергетике. К энергетике стали относиться более пристально. После кантара президент сказал, что у нас много олигополии, что очень много богатых людей, которые контролируют 80 процентов экономики. В то числе объекты энергетики.
— Как вы оцениваете состояние энергосистемы страны сегодня в целом?
— Общее состояние – удовлетворительное. Но энергосистема энергосистеме рознь. Объекты национального значения находятся в хорошем состоянии. Например, сети KEGOC. У них есть средства на модернизацию, на ремонт, на хорошую заработную плату работникам, их обучение и переквалификацию.
В региональной энергетике годами шла деградация как оборудования, так и кадрового состава. Сегодня я между строк читаю, что на Экибастузской ТЭЦ дефицит кадров был почти 200 человек. Некому было в обходы ходить и проверять утечки. Кто будет работать на ТЭЦ, если у тебя в городе такие объекты, как ГРЭС-1, ГРЭС-2, несколько угольных разрезов, где зарплаты в несколько раз выше, чем на ТЭЦ? И хорошие специалисты переходили туда. А на городской ТЭЦ оставались низкоквалифицированные работники, которые могли не увидеть проблему.
Точно такая же ситуация сложилась в Риддере. Там четко сказали, что им не хватает людей. В ВКО рядом работает «Казцинк». И лучше, наверное, устроиться туда.
Когда я работал в Шымкенте на ТЭЦ, мы сталкивались с такой же проблемой. Через забор там стоит ШНОС. Предприятие с высокой заработной платой. Я просто чудом удерживал работников от перехода на НПЗ. Я даже договорился с акиматом, переговорили с руководителями ШНОС, и мы подписали меморандум о том, чтобы они наших работников не забирали. А на дверях у них висело объявление: «Принимаем на работу электриков. Бывшие работники ТЭЦ принимаются без собеседования». Потому что в энергетике жесткие правила функционирования и эксплуатации оборудования. Человек, пришедший с улицы, должен пройти очень жесткий отбор по знаниям требований, инструкций и правил.
— Сколько сегодня получает рядовой специалист в энергетике?
— За всех сказать не могу. Зарплата сильно разнится по регионам. В 2020 году я работал в Западно-Казахстанской РЭК. Молодой специалист без опыта приходил к нам на 40 тысяч тенге. Человек с опытом мог получать максимум 150 тысяч тенге. А недалеко от Уральска есть город Аксай. И наши работники через пару месяцев работы сбегали туда, на Карачаганак.
Мы тогда поднимали вопрос, что надо поднять зарплату работников энергетики хотя бы до уровня средней оплаты в регионе. Не получилось.
На ГРЭС-1 в Экибастузе зарплата, думаю, в размере 300-400 тысяч. На ТЭЦ в разы меньше. Почему я так думаю? В составе ТЭЦ Экибастуза есть тепловые сети, которые регулируются комитетом по регулированию естественных монополий (КРЕМ). Они, к сожалению, занижают тарифы почти в два раза. Соответственно, уровень зарплаты был низкий.
— Я, как потребитель, не увидел особого роста цен на электроэнергию. Хотя все боялись, что тарифы ударят по карману.
— Простые потребители особо не заметили, что на энергетику были выделены большие деньги. Но ни один человек не вышел на улицу и не потребовал снизить тарифы. Были применены механизмы сглаживания. Для населения тариф вырос на 10-20 процентов, почти незаметно. Но появилась другая беда: дифференцированный тариф для бюджетных организаций вырос в 2-3 раза, для промышленных предприятий в два раза. Это сильно ударило по отрасли.
Электроэнергию потребителям продают энергоснабжающие организации (ЭСО). Есть регулируемые и нерегулируемые ЭСО. Для ЭСО, работающих с населением, был зафиксирован предельный тариф. И они не могли участвовать в поставках электроэнергии для бюджетных организаций, так как нерегулируемые ЭСО могли спокойно снижать тариф. Условно они снижали тариф на 1-2 тенге и выходили победителями конкурсов. Произошел перекос в доходах, из-за этого регулируемые ЭСО не могли оплачивать услуги производителей и энергопередающих организаций. Те в свою очередь не могли в полном объеме производить ремонты, так как у них не хватало денег. Ремонт если и делали, то только тот, на который хватало денег.
У каждого оборудования есть свои нормативные сроки между ремонтами. Но если денег нет, то его не ремонтируют, а просто красят.
— После аварии на Экибастузской ТЭЦ АО «Центрально-Азиатская топливно-энергетическая компания», которому принадлежит станция, предложило вернуть ТЭЦ государству за один тенге. Как вы считаете, надо ли возвращать другие энергообъекты в коммунальную собственность?
— Люди сейчас говорят, что надо все забрать у олигархов и вернуть в государственную собственность. На самом деле нет разницы, кому они принадлежат. Котлы Уральской ТЭЦ, принадлежащей городу, изношены на 80 процентов, так же, как и котлы коммунальных станций в Кентау, Кызылорде, Таразе и частная в Степногорске. Поэтому не важно, кому принадлежит эта собственность.
Но у нас бюджет не резиновый. Акиматам лучше на эти деньги построить социальные объекты, чем строить и ремонтировать ТЭЦ и тепловые сети.
Должны быть созданы условия для прихода инвестиций. Когда условный инвестор приходит, он должен точно знать, когда он сможет отбить свои деньги. Но сегодняшний уровень тарифа не позволяет отбить даже за 10 лет. Но он еще не уверен, что завтра у него не заберут этот объект.
В отрасли нет повального рейдерства. Но достаточно одного случая нарушения условий контракта, и любой инвестор сделает себе зарубку, чтобы обезопасить свои деньги. Акимат может потребовать от управляющей компании вложить в ТЭЦ или РЭК дополнительные средства, на что получит разумный ответ, что такого в контракте нет. Что сделает аким после этого?
У акимата свои цели. У Министерства энергетики свои. У Министерства национальной экономики третьи. А если это будет находиться в одном регуляторе, тогда будет одна цель. И, преследуя эту одну цель, он будет регулировать отрасль. Не важно, это тепловые сети, электрические сети или генерация.
— Вы выступаете за реформу в энергетике?
— Конечно. Все решения по реформированию отрасли были озвучены еще в сентябре на Совете отечественных предпринимателей при премьер-министре. Эти предложения проработаны со всеми участниками рынка электроэнергетики. В случае принятия этих предложений многих проблем в будущем можно будет избежать.
Первое: Нужен единый государственный регулятор в одном лице, чтобы инвестор приходил в один государственный орган, а не бегал по 3-4 организациям.
Второе: исполнение экологических мероприятий в рамках Экологического кодекса. Средний возраст наших электростанций – 60 лет. И сейчас жесткие экологические требования, которые Министерство экологии хочет применить к станциям, по меньшей мере несправедливы. Их исполнение потребует вложить десятки миллиардов тенге. Мы не знаем, какая из этих станций будет выведена из строя. Большей часть они уже устарели и, скорее всего, из общего баланса будут выведены. Поэтому к этим станциям надо применять индивидуальный подход.
Строишь новую станцию – пожалуйста, применяй все возможные нормы и требования, чтобы нас не наказали по линии Евросоюза. Но если станция будет закрыта через пять лет, а мы вложим в нее 20 млрд тенге – это будут просто деньги на ветер. Это нерационально. Поэтому мы говорим: дайте нам переходный период, чтобы эти станции могли исполнить минимальные экологические требования, но и могли бы быть завтра закрыты. Потому, что они все угольные.
Скорее всего так уйдет Экибастузская ТЭЦ. Хотя там, кроме угля, ничего нет. Но если там будут строить новую ТЭЦ, к ней будут применены очень строгие экологические требования по очистке уходящих газов.
Третье: применение льготного финансирования для объектов энергетики. Ни наши банки, ни зарубежные энергетику не кредитуют. Поэтому надо создавать кредитную линию через Байтерек или БРК, и не под 25-35 процентов, а хотя бы под 5 процентов.
Именно по этому вопросу мы не нашли поддержку ни у Минфина, ни у правительства в целом. Кроме Министерства энергетики.
Четвертое: использование механизма рынка мощности для вспомогательного оборудования.
Мы хотим, чтобы для модернизации могло использоваться и вспомогательное оборудование, такое как золоотвалы, дымовые трубы, насосы, трубопроводы. Этого у нас сейчас нет.
Пятое: мы просим правительство изменить тарифообразование в области теплоснабжения. ТЭЦ дают два товара – тепловую и электрическую энергию. Электрическую энергию регулирует Министерство энергетики, тепловую – КРЕМ Минэкономики. Это два неразрывных вида энергии, поэтому ТЭЦ, как правило, стоят.
Шестое: обеспечить надежное энергоснабжение Мангыстауской области. Только из-за постоянных отключений наши нефтяные компании в этом году потеряли 23 млрд тенге. Это, фактически наши бюджетные деньги.
Седьмое: создать условия для переезда машиностроительных заводов, которые уходят из России, в Казахстан. Schlumberger, Siemens, Bosh, Schneider Electric могут не только перенести к нам свое производство, но и поднять уровень нашего машиностроения.
Затем разработать систему адресного целевого субсидирования социально уязвимых слоев населения. Может быть через социальный кошелек. Есть проблемы с кадровым дефицитом в энергетической отрасли. Один из важных вопросов: надо вернуть энергетическую экспертизу перед подключением электроустановок потребителей.
— Министр энергетики Болат Акчулаков сказал, что для обновления всей энергетической системы страны необходимо около 500 миллиардов тенге. сколько, по-вашему, надо отрасли, чтобы восстановить нормальную работу?
— Надо 1,2 триллиона тенге. Но не только из средств бюджета. Энергетика может обеспечить себя инвестициями. Надо только дать ей такую возможность.
Инвестиции нужны внутренние и внешние. Но когда мы говорим о программе «Тарифы в обмен на инвестиции», надо помнить, что Президент отметил: мы дадим вам тариф, но столько же денег должен положить инвестор. Поэтому собственники Экибастузской ТЭЦ посчитали свои возможности и предложили продать ТЭЦ государству.
— Как вы считаете, в Казахстане есть города, которым бы не грозила авария на энергетических предприятиях?
— Нет такого. Это железо. В Казахстане нет ни одного объекта, у которого был бы нулевой износ. За 30 лет не построено ни одной ТЭЦ.
— Какой тариф на тепло и энергию должен быть, чтобы таких аварий в Казахстане не было?
— Справедливый. В 2020 году Западно-Казахстанская РЭК вышла с новым предельным тарифом на передачу электрической энергии на 2021-25 годы. Старый тариф был 5,25 тенге. Мы посчитали на 11 тенге. То есть с ростом в два раза. Это был бы справедливый тариф. Нам его не подтвердили. Подняли на 0,5 тенге. И так по всей энергетике.
Сегодня тариф стал более политическим вопросом, чем экономическим. Перед выборами к нам обращаются не поднимать тарифы. Потом перед госмероприятиями. Никто не считает экономику и влияние этих цифр на состояние предприятий. Поэтому сейчас мы имеем то, что имеем.
